Ника (восстание)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дата

532 год

Место

Константинополь и Византия

Причина

налоговый гнёт, притеснение властей, гонения на язычников и еретиков

Противники
Венеты и прасины Сторонники Юстиниана
Командующие
Гипатий Юстиниан I, Нарсес
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
более 35 тысяч человек неизвестно

Восстание «Ника» (бунт «Ника») (греч. Στάση του Νίκα, буквально «Побеждай!» — лозунг восставших) — крупнейший бунт в истории Константинополя и Византии, произошедший при правлении императора Юстиниана I в 532 году. В результате Константинополь был существенно разрушен, а при подавлении восстания было убито более 35 тысяч человек. Восстание было вызвано налоговым гнётом, притеснением властей, церковной политикой императора Юстиниана I, преследовавшего еретиков и язычников, что не устраивало многие слои населения и заставило народ объединиться и выступить против императора.





История

Восстание началось на Императорском ипподроме, во время проведения гонки колесниц, когда типичная потасовка среди болельщиков переросла в крупнейший бунт.

Болельщики зрелищ (гладиаторских боёв, а затем, с введением христианства — цирковых представлений и скачек) как старой Римской, так и в Восточной империях делились на несколько группировок по цветам, в частности, колесниц, за которые болели и которые ими содержались: красные, белые, синие, зелёные. На протяжении нескольких веков самыми крупными и влиятельными были две основные категории — «голубые» (венеты) и «зелёные» (прасины), причём в правление Юстиниана венеты в основном представляли класс патрициев, военных и землевладельцев, а прасины чаще представляли собой плебеев, ремесленников и крестьян; хотя среди и тех и других были сенаторы.

Предыдущий император Анастасий благоволил прасинам, Юстиниан же — венетам, к тому же его жена императрица Феодора в детстве, после смерти своего отца — смотрителя зверинца прасинов — была ими отвергнута, и семье дали кров и работу венеты.

В день начала бунта «Ника» конфликт среди группировок достиг такого накала, что притесняемые прасины прямой речью к императору Юстиниану, находившемуся в своей ложе на ипподроме, потребовали его отречения от престола. Зачинщики потасовки были схвачены и казнены, после чего прасины и венеты объединились, и начался бунт. В Константинополе начались уличные бои, восставшие сжигали налоговые списки, захватили тюрьму и выпустили на свободу заключённых. В пожарах погибли многие дворцы и храмы, причём дворцы грабили восставшие, а никенианские храмы — императорские наёмники-ариане — готы и герулы. В результате город был существенно разрушен; Октогон, Термы Зевксиппа, собор Святой Софии с государственным хранилищем Актов Империи, церковь Святой Ирины и ещё несколько христианских храмов разграбили и сожгли. Счёт убитых шёл на тысячи, бунтовщики собирались штурмовать Большой дворец. Сенатская оппозиция выдвинула нового императора — Гипатия, который был торжественно коронован. По словам современников, настал критический момент и «сама империя, казалось, находилась на краю гибели».

Подавление бунта

Во дворце началась паника. Юстиниан уже рассматривал план побега, но его жена императрица Феодора заявила, что лучше смерть, чем изгнание: «Порфира — лучший саван». Значительный вклад в подавление бунта внёс армянский полководец Нарсес: именно он сумел подкупить и завербовать на сторону императора большинство сенаторов. Таким образом, восстание лишилось большинства своих предводителей. Нарсес сумел убедить сенаторов в том, что восстание подготовили простолюдины, и после тайной встречи с ним сенаторы начали скандировать Justiniane Auguste, tu vincas (Юстиниан Август, ты побеждаешь). После этого малочисленные правительственные войска, возглавляемые полководцами Юстиниана — Велизарием и Мундом, — внезапно напали на собравшихся на ипподроме для коронации Гипатия бунтовщиков и учинили резню, во время которой на ипподроме и в его окрестностях погибло более 35 тысяч человек. Пытавшихся бежать с ипподрома уничтожили отряды, возглавляемые Нарсесом. Сенаторы, не перешедшие на сторону Юстиниана, были сосланы, либо казнены.

См. также

В литературе

В кинематографе

Напишите отзыв о статье "Ника (восстание)"

Литература

  • Чекалова А. А. Константинополь в VI веке. Восстание Ника. — Изд. 2-е, испр. и доп. — СПб.: Алетейя, 1997. — 336 с. — (Византийская библиотека. Исследования). — 1800 экз. — ISBN 5-89329-038-0. (1-е изд. — 1986)

Ссылки

  • [www.krotov.info/history/06/chek1997.html Восстание «Ника»]
  • [www.world-history.ru/countries_about/1909.html Византия в VI в. Димы. Восстание «Ника»]

Отрывок, характеризующий Ника (восстание)

Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.