Ниеншанц

Сюда перенаправляется запрос «Канцы». На эту тему нужна отдельная статья.

Крепость
Ниеншанц швед. Nyenskans
Макет крепости Ниеншанц в музее
Страна	Россия
Санкт-Петербург	Устье Охты, левый берег, город Ниен — правый берег
Основатель	Швеция
Первое упоминание	1611 год
Дата основания	1611 год
Строительство	1611 год—??? годы
Основные даты: Ниенштадт получил статус города — 1632 П. И. Потёмкин взял крепость штурмом — 1656 Ниен обнесён внешним кольцом укреплений — ок. 1677 в ходе Северной войны после недельной осады взята повторно — 1 мая 1703
Статус	Не существует
Состояние	Разрушена

См. также Ниеншанц (музей)

Ниенша́нц — закрепившийся в русском языке немецкоязычный вариант шведского названия Нюенсканс (швед. Nyenskans, «Невское укрепление») — крепость, являвшаяся главным укреплением шведского города Ниен (швед. Nyen), или Ниенштадт, который находился на территории нынешнего Санкт-Петербурга (Охтинский мыс, при впадении реки Охта в Неву, в настоящее время — район Красногвардейской пл. Санкт-Петербурга) и являлся, таким образом, его предшественником.

Крепость Ниеншанц была основана шведским королём Карлом IX в 1611 году на землях, отторгнутых у России под предлогом невыполнения Выборгского трактата.

Имел и другие названия — Ниешанц, Шлотбург, Канец (Ніешанцъ, Шлотбургъ, Канецъ).

Ландскрона

Примерно на этом же месте шведы тремя веками ранее (в 1300 году) при участии итальянских специалистов построили древо-земляную крепость Ландскрона («Венец Земли») о восьми башнях, которая спустя год была взята новгородцами во главе с сыном Александра Невского князем Андреем Городецким и разрушена.

Невский городок (Невское устье)

Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем устье Охты вновь было заселено, но в Писцовой книге Водской пятины 1500 года приводится первое описание здешних поселений (трёх деревень и сельца, в котором было 18 дворов). Земли в нижнем течении Охты издавна принадлежали двум знатным боярским родам Великого Новгорода, а после присоединения его в 1478 г. к Москве вошли в состав владений Великого Князя Московского.

Известно, что инженер-фортификатор Ивана Грозного Иван Выродков совместно с П. Петровым в 1557 году руководил строительством порта-крепости в устье реки Нева. В документе, датируемом 1599–1601 годами, упоминается наличие в городке Невское устье Государева гостиного двора, корабельной пристани и православного храма, кроме того, говорится, что в городке жили «волостные люди». Известно, что только в 1615 г. сюда приходили 16 судов из Выборга, Ивангорода, Ладоги, Нарвы, Новгорода, Норчёпинга, Ревеля, Стокгольма.

Это русское поселение послужило основой городу, который в начале XVII века будет здесь построен шведами, и даже дало ему своё название: поскольку шведское слово «nyen» и значит «невский», оно употреблялось по отношению к русскому поселению ещё до захвата Приневья Швецией.

В частности, на схематичной карте Карелии и Ингерманландии 1580-х годов, составленной, предположительно по приказу Понтуса Делагарди, Невский городок обозначен (причём можно понять, что в городке уже тогда имелась церковь), и обозначен именно как Nyen.

Ниеншанц

Шведы выбирали место для строительства своих крепостей в дельте Невы, исходя из того соображения, что левобережье излучины Охты — ближайшее к морю место, не затопляемое даже во время катастрофических наводнений, случающихся на Неве раз в сто лет. Почему это обстоятельство не принял во внимание Пётр I, остаётся только догадываться, но сам факт наглядно свидетельствует о том, что шведы пользовались сведениями о гидрологии Невы, полученными от местных жителей.

Первоначально укрепление, расположенное на Охтинском мысу, имело прямоугольную форму, но позднее очертания его изменились. На карте устья Невы 1643 года оно уже изображено в виде неправильного шестиугольника.

В 1617 году по Столбовскому миру Ижорская земля была закреплена за Швецией.

В 1632 году на правом берегу Охты, напротив крепости, по приказу короля Густава II Адольфа был основан торговый город Ниен (Ниенштадт). В течение последующих десяти лет королева Кристина (1626–1689) пожаловала ему полные городские права.

В 1656 году русский воевода Пётр Иванович Потёмкин взял Ниеншанц штурмом, однако после войны и крепость, и окружающие территории остались за Швецией.

После этого штурма, примерно к 1677 году, город Ниен был обнесён внешним кольцом укреплений — люнетами с батареями и рвами — от берега Невы и до берега Охты.

Первоначально крепость вмещала 500 человек. К концу XVII века гарнизон крепости насчитывал более 600 человек и имел в своём распоряжении около 80 пушек.

