Нидерландская колонизация Америки

Голландские торговые посты и плантации в Америке предшествовали началу более известной колонизационной деятельности голландцев в Азии. Если первый голландский форт в Азии был построен в 1600 году (на территории современной Индонезии), то первые форты и поселения на реке Эссекибо в Гайане и на Амазонке датируются 1590-ми годами. Фактическая колонизация с образованием поселений голландцев на новых землях была не такой частой, как у других европейских народов. Многие голландские поселения до конца XVI века были потеряны или брошены, хотя Нидерландам удалось сохранять Суринам, пока тот не получил независимость в 1975 году, а также Нидерландские Антильские острова, которые остаются в составе Королевства Нидерландов и поныне, разделённые на шесть различных колоний.

Северная Америка

Карибы

Нидерландские Антильские острова

Голландская колонизация островов Карибского бассейна началась в 1620-х годах с островов Санта-Крус и Тобаго (1628), а затем в 1631 году были основаны поселения на островах Тортуга и Синт-Маартин (Сен-Мартен). Когда голландцы потеряли Синт-Маартин (и Ангилью, где они вскоре после прибытия на Синт-Маартин построили форт) в пользу испанцев, они поселились на Кюрасао и Синт-Эстатиусе. В 1648 году они вернули власть над половиной Синт-Маартина и с тех пор разделяли остров с Францией. Граница между двумя частями острова периодически менялась, пока в 1816 году не стала постоянной.

Некоторые острова голландцы захватили и укрепили, чтобы защищаться от испанских приступов во время Голландской войны за независимость от Испании и ради древесины и соли:

• Синт-Маартин в 1618 году
• Бонайре в 1634 году
• Кюрасао в 1634 году
• Синт-Эстатиус в 1636 году
• Арубу в 1637 году
• Сабу в 1640 году
• Тортола, Верджин-Горда, Йост-ван-Дейк в 1640-х.

К середине XIX века нынешний венесуэльский остров Авес из архипелага Авес, архипелаг Лос-Рокес и остров Орчила принадлежали Голландской Вест-Индии.

Нидерландские Антильские острова остались владением Нидерландов. В 1954 году им было предоставлено самоуправление. В 1986 году Аруба, особняком от других островов, получила автономию. 10 октября 2012 года Нидерландские Антилы прекратили своё существование: Кюрасао и Синт-Маартин стали самоуправляемыми государствами со значительной автономией (status aparte) в составе Королевства Нидерландов, в то время как Бонайре, Саба и Синт-Эстатиус получили статус специальных муниципалитетов Нидерландов (статус, близкий к заморским департаментам Франции).

Тобаго

Нидерланды многократно пытались колонизировать остров на протяжении XVII века. Но каждый раз их соперники из других европейских стран уничтожали их колонию. Голландские поселения на Тобаго существовали:

• 1628—1637 годы, уничтожили испанцы.
• 1654—1666 годы, завоевали британцы, уничтожили французы.
• 1672 год, уничтожили британцы.
• 1676—1677 годы, уничтожили французы.

Виргинские острова

В 1625 году, в том же году, что и британцы, голландцы основали базу на острове Санта-Крус. Впоследствии к голландцам присоединились французские протестанты, но из-за конфликта с британской колонией они покинули Санта-Крус около 1650 года. Около 1640 года голландцы основали поселение на острове Тортола и позже — на островах Анегада и Вирджин-Горда. Британцы захватили Тортолу в 1672 году, и Анегаду и Виджин-Горду в 1680 году.

Современная территория США

В 1602 году правительство Республики Соединённых провинций основало Голландскую Ост-Индскую компанию (Vereenigde Oostindische Compagnie) для исследования нового пути в Индию и провозглашения всех неизведанных земель территориями Республики Соединённых провинций. Это привело к нескольким значительным экспедициям, которые привели к созданию провинции Новые Нидерланды. В 1609 году Голландская Ост-Индская компания наняла исследователя Генри Гудзона, который при попытке найти так называемый Северо-западный проход в Индию открыл и объявил часть современных Соединённых Штатов и Канады землями компании. В надежде, что это лучший маршрут для исследования, Гудзон вошёл в Верхний Нью-Йоркский залив, поднявшись вверх по реке, которая теперь называется его именем. В 1614 году Адриен Блок на корабле «Тигр» отправился в плавание по нижнему Гудзону; впоследствии на корабле «Onrust» («Беспокойный») исследовал Ист-Ривер и стал первым европейцем, который плавал по Хеллегату (сегодня — Хеллгейт) и вошёл в пролив Лонг-Айленд. Оставив пролив, он дошёл до острова Блока, который назван в его честь. По возвращении в Нидерланды Блок составил карту своего путешествия, в которой впервые применил название «Новых Нидерландов» к району между английской Вирджинией и французском Канадой, где он впоследствии получил эксклюзивные права на торговлю от голландского правительства; также на этой карте Лонг-Айленд был впервые показан как остров.

