Пять центов с изображением Джефферсона

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Никель (монета)»)
Перейти к: навигация, поиск
5 центов с изображением Джефферсона
(США)
Номинал: 5 центов
Диаметр: 21,21 мм
Масса: 5,00 г
Толщина: 1,95 мм
Гурт: гладкий
Металл: 75% Cu и 25% Ni
Годы чеканки: 1938 — по сегодняшний день
Аверс
Описание: изображение Джефферсона
Гравёр: Донна Вивер англ. Donna Weaver
Реверс
Описание: Монтичелло
Гравёр: Феликс Шлаг англ. Felix Schlag

5 центов с изображением Джефферсона — монеты США номиналом 5 центов, которые чеканятся с 1938 года по сегодняшний день. Имеют несколько разновидностей.





История

5 центов с изображением Джефферсона стали выпускаться с 1938 года. Гравёр Феликс Шлаг подготовил дизайн аверса и реверса. Основой изображения 3-го американского президента на аверсе монеты послужил мраморный бюст французского скульптора Гудона, сделанный во время пребывания Джефферсона во Франции. По краю монеты полукругом располагались полукругом надписи «IN GOD WE TRUST», «LIBERTY» и год чеканки монеты. Под изображением Джефферсона располагалась монограмма гравёра.

На реверсе находится изображение усадьбы Джефферсона Монтичелло. По верхнему краю расположен девиз «E PLURIBUS UNUM», снизу надписи «MONTICELLO», «FIVE CENTS» и «UNITED STATES OF AMERICA».

Изначально монеты чеканились из медно-никелевого сплава. В 1942—1945 годах состав монет стал другим — 56 % меди, 35 % серебра и 9 % марганца.

С 2006 года чеканятся монеты, на реверсе которых вновь изображена усадьба Монтичелло, а на аверсе изображение Джефферсона, основой которого послужила картина 1800 года американского художника Рембрандта Пила. Эта монета стала первой в обиходе, на которой изображение президента подано не в профиль, а анфас[1]. Слово «Liberty» на аверсе воспроизводит надпись, сделанную собственноручно Джефферсоном. Инициалы дизайнера Jamie Franki JNF и гравёра Донны Вивер DW помещены на воротнике Джефферсона на аверсе монеты. Инициалы гравера Феликса Шлага FS находятся на реверсе в правой части поля монеты (возле изображения усадьбы Монтичелло).

Серия 2004—2005 годов

В 2004 году дизайн монеты был изменён. В честь 200-летия экспедиции Льюиса и Кларка в 2004—2005 году чеканились 4 типа монет, на реверсе которых изображались эпизоды этой экспедиции. На первой из них отмечено приобретение Луизианы и сотрудничество с индейскими племенами. На второй изображена лодка, на которой экспедиция проделала большую часть пути, на третьей — бизон, являвшийся весьма распространённым в Центральной Америке того времени. На четвёртой монете символически изображено достижение цели экспедицией — выход к Тихому океану[2][3].

Интересные факты

  • Монету достоинством в 5 центов в США называют nickel. Выражение «Here’s your nickel back» (с англ. — «Вот ваша сдача») дало название канадской рок-группе Nickelback.
  • Феликс Шлаг (англ. Felix Oscar Schlag, 1891—1974) — американский дизайнер и гравёр немецкого происхождения. Родился в Франкфурте-на-Майне, служил в германской армии во время Первой мировой войны. С 1929 года в США. Его проект аверса и реверса монеты достоинством в 5 центов победил в конкурсе в 1938 году (всего на конкурсе было представлено 390 проектов), вознаграждение победителю составило 1000 долларов. К несчастью, практически всю эту сумму Шлаг потратил на похороны жены. Инициалы гравера FS впервые появились на монетах в 1966 году.

Напишите отзыв о статье "Пять центов с изображением Джефферсона"

Примечания

  1. [www.coincommunity.com/coin_histories/nickel_1938_jefferson.asp История 5 центов с изображением Джефферсона]
  2. [www.usmint.gov/mint_programs/index.cfm?action=NickelSeries2004 Официальный сайт монетного двора США Серия посвящённая 200-летию экспедиции Льюиса и Кларка 2004 год]
  3. [www.usmint.gov/mint_programs/index.cfm?action=nickel_series Официальный сайт монетного двора США Серия посвящённая 200-летию экспедиции Льюиса и Кларка 2005 год]


Отрывок, характеризующий Пять центов с изображением Джефферсона

– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.