Николаев, Евгений Адрианович

Евгений Адрианович Николаев
Дата рождения	1 сентября 1920(1920-09-01)
Место рождения	Тамбов, РСФСР
Дата смерти	22 февраля 2002(2002-02-22) (81 год)
Место смерти	Тамбов, Россия
Принадлежность	СССР СССР Россия Россия
Род войск	Пехота
Годы службы	1940—1945
Звание	Капитан
Часть	14-й СП 21-й СД НКВД
Сражения/войны	Великая Отечественная война: Битва за Ленинград
Награды и премии

Евгений Адрианович Николаев — журналист, писатель и советский одиночный снайпер 21-й стрелковой дивизии внутренних войск НКВД 42-й армии Ленинградского фронта в годы Великой Отечественной войны, кавалер орденов Красного Знамени и Отечественной войны I степени (в некоторых источниках ошибочно указано, что Евгений Николаев был Героем Советского Союза). На счету Николаева 324 подтверждённых уничтоженных солдат и офицеров противника.

Биография

Евгений Адрианович Николаев родился 1 сентября 1920 года в Тамбове . После окончания Тамбовской школы № 1 работал художником-декоратором в местном драматическом театре. В октябре 1940 года Евгений был призван в армию. В составе 154-го стрелкового полка войск НКВД Николаев сражался в Карелии, в ожесточённых боях прошёл путь от Выборга до Ленинграда. Осенью 1941 года из остатков дивизии был сформирован 14-й стрелковый полк в составе 21-й стрелковой дивизии внутренних войск НКВД 42-й армии, которая воевала на Ленинградском фронте. В начале декабря старший сержант Николаев был назначен командиром 5-й роты и от Верховного совета 42-й армии был награждён именными часами с надписью: «Тов. Николаеву Е. А. за боевое отличие в борьбе с немецким фашизмом от Военного совета армии», которые в конце этого же месяца спасли ему жизнь: осколок мины попал прямо в часы. В том же бою Евгений получил ранение в левую руку разрывной пулей, которая разворотила верхнюю треть предплечья, и был отправлен в госпиталь.

Сводка за 10 августа 1942 года

Снайпер тов. Николаев из части, где командиром тов. Кутятин, истребил 211 немцев. Снайпер этой же части тов. Добрик истребил 216 гитлеровцев…

Совинформбюро

22 февраля 1942 года в Смольном на 1-м слёте снайперов Ленинградского фронта, Евгений Николаев, уничтоживший за период с 25 октября по 30 ноября 1941 года 43 солдата и офицеров противника, причём 11 из них за один день (29 ноября), был награждён орденом Красного Знамени и от управления Ленинградского фронта получил именную снайперскую винтовку. К 1 мая 1942 года, когда снайперы Николаев и Иван Добрик присутствовали на торжественном первомайском собрании Кировского завода, на счету Евгения числились уже 124 уничтоженных врага. Согласно заметке в «Правде» за 5 августа 1942 года, снайпер Николаев уничтожил 104 фашиста за 3 три дня, на тот момент на его счету было 187 уничтоженных солдат и офицеров противника.

В декабре 1942 года после нескольких ранений Николаев был переведён в контрразведку и назначен оперуполномоченным отдела «СМЕРШ» в своей дивизии, на его снайперском счету было 324 подтверждённых уничтоженных солдат и офицеров противника. Николаев прошёл всю войну, дойдя до Берлина и расписавшись на стене Рейхстага, в составе 96-й гаубичной артбригады 23-й артиллерийской дивизии.

После войны гвардии капитан запаса Евгений Николаев работал в редакции газеты «Тамбовская правда» и в Тамбовской областной библиотеке имени А. С. Пушкина, являлся членом Тамбовского регионального отделения общественной организации «Союз журналистов России». Умер Евгений Адрианович Николаев 22 февраля 2002 года.

Библиография

Краткая библиография:

• Николаев Е. Звёзды на винтовке. — Лениздат, 1985.
• Николаев Е. Снайперские дуэли: звёзды на винтовке. — М: Яуза, 2009. — 252 с. — (Вторая мировая война. Красная Армия всех сильней!). — 4000 экз. — ISBN 9785699373833.
• Николаева Д., Николаев Е. Советские снайперы в бою. 1941—1945. — М: Эксмо, 2009. — 416 с. — (Война и мы). — 5100 экз. — ISBN 9785699320509.
• Пилюшин И., Николаев Е. Сталинские снайперы в бою. Дуэль со смертью. — М: Эксмо, 2013. — 720 с. — (Я — снайпер). — 2000 экз. — ISBN 9785699669660.

Ссылки

• [airaces.narod.ru/snipers/m1/nikol_ea.htm Николаев Евгений Адрианович] (рус.). Лучшие снайперы РККА, 1941—1945 годы. [airaces.narod.ru/ Красные соколы]. Проверено 23 июля 2014.

Отрывок, характеризующий Николаев, Евгений Адрианович

Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.