В окончательном виде, согласно обновлённому проекту, осуществлённому инженером Генрихом фон Зойленбергом, крепость Ниеншанц представляла собой современнейшее по тем временам фортификационное сооружение в форме звезды:

• Пять деревянно-земляных бастионов (в том числе Карлов бастион), расположенных в форме звезды,
• Два дополнительных равелина.
• Затем были достроены два кронверка:

  с напольной стороны о трёх бастионах,

  на противоположном берегу Невы, состоявший из цитадели и трёх люнетов с тремя равелинами, образовывавших внешнее кольцо укреплений левобережного кронверка.

Главные ворота крепости выходили к Охте, мост через которую связывал её с центром города. Согласно сохранившемуся плану 1681 года, диаметр окружности, описываемой по её оконечностям, составлял около 245 м. Ширина бастионов достигала 60 м, протяжённость куртин (участков стен) между ними — около 50 м, ширина валов — около 19 м, рва — 28 м.

Ниен

Ниен был крупнейшим городом Нотеборгского лена, намного превосходящим по размерам и богатству административный центр лена — город Нотеборг: в нём было более четырёхсот податных дворов, из чего следует, что количество домов было ещё больше — в число «дворов» не входили казённые здания, дома дворян и духовенства, да и сам «двор» зачастую включал в себя несколько капитальных построек.

В городе, население которого к середине XVII в. составляло около 2 тыс. человек, жили шведы, немцы, русские и финны, занимавшиеся торговлей, ремёслами, земледелием, рыболовством, судовождением. В центре его располагались ратуша, две лютеранские кирхи, школа, порт и торговая площадь. Застройка формировалась вдоль реки Охты (швед. Svartbäcken) и Чёрного ручья, впадавшего в Охту на территории города, а также дорог, ведущих к Выборгу, Кексгольму и Нотеборгу. В окрестностях города размещались госпиталь, кирпичные заводы и предприятия, связанные с судостроением.

Первоначально в городе были две лютеранские кирхи — для шведской и финской (ингерманландской) общин, православное же население окормлялось в селе Спасском, располагавшемся в районе современного Смольного монастыря и населённом русскими и ижорцами. Любопытно, что шведский и финский приходы Ниена были разделены и географически — они располагались на разных берегах Чёрного ручья. Позднее, в 1640-х гг. (или же уже после русско-шведской войны 1656 года), была, возможно, построена церковь для немецкой общины. Деятели немецкой общины вступили в конфессиональные споры с представителями шведских лютеран, обвиняя их в незнании основ христианства. Немецкие пасторы стремились играть главенствующую роль в церковной жизни и пошли на обострение отношений с высшей церковной администрацией. В 1680 году суперинтендант Ингерманландии Петрус Бонг направил письмо в королевскую администрацию с жалобами на немецких лютеран Ниена, которые не выполняют распоряжения своего епископа. Конфликт осложнялся ещё и тем, что немецкие пасторы с 1671 года должны были служить в шведской церкви, поскольку шведские и финские священники были против отделения немецкой общины, так как это означало бы сокращение их доходов. Кончилось это тем, что пастор немецкой церкви Иоахим Мейнке вынужден был уехать в Москву, после чего конфликт сам собою сошёл на нет.

Во время суперинтендантства Иоанна Гезелия-младшего (1647–1718) в нач. 1680-х гг. начался период охлаждения отношений между лютеранами и православными. Гезелий добился того, что Спасская церковь была закрыта на некоторое время, а православным подданным Шведского государства — ижоре, карелам и русским — было запрещено селиться в Ниене.

К началу XVIII века за пределами городских укреплений были построены многочисленные шведские и финские пригородные усадьбы, некоторые из которых располагались на значительном отдалении от города — на островах дельты и по берегам многочисленных рек и рукавов Невы, а основная масса образовала пять новых кварталов городской застройки уже за пределами укреплений.

Одна из таких усадеб — имение шведского майора Эриха Берндта фон Коноу (Конау), представлявшее собой небольшой домик с хозяйственным двором и садом, — стало впоследствии Летним садом. Известно, что население Ниенштадта было эвакуировано, а сам город — сожжён в октябре 1702 года по приказу шведского военного командования. Причиной этого стали опасения, что его строения могли быть использованы русскими войсками для прикрытия при штурме Ниеншанца.

Шлотбург

Крепость Ниеншанц была взята повторно после недельной осады к 1 (12) мая 1703 (в ходе Северной войны).

Город был переименован Петром I в Шлотбург (нидерл. Slotburg — Замо́к-город).

По мнению некоторых исследователей, крепость была срыта ещё в 1704 году, однако, если верить имеющимся документам и картам, это не совсем так. Крепость и оба её кронверка были сохранены, в левобережном кронверке расположился Смоляной двор. Как минимум до 1717 года сохранялись и внешние укрепления Шлотбурга — на карте, датированной этим годом, на месте посада между Чёрной речкой и Охтой изображен некий Мельничный дворец (фр. Palace des Moulins).

