Николаенко, Владимир Миронович

Владимир Миронович Николаенко
Дата рождения	2 мая 1920(1920-05-02)
Место рождения	село Терешки, Полтавский район, Полтавская область
Дата смерти	17 января 1944(1944-01-17) (23 года)
Место смерти	район села Песковка, Бородянский район, Киевская область
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	авиация
Годы службы	1939—1944
Звание	гвардии младший лейтенант
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Владимир Миронович Николаенко (1920—1944) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.

Биография

Владимир Николаенко родился 2 мая 1920 года в Полтаве (по другим данным — в селе Терешки ныне Полтавского района Полтавской области) в семье железнодорожников.

В 1934 году окончил семилетку и поступил в Полтавский дорожный техникум Южной железной дороги. Обучение в техникуме совмещал с занятиями в аэроклубе. После окончания учёбы в 1939 году был призван в ряды РККА — поступил в Краснодарскую авиашколу. Оттуда был переведён в Таганрогскую военно-авиационную школу имени Валерия Чкалова, где его и застала война .

В боях Великой Отечественной войны с мая 1942 года. За период с мая 1942-го по январь 1944-го, гвардии младший лейтенант Николаенко на самолётах Пе-2 и Пе-3 совершил 90 самолёто-вылетов на разведку объектов, коммуникаций и группировок войск в глубоком тылу противника, обнаружил и сфотографировал 108 аэродромов, 193 железнодорожных узлов и больших станций, 1315 танков, 1840 километров оборонительных рубежей, 2890 вагонов и 6230 автомашин, 56 батальонов пехоты и много других военных объектов. За это время самолёт В. М. Николаенко 24 раза попадал под интенсивный обстрел зенитной артиллерии противника, 13 раз пилот вступал в бои с истребителями противника. Лётчик неоднократно возвращался на свой аэродром на повреждённом самолёте.

В ходе разведывательного полёта во время боёв на Курской дуге Владимир Николаенко обнаружил в районе Роговка-Куракино 490 танков и до 950 автомашин противника. Ценные разведывательные сведения были использованы командованием фронта при разработке плана наступательной операции. 11 марта 1943 года, при выполнении боевого задания в районе Орла, самолёт Николаенко попал под огонь зенитной артиллерии противника. Осколками снарядов был повреждён самолёт, лётчик был ранен в обе руки. Но, несмотря на раны, не теряя самообладания, продолжал разведку. На обратном курсе В. М. Николаенко обнаружил вражеский аэродром, на котором было сосредоточено 60 самолётов противника. После выполнения задания отлично посадил повреждённый самолёт на своем аэродроме и доложил разведывательные данные о расположении войск противника.

За выполнение заданий командования Владимир Николаенко был удостоен орденов Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени, медалей.

17 января 1944 года во время выполнения боевого задания самолёт Николаенко был атакован шестью вражескими истребителями. В ходе неравного боя гвардии младший лейтенант Владимир Миронович Николаенко погиб. Похоронен лётчик в посёлке Песковка Бородянского района Киевской области. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 апреля 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования по разведке объектов, коммуникаций и группировок войск в глубоком тылу противника и проявленные при этом мужество и героизм гвардии младшему лейтенанту Владимиру Мироновичу Николаенко присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Память

В 1965 году в Полтаве на фасаде здания бывшего техникума транспортного строительства (теперь Полтавский строительный техникум транспортного строительства, пл. Славы, 1), в котором учился Владимир Миронович Николаенко установлена гранитная мемориальная доска. В техникуме действует комната-музей, экспонаты которого рассказывают о жизненном пути и подвиге прославленного земляка.

Фамилия Героя Советского Союза Владимира Николаенко высечено на одной из плит Монументу погибшим землякам в посёлке Лесок в Полтаве. Именем Героя названа одна из улиц.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Волосков В. Ф. Полтава: 100 памятных мест. — Харьков: «Прапор», 1987. — 185 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6497 Николаенко, Владимир Миронович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Николаенко, Владимир Миронович

Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.