Никлот

Никлот (1090—1160) — языческий вождь, последний независимый князь бодричей (1129—1160) и родоначальник Мекленбургского дома.

Биография

О происхождении Никлота точных сведений нет. С 1131 по 1160 год он возглавлял союз бодричей, хижан и черезпенян, будучи одновременно правителем Зверина, Кутина и Мальхова. На протяжении почти 30 лет он противостоял немецкому натиску, прежде всего со стороны Генриха Льва, и сопротивлялся принятию бодричами христианства.

Открытое сопротивление началось после того, как саксонский герцог и король Священной Римской империи Лотарь II передал земли бодричей датскому герцогу Кнуду Лаварду в качестве лена. Вместе с Прибыславом, племянником бодрицкого князя Генриха, Никлот боролся с Лотарем и Кнудом. После гибели датчанина в 1131 году, Никлот и Прибыслав разделили между собой земли бодричей, первому досталась восточная часть и верховенство над бодричами, хижанами и черезпенянами. В последующие годы Никлот для укрепления своей позиции и ослабления Прибыслава поддерживал союзы с саксонской знатью, прежде всего с гольштейнским графом Адольфом II Шауэнбургским.

В 1147 году Никлот разорвал этот союз, так как саксы изменили ему и приняли участие в крестовом походе против славян, направленном против его владений. Поначалу, Никлот смог отразить эту агрессию и даже перейти в контр-наступление. Однако после успешного похода на Любек и в Вагрию, войско Никлота было остановлено саксонско-датским войском и отброшено к крепости Добин на Шверинском озере. Никлоту удалось избежать решающего поражения, так как Добин так и не был взят. Бодричи ещё на протяжении десятилетия сохранили независимость своего государства. Был восстановлен союз с Адольфом II Шауэнбургским, с помощью которого Никлот в 1151 году смог подавить направленное против него восстание хижан и черезпенян .

В 1156 году Никлот открыто отказал Генриху Льву в принятии христианства бодричами и им самим. Генрих также пытался использовать Никлота как инструмент своей политики в феодальных междоусобицах в Дании, однако тот, хоть и нападал на ладьях на датский берег, но преследовал в первую очередь собственные интересы.

В 1160 году Вальдемар I Великий и Генрих Лев объединились для решающего похода против ещё независимых славянских племён. Вновь усилившиеся под властью Вальдемара датчане напали с севера, а Генрих Лев вторгся во владения Никлота с запада. Силы бодричей не могли сравниться с объединённой силой противников, и князь Никлот погиб в бою, при обороне замка Верле, став последним независимым представителем бодрицкого племенного союза. Таким образом, независимая славянская власть над землями Мекленбурга была ликвидирована вплоть до реки Пены. Ещё некоторое время сыновья Никлота Прибыслав и Вартислав пытались сопротивляться, однако после пленения и казни Вартислава, Прибыслав был вынужден признать себя вассалом саксонского герцога, став основателем династии Никлотингов, правившей в Мекленбурге до 1918 года.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Никлот
• [bvsv.livejournal.com/2585.html Имена балтийский славян. Никлот и его сыновья]. Живой Журнал (13 февраля 2011). Проверено 21 февраля 2011. [www.webcitation.org/66FX5dla0 Архивировано из первоисточника 18 марта 2012].
• Поленов А. [nobles.narod.ru/meck.html Генеалогия герцогов Мекленбургских]. Генеалогия дворян Европы. Проверено 21 февраля 2011. [www.webcitation.org/66FX7ynWo Архивировано из первоисточника 18 марта 2012].

</center>

Отрывок, характеризующий Никлот

Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.