После первых торговых экспедиций в Америку в 1615 году голландцы основали форт Нассау на острове Касл-Айленд на реке Гудзон. Поселение использовалось в основном для торговли мехом с местным населением, и позже его заменил форт Оранж (сегодня город Олбани (Нью-Йорк). Оба форта были названы в честь Оранско-Нассауской нидерландской династии.

В 1621 году была основана новая компания — Голландская Вест-Индская компания — с монопольными правами на торговлю в Америке и Западной Африке. Основной голландской факторией в Северной Америке стал Новый Амстердам. В 1623 году был основан другой форт Нассау — на реке Делавэр вблизи города Глостер, ныне штат Нью-Джерси. В 1624 году первые колонисты, большинство из которых были валлоны и рабы компании, прибыли в новую провинцию, высадились на острове Говернорс и сначала были расселены по фортам Оранж, Вильгельмус и Кивитс Гок. В 1626 году директор Голландской Вест-Индской компании Петер Минневит (нидерл. Peter Minuit) выкупил остров Манхэттен у племени ленапе и начал строительство форта Амстердам, который стал главным портом и столицей — Новым Амстердамом. Позже колония расширилась в районы Павонии, Бруклина, Бронкса и Лонг-Айленда. На реке Коннектикут в 1633 году завершили строительство форта Доброй Надежды (нидерл. Huys de Goede Hoop), ныне это территория города Хартфорд (Коннектикут). Около 1636 года англичане из Ньютауна (ныне Кембридж, штат Массачусетс) поселились на северном берегу Парк-ривер. Согласно Хартфордскому договору, граница Новых Нидерландов была передвинута к западному Коннектикута, а в 1653 году англичане захватили голландский торговый пост. В 1664 году герцог Йоркский и Олбанский (впоследствии Яков II (король Англии)) отправил экспедицию, которая высадилась в заливе Нового Амстердама, угрожая нападением. После согласования условий капитуляции и значительно проигрывая англичанам по количеству людей, генерал-губернатор Питер Стёйвесант сдался. Провинцию Новый Амстердам переименовали в Нью-Йорк (происходит от английского титула Иакова), а форт Оранж — в форт Олбани (от шотландского титула). Земли между нижним Гудзоном и Делавэром были переданы новым владельцам и названы Нью-Джерси. Потеря Новых Нидерландов привела к Второй англо-голландской войне 1665—1667 годов. Конфликт закончился подписанием Бредского соглашения о мире, согласно которому Новые Нидерланды оставались за Англией в обмен на Суринам. С 1673 до 1674 года эти земли на короткое время вновь вернулись под правление голландцев в ходе Третьей англо-голландской войны, но вернулись к Англии по Вестминстерскому соглашению. В 1674 году голландский капитан военно-морского флота Юриен Арноутц захватил ненадолго две крепости французской колонии Акадо, которые он объявил Новой Голландией. Однако назначенный им управляющий Джон Род быстро потерял контроль над территорией после того, как Арноутц поехал на Кюрасао в поисках новых поселенцев. С эффективным контролем Акадо, оставшегося в руках Франции, голландский суверенитет существовал только на бумаге, пока Нидерланды не сдали свои позиции в Нимвегенских мирных договорах.

Южная Америка

Бразилия

Начиная с 1630 года Республика Соединённых провинций контролировала большинство территорий нынешней северо-западной Бразилии. В городе Ресифи находилась штаб-квартира Голландской Вест-Индской компании. Губернатор Иоганн Мауриц приглашал артистов и учёных для продвижения миграции в новую южноамериканскую колонию. Однако в 1649 году португальцы одержали важную победу над голландцами во Второй битве при Гуарараписе. 26 января 1654 года Республика Соединённых провинций сдалась и подписала капитуляцию, вернув контроль над всеми северо-восточными бразильскими землями Португалии. После завершения Первой англо-голландской войны в мае 1654 года Республика Соединённых провинций потребовала возвращения Новых Нидерландов (Голландской Бразилии). Под угрозой оккупации Лиссабона и повторной оккупации северо-восточной Бразилии португальцы, которые уже были втянуты в войну против Испании, согласились на требование голландцев. Однако новый голландский политический лидер Иоганн де Витт считал торговлю важнее, чем количество владений, поэтому 6 августа 1661 года Новая Голландия была продана Португалии в рамках Гаагского договора.

