Николадзе, Нико

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Николадзе, Николай Яковлевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Нико Николадзе
ნიკო ნიკოლაძე
Имя при рождении:

Николай Яковлевич Николадзе

Род деятельности:

публицист,журналист

Дата рождения:

27 сентября 1843(1843-09-27)

Место рождения:

Село Джихаиси, Самтредский район,Имеретия

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

5 июня 1928(1928-06-05) (84 года)

Никола́й (Нико́) Я́ковлевич Никола́дзе (груз. ნიკო ნიკოლაძე; 27 сентября 1843 — 5 июня 1928) — грузинский публицист, просветитель и общественный деятель. Известен в первую очередь вкладом в развитие грузинской либеральной журналистики и участием в различных экономических и социальных проектах своего времени.





Биография

Родился в грузинском селе Сканде (Имерети) в семье состоятельного дворянина Якова Ивановича Николадзе. После окончания Кутаисской гимназии в 1860 году он поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Вследствие студенческих волнений, за активное участие в студенческих выступлениях был арестован, отбывал наказание в Шлиссельбургской тюрьме, впоследствии помилован с условием выезда из пределов России. В 1861 году Н. Николадзе отправился на обучение в Цюрихском университете.[1]. В 1864 г. получил диплом магистра наук Цюрихского университета, защитив диплом на тему «Разоружение и его социально-экономические последствия».

Во время своего пребывания в Цюрихе через Поля Лафарга Николадзе познакомился и несколько раз встретился с Карлом Марксом, который предложил Николадзе стать представителем Первого Интернационала в Закавказье. Николай отклонил предложение, поскольку на тот момент его взгляды были ближе к русским революционным демократам, Н. Г. Чернышевскому и Н. А. Добролюбову, с которыми он встречался и впоследствии несколько лет сотрудничал в Санкт-Петербурге.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4330 дней]

Николай Яковлевич писал в журнале «Современник» (1864), принимал деятельное участие в кавказской печати, поместил ряд критических и публицистических статей в грузинских изданиях и в «Тифлисском Вестнике». В 1877 году Николадзе печатал в «Тифлисском Вестнике» и «Голосе» корреспонденции с театра войны в Малой Азии. В 1878 году он основал в Тифлисе большую ежедневную газету «Обзор», обратившую на себя внимание как талантливостью, так и энергичной борьбой с цензурой. Через два года газета была закрыта, а сам публицист выслан в Ставрополь. В начале 1880-х годов он принимал участие в журнале «Отечественные Записки», позднее писал в тифлисской газете «Новое Обозрение».[1]

Николадзе был деятельным гласным нескольких городских дум на Кавказе. По его инициативе в 1875 и 1876 годах тифлисское городское общественное управление первое в России выполнило миллионное сооружение местного водопровода не концессионным, а хозяйственным способом. В 1880-х и 1890-х годах Николай Яковлевич посвятил себя по преимуществу железнодорожным и нефтяным предприятиям.[1]

В 1894 году Николадзе был избран и в течение 12 лет был избранным городским головой черноморского портового города Поти, составил план и руководил работами по расширению местного порта на городской счет и эксплуатации его городским общественным управлением.[1]

Вскоре после Февральской революции 1917 года Николадзе, как один из видных представителей грузинской интеллигенции, поддерживал идею полной независимости Грузии от России; был избран почётным председателем Национально-демократической партии Грузии. В годы грузинской республики (1918—1921) он активно участвовал в социально-экономической жизни страны. В 1920 году Николадзе возглавлял делегацию в Европе общества по экспорту марганцевой руды из города Чиатура, С 1920 по 1926 гг. жил и работал в Лондоне. В 1926 году (через 5 лет после оккупации и аннексии большевистской Россией независимой грузинской республики в феврале-марте 1921 года), вернулся на родину.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4330 дней]

Похоронен в Тбилиси, в Мтацминдском пантеоне писателей и общественных деятелей Грузии.

Н. Николадзе является родным дядей (братом матери) одного из столпов российской социал-демократии Ираклия Церетели.

Напишите отзыв о статье "Николадзе, Нико"

Примечания

Литература

  • Rayfield D. The Literature of Georgia: A History: 1st edition. — Routledge, 2000. 172 p. ISBN 0-7007-1163-5.
  • Suny, R. G. The making of the Georgian nation / R. G. Suny. — 2nd ed. — [Bloomington, IN] : Indiana University Press, 1994. — P. 131. — 418 p. — ISBN 0-253-20915-3.</span>
  • Письма русских литературно-общественных деятелей к Н. Я. Николадзе. — Тбилиси: Заря Востока, 1949.
  • Из переписки Н. Я. Николадзе с русскими и зарубежными литературно-общественными деятелями. — Тбилиси: Изд-во Тбилисского университета, 1980.

Ссылки

Николадзе, Николай Яковлевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Николадзе, Нико

– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.