Николаевское кладбище (Красноярск)

кладбище Николаевское кладбище Страна РоссияРоссия Субъект федерации КрасноярскКрасноярск Район Октябрьский Координаты 56°00′50″ с. ш. 92°47′20″ в. д.56.01389° с. ш. 92.78889° в. д. / 56.01389; 92.78889    Площадь 10 га км² Официальный язык Русский

Николаевское кладбище — городское кладбище в Октябрьском районе города Красноярска. Площадь — около 10 гектаров. Разбито на 5 секторов.

На территории кладбища находится Свято-Никольский храм Красноярской и Ачинской епархии Русской православной церкви.

История

Кладбище было открыто 8 августа 1908 года для захоронения железнодорожных рабочих. В 1911 году была построена деревянная одноглавая церковь, освященная в честь святого Николая Мирликийского. С 1930-х до 1943 года часовня была закрыта. Изменение государственной политики по отношению к Церкви, произошедшее в годы войны, позволило начать восстановление церковной жизни на территории епархии. Храм-часовня открылся первым из красноярских храмов. Первая литургия была совершена 28 февраля 1943 года святителем Лукой (Войно-Ясенецким), назначенным на красноярскую кафедру и занимавшим её до начала 1944 года. В 1948—1949 годах были построены алтарь и притвор.

Кладбище было закрыто в 1968 году, однако и сейчас здесь осуществляются единичные семейные захоронения.

В семидесятые годы на Николаевском кладбище создавался мемориал японским пленным, туда перевезли их останки из многих окрестных деревень. Передача части списков умерших в СССР японских военнопленных М. С. Горбачевым в 1991 году в ходе визита в Японию дали возможность японскому правительству начать широкомасштабную работу по возвращению праха своих соотечественников на родину. За несколько лет работы прах сотен военнопленных, умерших в сибирских лагерях, с кладбища города Заозерного и Николаевского кладбища Красноярска вернулся на родину. В октябре 2000 года на месте бывших захоронений правительство Японии установило памятник.

Известные люди, похороненные на кладбище

• Братская могила членов подпольной военной организации, казнённых колчаковцами 1 октября 1919 года: П. Н. Черкашина, Т. Т. Будникова, Л. Ф. Генке, И. А. Савельева;
• Крутовский, Владимир Михайлович (1856—1938) — врач, публицист, общественный деятель Сибири (могила утеряна);
• Механников, Илья Иванович (1910—1961) — председатель городского исполнительного комитета Красноярска;
• Романюк, Иоанн Захарович (1933—2011) — митрофорный протоиерей, настоятель Покровского кафедрального собора и Никольского кладбищенского храма города Красноярска;
• Уланов, Василий Алексеевич (1896—1930) — член РКП(б), командир партизанского батальона армии Кравченко-Щетинкина;
• Фомин, Яков Васильевич (1902—1923)— один из первых комсомольцев города, убит бандой кулаков;
• Рождественский, Игнатий Дмитриевич (1910—1969) — сибирский поэт;

Адрес

• Красноярск, ул. Пролетарская, 157.

Литература

• Аржаных О. П. Что в имени тебе моем…. — Красноярск : [б. и.], 2008. — 474 с., [12] л. фот. с.
• Лалетина Н. Е. «Печаль моя светла.» // Красноярский краевед. Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1991. т. Вып. 1.

Отрывок, характеризующий Николаевское кладбище (Красноярск)

Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.