Чили

В 1600 году голландский пират Себастьян Корд завоевал чилийский город Вальдивию. Через несколько месяцев он покинул город, и в 1642 году Голландская Ост-Индская и Вест-Индская компании отправили в Чили флот, чтобы отвоёвывать город Вальдивию и золотые прииски у испанцев. Экспедицией руководил голландский генерал Хендрик Брауэр. В 1643 году Брауэр завоевал Чилийский архипелаг и город Вальдивию. 7 августа 1643 года Брауэр умер, и руководство взял на себя его заместитель Элиас Геркманс. Вторая волна эмиграции из Нидерландов в Чили началась в 1895 году. С 1895 до 1897 года десять семей переселились из Голландии в Чили.

В начале XX века много голландцев приехали в Чили из Южной Африки, где они работали в основном на строительстве железной дороги. После англо-бурской войны, которая привела к присоединению бурских республик к Британской империи в 1902 году, чилийское правительство помогало голландцам эмигрировать в Чили.

4 мая 1903 года более двухсот голландцев на пароходе «Оропеса» отплыли из Ла-Рошель во Францию. 5 мая по железной дороге они добрались до конечного пункта назначения, города Питруфкен, который находится в 29 км к югу от административного центра области города Темуко. Другая группа голландцев прибыла вскоре после того в город Талькахуано на пароходах «Ораве» и «Орисса». Нидерландскую колонию в Донгвиле окрестили Новой Трансваальский колонией, где поселились более 500 семей, которые хотели начать новую жизнь. С 7 февраля 1907 года по 18 февраля 1909 года прибыли последние группы буров с семьями.

Ныне около 50 тысяч потомков голландцев проживают в Чили, в основном в таких городах, как Мальеко, Горбеа, Питруфкен, Фаха Майсан и Темуко.

Гайана

Голландская Вест-Индская компания в 1616 году построила форт на реке Эссекибо. Голландцы торговали с индейцами и, как в Суринаме, основывали сахарные плантации, на которых работали африканские рабы. Поскольку побережье было под контролем голландцев, англичане основывали свои плантации западнее реки Суринам. Из-за конфликтов между двумя странами контроль над регионом несколько раз переходил из рук в руки, пока в 1796 году власть над этой территорией не получили британцы. В 1814 году Нидерланды уступили Великобритании колонии Эссекибо, Демерара и Бербис.

Суринам

Европейская колония в Суринаме была основана в 1650-х годах британским губернатором Барбадоса лордом Фрэнсисом Уиллоуби. Во время Второй англо-голландской войны голландцы под предводительством Абрахама Кринсена захватили колонию. 31 июля 1667 года, согласно условиям Бредского соглашения, Нидерланды отдавали Новые Нидерланды (включая Новым Амстердамом, современный городом Нью-Йорк) в обмен на их сахарные плантации на побережье Суринама. В 1683 году Суринам был продан Голландской Вест-Индийской компании. В это время в колонии на основе труда африканских рабов развивалось сельское хозяйство. В течение Наполеоновских войн, с 1799 до 1816 года, Суринам был под контролём Британии, после их завершения снова вернулся к голландцам. В 1863 году Нидерланды отменили рабство и для продолжения развития экономики привозили рабочую силу по долговому договору с британских индийских колоний и голландских ост-индских. Внутреннее самоуправление было предоставлено в 1954 году, а в 1975 году Суринам получил полную независимость. Перспектива независимости заставила многих переехать в Нидерланды, особенно индийское меньшинство. Политическая нестабильность и экономический спад после провозглашения независимости привели к ещё большему уровню миграции в Нидерланды и США. Сообщество суринамцев в Нидерландах составляет почти столько же, сколько население самой страны, — более 450 тысяч человек.

Библиография

• Israel, J.I., Dutch primacy in world trade, 1585—1740, Oxford University Press, 1989.

Отрывок, характеризующий Нидерландская колонизация Америки

– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.