Нижегородская государственная областная универсальная научная библиотека

Нижегородская государственная областная универсальная научная библиотека им. В.И.Ленина
Адрес	Нижний Новгород
Основана	28 февраля 1861 года
Фонд
Состав фонда	книги, периодические издания, нормативно-техническая документация, нотные издания
Объём фонда	около 4 миллионов единиц
Доступ и пользование
Выдача ежегодно	1,5 миллиона
Количество читателей	45 тысяч
Другая информация
Директор	Лисятникова Ольга Николаевна
Сотрудники	около 200
Веб-сайт	[www.nounb.sci-nnov.ru www.nounb.sci-nnov.ru]

Нижегоро́дская госуда́рственная областна́я универса́льная нау́чная библиоте́ка им. В. И. Ле́нина (в 1932—1990 гг. — Горьковская) — главная библиотека Нижегородской области, одна из крупнейших областных библиотек страны.

Находится в Нижнем Новгороде (ул. Варварская, дом 3). Является получателем обязательного экземпляра всей печатной продукции Нижегородской области, головной организацией в Нижегородской корпоративной библиотечной сети. Библиотека входит в состав АРБИКОН (Ассоциации региональных библиотечных консорциумов).

История

Нижегородская областная библиотека является преемницей городской общественной библиотеки, решение о создании которой было принято в 1831 году.

23 (10) апреля 1830 года президент Императорского Вольного Экономического общества граф Н. С. Мордвинов, по поручению Общества, обратился к министру внутренних дел А.  А.  Закревскому с предложением об учреждении публичных библиотек в губернских и уездных городах. 5 июля 1830 года Циркулярное предписание министра внутренних дел за № 777 «О заведении в губерниях публичных библиотек для чтения» было направлено в губернские города России, в котором губернаторам предлагалось на местах изыскать средства для их создания.

В 1831 году нижегородское дворянство во время выборов решило учредить в городе публичную библиотеку и постановило — «в пособие на сие заведение пожертвовать в виде добровольной окладки 10 тысяч рублей». За шесть лет на заведение библиотеки было собрано всего «ассигнациями и монетою 1434 рубля 48 копеек».

В 1837 году при выборах дворянство вновь обсуждало вопрос о библиотеке и постановило «открытие оной отложить до удобного времени». В 1846 году военный губернатор князь Урусов, характеризуя состояние библиотеки, отмечал, что «для библиотеки в продолжение 8 лет никакого приращения не сделано».

Купеческий Нижний не очень жаловал книгу: как писали «Нижегородские губернские ведомости», в 1839 году в Нижнем было 685 лавок, и из них ни одной специализированной книжной. На Большой Покровской было два заведения, где можно было найти книги. Как писал Д. Н. Смирнов: «Желающие купить книгу или журнал держали свой путь в аптекарско-парфюмерный магазин на Покровке, принадлежавший казанскому татарину Пендрину. В глубине магазина, позади витрин с корсетами, одеколоном, мозольным пластырем и персидским порошком скромно приютилось несколько полок с печатными произведениями. Пендрин не скрывал подсобного значения своего книжного товара. Неходкие или залежавшиеся издания им употреблялись на завертку прославленного казанского мыла».

Другим местом, куда могли направиться читатели-нижегородцы была кофейня кондитера Кемарского, открытая в 1840 году. Задняя часть кофейни была отведена под хранение печатной продукции. К услугам посетителей кофейной предлагалось до 2000 книг: романов, повестей и ежемесячных «толстых» журналов. При «чае с лимоном», «кофе по-венски» или «шоколаде с вафлями» чтение было бесплатным, а взятие на дом книги или журнала требовало уплаты разового взноса.

В 1844 году в Нижнем Новгороде открывается «Библиотечное книжное заведение общего пользования». Содержателем его был Степан Прохорович Меледин, библиотечная деятельность которого началась в Семенове, но не имела там успеха, как впоследствии и в Нижнем. Описывая Большую Покровскую, краевед Храмцовский писал о библиотеке Меледина: «Между Лыковым съездом и Болотовым переулком, в доме Базилевского, помещается библиотека для чтения Меледина, самая лучшая из частных нижегородских библиотек: в ней можно найти не только все журналы и все произведения литературы новейшего времени, но и огромное собрание книг и журналов прошедшего столетия, между которыми есть очень много редких изданий. В ней всех книг до 1700 названий, в 2100 экземплярах и 5000 томах». П. Д. Боборыкин вспоминал о содержателе библиотеки, Балахнинском мещание Меледине: «Это была типичнейшая фигура. Из малограмотных иещан уездного города он сделался настоящим просветителем Нижнего; имел на родине лавчонку, потом завел библиотеку и кончил свою жизнь заведующим городской публичной библиотекой, которая разрослась из его книгохранилища… Всякую книгу он знал и прочел, конечно, две трети томов своей библиотеки, тогда исключительно русской… он умел возбуждать наш интерес как никто».

В начале 60-х годов XIX столетия вопрос об открытии библиотеки был снова поднят. По подписке было собрано 1600 рублей серебром. При учреждении городской публичной библиотеки возникла идея объединить её с читальней Меледина, который едва сводил концы с концами. Хотя ему было уже 75 лет, Степан Прохорович взялся за устройство библиотеки: за 900 рублей в год он обязывался присоединить своё собрание к новой библиотеке и снять для этого помещение в общественном доме с отоплением, освещением, а также нанять четырёх приказчиков и сторожа.

