Никанор (Клементьевский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Митрополи́т Никано́р (в миру Николай Степанович Клементьевский; 26 ноября 1787, Сергиев Посад — 17 сентября 1856, Санкт-Петербург) — епископ Православной Российской Церкви; с 20 ноября 1848 года Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский, первенствующий член Святейшего Правительствующего Синода.





Биография

Родился в семье священника Успенской, что в Клементьеве, церкви Сергиева Посада Московской епархии, Стефана Алексеева. В 1797 году поступил в Троицкую духовную семинарию, где ему была дана фамилия Клементьевский — по приходу его родителя.

По окончании семинарии, в 1809 году, митрополит Московский Платон (Левшин) назначил его в ту же семинарию учителем греческого и еврейского языков; позже также преподавал риторику.

9 апреля 1812 года епископом Евгением Казанцевым пострижен в монашество; рукоположен во иеродиакона митрополитом Платоном, во иеромонаха архиепископом Августином (Виноградским). В июле 1813 года — соборный иеромонах московского ставропигиального Донского монастыря.

C 31 октября 1814 года — архимандрит, настоятель Спасо-Вифанского монастыря.

В августе 1818 года определён ректором и профессором богословия в Вифанскую семинарию с назначением в члены Московской консистории и перемещением в коломенский Голутвин монастырь. 19 апреля 1819 года. перемещён в московский Высокопетровский монастырь.

В январе 1826 года определён быть и 28 марта того же года хиротонисан во епископа Ревельского, викария Петербургской епархии с поручением управления Сергиевой пустынью; в Петербурге сделался близким помощником митрополита Серафима (Глаголевского).

С 9 сентября 1831 года — епископ Калужский и Боровский. В Калуге он пробыл три года, оставив по себе хорошие воспоминания.

С 5 сентября 1834 года — епископ Минский и Гродненский.

21 апреля 1835 года возведён в сан архиепископа.

Во время его служения в Минске было обращено более 16 тыс. человек, а в 1839 году он присутствовал и на общем торжестве воссоединения униатов.

С 28 января 1840 года — архиепископ Волынский и Житомирский и архимандрит Почаевской Лавры.

В первый год его служения здесь как раз и архиерейская волынская кафедра была перемещена из Почаевской Лавры в Житомир, так что архиепископу немало пришлось понести забот по устройству на новом месте. Много следов его заботливости сохранилось и в Почаевской Лавре: он устроил особый придел в главном лаврском храме во имя Чудотворца Николая, украсил драгоценной ризой чудотворную икону Почаевской Божией Матери, поновил монастырские здания, благоустроил лаврский хор. В епархии по его инициативе были организованы катехизические поучения для народа.

Из Житомира в мае 1842 года был вызван в Петербург для присутствования в св. Синоде.

В период пребывания в Петербурге, 17 января 1843 года назначен архиепископом Варшавским и Новогеоргиевским с оставлением в должности архиепископа Волынского.

Высочайшим рескриптом от 4 ноября 1848 года[1], ввиду «тяжкого и долговременного недуга» митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Антония (Рафальского), последний был уволен от Новгородской епархии, которая была вверена архиепископу Никанору с поручением управлять и Санкт-Петербургской епархиею во время болезни Антония, с возведением в сан митрополита. 20 ноября того же года назначен на столичную кафедру.

Кроме своих прямых архипастырских трудов, митрополит Никанор принимал активное участие в деятельности Императовского Человеколюбивого Общества, главным попечителем и председателем совета которого он состоял. При его попечении возникло несколько новых благотворительных заведений общества. В своем лице он соединял немало и других почётных званий. Он был почетным членом конференций казанской и московской духовных академий, почетным членом Санкт-Петербургских университета и академии наук, медико-хирургической академии, археологического общества.

По замечанию биографа, митрополит Никанор за восемь лет управления Петербургской митрополией «прославился необыкновенно ревностной точностью в исполнении возложенных на него обязанностей». Однако, как первенствующий член Синода, не отличался силою воли и административными способностями и потому был послушным орудием в руках обер-прокурора графа Н.А. Протасова.

26 августа 1856 года в Москве участвовал в коронации императора Александра II, сослужа митрополиту Московскому Филарету (Дроздову).

17 сентября 1856 года в три часа пять минут пополудни скончался. Похоронен в Духовской церкви Александро-Невской Лавры, под Царскими вратами.

Труды

  • Избранные слова и речи в 3-х томах. СПб, 1857.
  • Изъяснение текста в XII главах послания ап. Павла к римлянам.

Напишите отзыв о статье "Никанор (Клементьевский)"

Примечания

  1. «Московскiя Вѣдомости». 1848, 9 декабря, № 148, стр. 1379 (1).

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1021 Никанор (Клементьевский)] на сайте Русское Православие.

Отрывок, характеризующий Никанор (Клементьевский)

В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.