Николай Кузанский

Николай Кузанский
нем. Nicolaus Krebs, Nikolaus von Kues
Имя при рождении:	Николай Кребс

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Никола́й Куза́нский, Николай Кузанец, Кузанус, настоящее имя Николай Кребс (нем. Nicolaus Krebs, Nikolaus von Kues, Chrifftz , лат. Nicolaus Cusanus; 1401, Куза, Трирское курфюршество, Священная Римская Империя — 11 августа 1464, Тоди, Умбрия, Священная Римская Империя) — кардинал Римской католической церкви, крупнейший немецкий мыслитель XV века, философ, теолог, учёный-энциклопедист, математик, церковно-политический деятель. Принадлежит к первым немецким гуманистам в эпоху перехода от позднего Средневековья к раннему Новому времени.

Николай Кузанский сыграл большую роль в церковной политике, в особенности, в дебатах относительно церковной реформы. На Базельском соборе он первоначально поддерживал позицию концилиаристов, требовавших ограничения полномочий Папы. Однако впоследствии он перешёл на папскую сторону, которая в итоге и одержала верх. Обладая дипломатическими способностями, он умело продвигал интересы Папы и сделал блестящую карьеру кардинала, папского легата, князь-епископа Бриксенского и генерального викария Папской области. В Бриксене он столкнулся с сильным противодействием местной аристократии и властей, которому не смог противостоять.

Как философ Николай Кузанский стоял на позициях неоплатонизма, идеи которого он черпал как из античных, так из средневековых источников. Основой его философии являлась концепция соединения противоположностей в Едином, где разрешаются все видимые противоречия между несовместимыми. Метафизически и теологически он считал, что Бог есть Единое. В сфере теории государства и политики он также исповедовал идею единения. Самой важной целью он считал максимально широкое воплощение мира и согласия, невзирая на объективные различия во мнениях. В своей философии он развил необычное для своего времени представление о религиозной терпимости (веротерпимости). Активно дискутируя об исламе, он признал за этой религией некоторую правдивость и право на существование.

Биография

Николай Кребс родился на берегу Мозеля в богатой виноградниками деревне Кус (нем. Kues) — и получил прозвание по месту своего рождения: Кузанский или Кузанец. Он был вторым из четырёх детей в семье Иогана Кребса (нем. Johan Krebs или Cryfftz), зажиточного лодочника, и Катерины Рёмер. Достоверных сведений о детских годах жизни будущего мыслителя нет. Кузанец изучал латынь в Бернкастеле, затем он продолжил обучение в Гейдельбергском университете (Германия) и в школе церковного права в Падуе (Италия). В 1423 году Николай получил звание доктора канонического права. Вернувшись в Германию, он занимался богословием в Кёльне. В 1426 году, вскоре после того как он получил сан священника, Николай становится секретарем папского легата в Германии кардинала Орсини. Через некоторое время он стал настоятелем Церкви св. Флорина в Кобленце.

В эти годы Николай Кузанский впервые знакомится с идеями гуманистов, которые оказывают на него определенное влияние. Недаром он оказался среди тех римско-католических священников, которые выступали за ограничение власти римского папы и усиление значения церковных соборов (концилиаристы). В своем первом сочинении «О согласии католиков» он, кроме того, высказывал сомнение в истинности «Константинова дара», а также провозгласил идею народной воли, имеющей равное значение для Церкви и государства. В 1433 году эти идеи он высказывал на Базельском соборе. Но уже к концу собора Николай перешел на сторону папы, видимо усомнившись в возможности осуществления церковной реформы.

Вскоре Николай Кузанский поступил на службу в папскую курию. В 1437 году он входил в состав папской делегации в Константинополь, которая должна была встретиться с императором, патриархами и возможными делегатами от восточных церквей для объединительного собора между западной и восточными церквами. Глядя с опаской на османскую угрозу, греки всё больше стремились к унии. Однако собор, открытый в Ферраре и продолженный во Флоренции, не дал желаемых результатов. По дороге из Константинополя на Кузанца, по его словам, сошло Божественное откровение, которое вскоре станет основой знаменитого трактата «De docta ignorantia».

В 1448 году Николай был возведен в сан кардинала, а уже в 1450 году — епископом Бриксена и папским легатом в Германии. В 50-е годы XV века Кузанец много путешествует, стремится примирить различные христианские течения Европы, в частности, гуситов с католической Церковью.

В 1454 году, под впечатлением взятия Константинополя турками, он издал сочинение «De расе sive coucordantia fidei», где указал на единство истинной основы во всех религиях и на возможность христианского соглашения со всеми народами, а вслед за тем в сочинении «De cribralione Alchorani» старался указать на тесную связь мусульманства с христианством (Библейская платформа), тем самым найти основания для мирного диалога (независимо от Кузанского в то время схожими вопросами занимались также Иоанн Сеговийский и Георгий Трапезундский).

В 1458 году Николай вернулся в Рим и в качестве генерального викария, пытался проводить реформы Церкви. Он рассчитывал на успех, ибо новым папой Пием II стал друг его юности Пикколомини. Но смерть помешала Николаю Кузанскому завершить задуманное.