28 февраля 1861 года городская общественная библиотека была торжественно открыта в общественном доме на Большой Покровской. На открытии присутствовали губернатор, вице-губернатор и все подписчики. Около двух часов было совершено молебствие, по окончании которого один из членов комитета, занимавшегося устройством библиотеки, Е. И. Рагозин произнес речь о значении книги. После чего большая часть присутствовавших была приглашена на обед, данный по этому случаю здешним купечеством в Коммерческом клубе.

В 1924 году существовавшие библиотеки были объединены на базе Городской общественной библиотеки. Библиотека была преобразована в губернскую центральную общественную научную библиотеку им. В. И. Ленина и переехала в здание Александровского дворянского института на улице Варварской. В 1930 году ей был присвоен статус государственной библиотеки, в 1936 — областной.

Фонд

Фонд библиотеки начал формироваться в 1830 году, когда из Министерства народного просвещения для основания библиотеки было прислано 212 книг. К моменту открытия в 1861 году фонд содержал около 1000 томов пожертвованных нижегородцами. Так, например, в 1851 году известный писатель П. И. Мельников-Печерский пожертвовал 429 книг, а в 1897 году сын писателя подарил городу библиотеку отца — 1349 книг. Читальня Меледина к моменту объединения с фондом в 1861 году насчитывала около 8000 томов. С 1861 по 1915 год более 300 человек пожертвовали тринадцать тысяч книг, среди которых было немало ценных и редких изданий. Библиотека не забывала благодарить своих дарителей, называя их фамилии в отчетах и в "Книге пожертвований в Нижегородскую общественную библиотеку ", публикуя сведения о дарах в «Нижегородских губернских ведомостях».

В 20-е годы XX века, период национализации частных библиотек, поступило много редких книг из бывших помещичьих усадеб: Философовых, Пашковых, Шереметевых, Жомени, известного ученого-химика В. Ф. Лугина, графа А. Уварова, архив царевичей и князей Грузинских (с большим количеством рукописей).

Влились библиотеки закрывшихся научных и учебных заведений, в том числе Аракчеевского кадетского корпуса, в состав которого входили книги лично принадлежащие графу из его поместья Грузино; богатейшая семинарская библиотека (собирать которую начал ещё архиепископ Питирим) с её древлехранилищем; и другие уникальные собрания.

В настоящее время фонд библиотеки составляет около 4 миллионов документов, из них:

• книг — около 2 миллионов;
• периодических изданий — более 1 миллиона;
• нормативно-технической документации — около 700 тыс.;
• нотных изданий — более 40 тыс.

Гордостью библиотеки являются редкие книги. Летописцы, хронографы, синодики, уникальные певческие (крюковые) сборники, содержащие произведения древнерусской музыкальной культуры.

В библиотеке хранится единственный известный список «Степенной книги» XVII века в пространной редакции, памятник русской исторической литературы, который имеет точное указание места и времени написания, заключённое в акростихе.

Среди редкостей — венецианские издания сочинений Квинта Горация Флакка (1492/1493 гг.) и «Естественной истории» Плиния (1487 г.) — единственные экземпляры на всей территории бывшего СССР.

Ценнейший фонд составляют прижизненные издания Мартина Лютера и Филиппа Меланхтона — видных деятелей Реформации, Эразма Роттердамского.

Гордостью библиотеки является «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел» Д. Дидро и Ж. Д’Аламбера (1751—1765 гг.).

Самые ранние книги кирилловского шрифта — это отпечатанные в различных типографиях издания Ивана Федорова. Экземпляр редчайшего издания «Послания патриарха Иеремии» (Острог, 1583 г.) — самый полный из сохранившихся четырёх.

Широко представлены старопечатные издания гражданского шрифта: только XVIII века их более 3000 экземпляров. Это известные: «Арифметика» Л. Магницкого (1703 г.), «Российская грамматика» М. Ломоносова (1755 г.).

Хранятся первые и прижизненные издания выдающихся русских писателей и поэтов: Г. Р. Державина, А. С. Пушкина, Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева, а также книги, примечательные своим художественным оформлением, полиграфическим исполнением, мастерством переплетного дела. В ряду особых библиофильских изданий, на первом месте стоит книга Н. Кондакова «Византийские эмали из собрания А. В. Звенигородского» (1892 г.).

Собираются книги с автографами известных деятелей прошлого и современности. Среди них Г. Державин, Н. Некрасов, В. Жуковский, П. Мельников-Печерский, В. Даль, М. Горький, В. Соловьёв, А. Кони, Р. Дизель, Г. Эйфель и другие.

Ссылки

• [www.nlr.ru/nlr/div/nmo/zb/part/search.php?id=1837&r=2 Визитная карточка Нижегородской государственной областной универсальной научной библиотеки]
• [www.nounb.sci-nnov.ru/library/rus/struct/spravka.html Официальный сайт библиотеки]
• Ю. Г. Галай. [www.svetloyar.eu/publishing/galaj.htm Автор первой публикации о Граде Китеже на Светлоярском озере С. П. Меледин]

Отрывок, характеризующий Нижегородская государственная областная универсальная научная библиотека

После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.