Нибур, Рейнгольд

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Нибур Рейнхольд»)
Перейти к: навигация, поиск
Ка́рл Па́уль Ре́йнхольд Ни́бур
нем. Karl Paul Reinhold Niebuhr
Дата рождения:

21 июня 1892(1892-06-21)

Место рождения:

Райт Сити (англ.), Уоррен, США

Дата смерти:

1 июля 1971(1971-07-01) (79 лет)

Место смерти:

Стокбридж (англ.), США

Научная сфера:

теология

Место работы:

Нью-Йоркская объединённая теологическая семинария

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Эльмхёрстский колледж (англ.),
Иденская теологическая семинария (англ.),
Йельская богословская школа (англ.)

Награды и премии:

Ка́рл Па́уль Ре́йнхольд Ни́бур (нем. Karl Paul Reinhold Niebuhr; Райт Сити (англ.), Уоррен, США; 21 июня 18921 июля 1971; Стокбридж (англ.), США) — американский протестантский теолог немецкого происхождения.





Биография

Родился в США в семье немецких эмигрантов, принадлежащих деноминации Евангелический Синод Северной Америки (ныне Объединённая Церковь Христа). В 1902 году его отец получил должность пастора в Иллинойсе, куда он перевёз свою семью. В 1915 году Рейнгольд сам защитил магистрскую диссертацию по теологии и стал пастором небольшой немецкой общины в Детройте. В 1919 году он отказался от немецкого языка в богослужении и довёл число своих прихожан до 700. В 1923 году он впервые посетил Европу. В 1928 году он переехал в Нью-Йорк, где стал профессором теологии в местной Семинарии. Его учеником был Бонхёффер. В 1931 году 39-летний Нибур женился на 24-летней студентке Урсуле. С 1941 по 1966 год Нибур издавал журнал "Христианство и кризис". С 1956 и до своей отставки в 1960 был вице-президентом Нью-Йоркской теологической семинарии.

Развивал идеи христианского социализма, справедливой войны (участие США во Второй мировой войне), являлся активистом экуменического движения и приветствовал создание государства Израиль.

Молитва о душевном покое

Пожалуй, наиболее известным произведением Нибура является «Молитва о душевном покое»:

God, give us grace to accept with serenity
the things that cannot be changed,
Courage to change the things
which should be changed,
and the Wisdom to distinguish
the one from the other.
Living one day at a time,
Enjoying one moment at a time,
Accepting hardship as a pathway to peace,
Taking, as Jesus did,
This sinful world as it is,
Not as I would have it,
Trusting that You will make all things right,
If I surrender to Your will,
So that I may be reasonably happy in this life,
And supremely happy with You forever in the next.
Amen.

В переводе на русский:

Боже, даруй нам милость: принимать с безмятежностью
то, что не может быть изменено,
Мужество — изменять то,
что до́лжно,
И Мудрость — отличать
одно от другого.
Проживая каждый день с полной отдачей;
Радуясь каждому мгновению;
Принимая трудности как путь, ведущий к покою,
Принимая, подобно тому как Иисус принимал,
Этот греховный мир таким, каков он есть,
А не таким, каким я хотел бы его видеть,
Веря, что Ты устроишь всё наилучшим образом,
Если я препоручу себя Твоей воле:
Так я смогу приобрести, в разумных пределах, счастье в сей жизни,
И превосходящее счастье с Тобою на вечные веки — в жизни грядущей.
Аминь.

Сочинения

  • Нравственный человек и безнравственное общество (1932)
  • Природа и судьба человека (1943)
  • [www.rodon.org/relig-081226130629 Христианство и война]

Напишите отзыв о статье "Нибур, Рейнгольд"

Ссылки

  • [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000197/st058.shtml Рейнгольд Нибур]

Отрывок, характеризующий Нибур, Рейнгольд

– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.