Укрепления именно этой части посада сохранялись ещё дольше — как минимум, до 1744 года, когда оба кронверка и остальные укрепления были уже срыты. К 1725 году на оставшейся части посада Шлотбурга были размещены так называемые Охтинские Переведенские слободы — в старых усадьбах селили тех, кого переводили на жительство в новую столицу, позднее этот район получил название Большая Охта. К этому моменту Шлотбург как город был упразднён, но крепость ещё сохранялась. В 1740-х–1760-х гг. на территории бывшей шведской крепости находился Канецкий огород — плодопитомник с оранжереей. В 1760-х гг. Канецкий огород был передан Смольному институту, а в 1790-х — Морскому ведомству, которое устроило здесь судоверфь. В 1828 году территория Охтинских слобод была включена в состав Санкт-Петербурга как его XIII часть. К 1849 году центральное укрепление Ниеншанца все ещё существовало, точная дата его сноса неизвестна.

15 июня 2000 года на месте одного из бастионов крепости был открыт гранитный памятный знак «Крепость Ниеншанц».

Современность

В 1992—1998 археологической экспедицией под руководством П. Е. Сорокина проводились раскопки, в результате которых в 2001 году территория между Невой и левым берегом устья Охты была официально объявлена археологическим памятником и взята под охрану государства. В находящемся на территории памятника бизнес-центре Аскольд в 2003 году, к 300-летию Санкт-Петербурга, был открыт музей «700 лет Ландскрона, Невское устье, Ниеншанц». Несмотря на это, в середине 2000-х годов появились планы построить деловой центр «Охта-центр» (фактически — офисное здание компании «Газпром») на месте крепости Ниеншанц, вопреки протестам общественности и деятелей культуры (от этой идеи отказались лишь в конце 2010 г.).

В связи с комплексными изысканиями для строительства, с 2006 года на этой территории были организованы археологические раскопки. Работы выполняла Санкт-Петербургская археологическая экспедиция Института истории материальной культуры РАН и Северо-Западного НИИ культурного и природного наследия. Проведение исследований финансировалось застройщиками в соответствии с действующим законодательством. На территории бывшего посада Ниена на глубине около 1,2–1,6 метров были исследованы остатки четырёх деревянных построек. К ним примыкали дворовые настилы и уличная мостовая.

Учёные сделали вывод, что здания были уничтожены пожарами, на это указывают скопления древесного угля, обгоревшие брёвна и следы прокаливания грунта. Вероятно, это следы уничтожения Ниена во время русско-шведской войны: находки, обнаруженные под полами построек (в первую очередь, медные монеты), свидетельствуют о том, что это произошло в начале Северной войны.

21 августа 2009 года решением КГИОП территория выявленного объекта культурного наследия была существенно уменьшена, и из её состава была исключена вся центральная часть.

В начале октября 2009 года по указанию министра культуры Российской Федерации А. А. Авдеева Росохранкультура рассмотрела вопрос о соблюдении законодательства при принятии Правительством Санкт-Петербурга решения о предоставлении разрешения на отклонение от предельного параметра разрешенного строительства будущего Охта-центра и послала запрос с требованием устранить нарушения в прокуратуру Санкт-Петербурга и министерство юстиции.

После отказа П. Е. Сорокина от участия в работах 2010 года раскопки были продолжены [www.rescuearcheo.ru/index.htm Группой охранной археологии ИИМК РАН].

Археологические исследования, проведённые на территории Ниеншанца, представляли собой самое масштабное по площади мероприятие такого рода, когда-либо проводившееся на территории России.

Общая территория раскопок составляла более 40 000 м², в ходе исследования был выявлен ряд археологических памятников, изучены культурные слои и сооружения эпох неолита — раннего металла — Средневековья, Нового времени. Укрепления Ландскроны, изученные к настоящему времени, занимают территорию около 12 000 квадратных метров. Обнаружены также укрепления собственно Ниеншанца — двух периодов его существования.

Знаменитые люди из Ниена

• Урбан Йерне, шведский химик и медик
• Томас Йерне, шведский историк и драматург

См. также

• Осада Ниеншанца (1703)
• Ландскрона
• Ниеншанц (музей)

Литература

• Военная энциклопедия (Сытин, 1911—1915)

Ссылки

• [maps.yandex.ru/map.xml?mapID=3&size=5&scale=5&mapX=6355280&mapY=6650720&act=5&mapWidth=4000 Район крепости Ниеншанц на карте Санкт-Петербурга]
• [wikimapia.org/#lat=59.9438567&lon=30.4010582&z=15&l=1&m=b&show=/2313679/ru/Ниеншанц Ниеншанц в Викимапии]
• [fortress.vif2.ru/list/nienschanz/ Ниеншанц на сайте vif2.ru]
• [spbae.ru Сайт Санкт-Петербургской археологической экспедиции]
• [www.fundokhta.org/ Сайт Фонда «Охта» и музея «Ниеншанц» ]
• [www.rosbalt.ru/2008/10/31/499643.html ЮНЕСКО собирается внести Петербург в «черный список»]
• [spbae.ru/nien_itogi_2009.htm Предварительные результаты охранных археологических раскопок в устье реки Охта]
• [video.yandex.ru/users/yorouba/view/39/#hq Видео об истории Санкт-Петербурга: Пять тысяч лет до Петербурга]
• [nyenskans.ru/history-nyen.html История Ниена (и др. статьи по истории крепости Ниеншанц)]

Отрывок, характеризующий Ниеншанц

Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.