Николаи, Александр Павлович

Александр Павлович Николаи<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Александр Николаи, товарищ министра, (~1861 год)</td></tr>
Министр народного просвещения Российской империи
24 марта (5 апреля) 1881 — 16 (28) марта 1882
Предшественник:	А. А. Сабуров
Преемник:	И. Д. Делянов
Рождение:	25 февраля 1821(1821-02-25) Копенгаген, Королевство Дания
Смерть:	3 июля 1899(1899-07-03) (78 лет) имение Лачино, Тифлисская губерния
Род:	Николаи

Барон Алекса́ндр Па́влович Никола́и (25 февраля 1821, Копенгаген — в ночь на 3 июля 1899, имение Лачино, Тифлисская губерния) — государственный деятель Российской империи. Камергер Двора Его Императорского Величества (с 22 августа 1849 года), статс-секретарь Его Императорского Величества (с 19 февраля 1863), сенатор (с 1 января 1863 года), действительный тайный советник (с 30 августа 1873), член Государственного Совета (с 30 августа 1875 года), министр народного просвещения (с 24 марта 1881 — по 16 марта 1882).

Биография и карьера

Александр Павлович происходил из шведского дворянского рода Николаи, в начале XVIII века переселившегося во Францию. В 1769 году его дед, профессор логики страсбургского университета Людвиг-Генрих Николаи, был приглашён Екатериной II на российскую службу и назначен библиотекарем и секретарём великого князя Павла Петровича.

Родился в семье действительного тайного советника барона Павла Андреевича Николаи (1777—1866) и принцессы Александрины Симплиции де Бройли (1787—1824), внучки французского маршала Виктора Франсуа, 2-го герцога де Бройли.

Весной 1839 года Александр Николаи окончил Царскосельский лицей с серебряной медалью и чином титулярного советника. Службу начал в канцелярии новороссийского и бессарабского генерал-губернатора, а затем — кавказского наместника князя М. С. Воронцова. Заслужив его доброе расположение, почти пятнадцать лет пользовался его протекцией и делал карьеру под его покровительством. Александр Николаи не был сугубо штатским служащим; так, он отличился и был награждён за храбрость во время экспедиции в Дарго и при взятии укреплённого аула Салты. В дальнейшем его карьера развивалась достаточно быстро. В 1848 году Александр Николаи был назначен директором походной канцелярии М. С. Воронцова, в 1852 году — членом совета Главного управления Закавказского края и попечителем Кавказского учебного округа. В 1859 году вошёл в состав членов Совета наместника, в 1860 году назначен начальником Управления сельского хозяйства и промышленности на Кавказе и за Кавказом. Затем, пробыв короткое время попечителем Киевского учебного округа, 28 декабря 1861 года Александр Николаи был назначен товарищем нового министра народного просвещения А. В. Головнина и членом главного управления цензуры с производством в тайные советники.

После упразднения в 1862 году главного управления цензуры, назначен в Правительствующий Сенат. В 1863 году вернулся на Кавказ в должности начальника Главного управления кавказского наместника и председателя Закавказского центрального комитета об устройстве быта помещичьих крестьян. С 1865 по 1880 год А. П. Николаи активно работал в различных комиссиях, создаваемых при Министерстве народного просвещения — по финансовым и административным вопросам. В частности, участвовал в разработке либерального университетского устава 1863 года, а также примерного устава народных училищ (1864 год) и активно проводил крестьянскую и судебную реформу на Кавказе.

Министр просвещения

После ухода своего предшественника А. А. Сабурова, руководившего работой министерства чуть менее года, Александр Павлович Николаи был назначен министром народного просвещения. Поставленный на свой пост 24 марта 1881 года он, по всей видимости, может считаться последним назначенцем эпохи реформ Александра II. Утверждённый спустя две недели после смерти императора при активном содействии министра внутренних дел М. Т. Лорис-Меликова, либеральный министр просвещения Александр Николаи спустя всего месяц после назначения оказался лицом к лицу с новым консервативным курсом, провозглашённым Александром III в своём первом манифесте 29 апреля 1881 года.

Так же, как и его предшественник Сабуров, подавший в отставку сразу после убийства императора, Александр Павлович Николаи — пробыл на посту министра народного просвещения чуть менее года: получив назначение 24 марта 1881 года, он подал в отставку уже 16 марта 1882.

Спустя один месяц после назначения А. П. Николаи, в конце апреля 1881 года министр внутренних дел Лорис-Меликов подал в отставку; его место занял переходный министр Николай Игнатьев, а затем — крайне консервативно настроенный Дмитрий Толстой. Именно этот краткий период перестройки государственного аппарата от курса Александра II к его преемнику Александр Павлович Николаи и занимал должность министра.

Из-за кратковременности своего управления он не успел претворить в жизнь сколько-нибудь существенные меры. Новый император Александр III не проявлял должного внимания к развитию народного просвещения. Широко известно замечание, сделанное им на полях доклада одного из губернаторов, сетовавшего на низкий уровень грамотности населения в своей волости: «И слава Богу!» — размашисто приписал царь. В подобных условиях на посту министра народного просвещения не мог находиться такой явный либерал, как А. П. Николаи. На его место очень скоро был назначен И. Д. Делянов. В политике министерства на долгие годы возобладал консервативно-охранительный курс, вполне соответствовавший духу царствования Александра III.

Из немногого, что удалось сделать за один год Николаи на своём посту, можно назвать только официальное разрешение деятельности низших земских школ грамоты, которые прежде существовали как бы полулегально, безо всякого официального статуса.

После отставки с должности министра народного просвещения, с 1884 по 1889 год Александр Николаи занимал пост председателя Департамента законов Государственного совета. Последние десять лет Александр Павлович Николаи прожил в своём закавказском имении.

Умер в возрасте 78 лет, в ночь со 2 на 3 июля 1899 года, в своём имении Лачино, Тифлисской губернии. Его прах был перевезён в Петербург и захоронен на Волковском лютеранском кладбище.

Награды

Был удостоен всех высших российских орденов: Св. Станислава 1-й ст. (1858), Св. Анны 1-ст. с мечами (1860), Белого Орла (1864), Св. Александра Невского (1866) с бриллиантовыми знаками к нему (1870), Св. Владимира 1-й ст. (1879), Св. Андрея Первозванного (1886) с бриллиантовыми знаками к нему (1890). Также награждён иностранными орденами: турецкими Нишан-Ифтигар 2-й ст. (1847) и Османие 1-й ст. и персидским орденом Льва и Солнца 1-й степени (1864).

Семья

Был женат на княжне Софье Александровне Чавчавадзе (1833—1862), дочери поэта, генерала, князя Александра Чавчавадзе. В этом браке родилась:

• Мария (Мака) Александровна Николаи (1859—1919), фрейлина двора, была замужем за князем Г. Д. Шервашидзе.

Литература

• Николаи, Александр Павлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004161228#?page=83 Альманах современных русских государственных деятелей]. — СПб.: Тип. Исидора Гольдберга, 1897. — С. 21—22.
• [vivaldi.nlr.ru/ab000000748/view#page=45 Список гражданским чинам первых трех классов. Исправлен по 1-е октября 1893 года]. — СПб., 1893. — С. 3—4.

Отрывок, характеризующий Николаи, Александр Павлович

– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.