Творчество

Философия и теология

Николай Кузанский внёс вклад в развитие представлений, прокладывавших дорогу натурфилософии и пантеистическим тенденциям XVI века. В отличие от современных ему итальянских гуманистов, он обращался в разработке философских вопросов не столько к этике, сколько, подобно схоластам, к проблемам мироустройства. При этом Кузанский критиковал схоластику как «учёное незнание» — противопоставляя ей «мудрое незнание» (docta ignorantia), в стиле Сократа.

В философском трактате "Об учёном незнании (De docta ignorantia)", Н. Кузанский сформулировал один из важнейших принципов своей философии:

...не будет более совершенного постижения, чем явить высшую умудрённость в собственном незнании...[www.theosophy.ru/lib/de_docta.htm].

Традиционно понимая Бога как творца, «форму всех форм», немецкий мыслитель широко использовал математические уподобления и диалектическое учение о совпадении противоположностей, чтобы по-новому осветить соотнесение Бога и природы. Николай Кузанский их сближает. Подчёркивая бесконечность Бога, он характеризует его как «абсолютный максимум», в то же время, отмечая, что любые определения его ограничены. Мир трактуется, как некое «развёртывание» Бога. Суть своих взглядов, пантеистическая тенденция которых опирается на широчайшие философские основы от Платона и неоплатонизма до мистики средневековья, Николай Кузанский выразил в формуле «Бог во всём и всё в Боге». Много внимания он уделяет и проблеме места человека в мире. Изображая все явления природы взаимосвязанными, он видит в человеке «малый космос», намечает его особую центральную роль в сотворённом мире и способность охватывать его силой мысли: именно в разуме — богоподобие человека.

Астрономия

С именем Николая Кузанского связаны также важные натурфилософские представления о движении Земли, которые не привлекли внимания его современников, но были оценены позже. Заметно опередив своё время, он высказал мнение, что Вселенная бесконечна, и у неё вообще нет центра: ни Земля, ни Солнце, ни что-либо иное не занимают особого положения. Все небесные тела состоят из той же материи, что и Земля, и, вполне возможно, обитаемы, хоть их жители могут быть несоизмеримыми с земными. Почти за два века до Галилея он утверждал: все светила, включая Землю, движутся в пространстве, и каждый наблюдатель вправе считать себя неподвижным.. Видимое движение небосвода он объяснял осевым вращением Земли. У него встречается одно из первых упоминаний о солнечных пятнах. Николай Кузанский сомневался в астрономической точности юлианского календаря — и призывал к календарной реформе (эта реформа долго обсуждалась и была реализована только в 1582 году).

Астрономические труды Николая Кузанского, по мнению историков науки, оказали (прямое или косвенное) влияние на взгляды Коперника, Джордано Бруно и Галилея.

Утопические проекты

Немецкому мыслителю принадлежит и ряд проектов крупных взаимосвязанных церковных и политических реформ. В его предложениях причудливо сплетались трезвое понимание насущных потребностей развития Германии, опасение затронуть традиционные основы полновластия духовных и светских князей и утопия преодоления межконфессиональных споров, всеобщего согласия различных вер, в том числе христианства и ислама. Веяния гуманистического характера, независимость ума, способного подвергнуть сомнению такие важнейшие церковные документы, как Константинов дар и Лжеисидоровы декреталии, сочетались в Николае Кузанском с верностью основам схоластических традиций и позицией крупного католического иерарха, кардинала, призывавшего к терпимости на словах и жёстко проводившего линию Рима на деле.

Математика

В 1445—1449 годах написал трактаты «О квадратуре круга» (De quadratura circuli) и «О соизмерении прямого и кривого» (De recti ac curvi commensuratione) — о спрямлении окружности. Основной его результат для приближённого спрямления дуги окружности в современных обозначениях можно выразить формулой:

<math>\varphi \approx \frac{3\sin \varphi}{2+\cos\varphi}</math>

Оптика

В 1451 году изобрёл рассеивающую линзу для очков.

Память

В 1935 г. Международный астрономический союз присвоил имя Николая Кузанского кратеру на видимой стороне Луны.

Библиография трудов Николая Кузанского

• De maioritate auctoritatis sacrorum conciliorum supra auctoritatem papae (1433)
• De concordantia catholica (1433/34)
• De docta ignorantia (De la docte ignorance, ca. 1440)
• De coniecturis (ca. 1441/42)
• Epistola ad Rodericum Sancium de Arevalo (1442)
• De deo abscondito (1444/45)
• De quaerendo deum (1445)
• De filiatione dei (1445)
• De dato patris luminum (1446)
• De genesi (1447)
• Apologia doctae ignorantiae (1449)
• Autobiographia (1449)
• Idiota de sapientia (1450)
• Idiota de mente (1450)
• Idiota de staticis experimentis (1450)
• De pace fidei (1453)
• De visione Dei (1453)
• Complementum theologicum (1453)
• De mathematicis complementis (1453/54)
• De beryllo (1458)
• De mathematica perfectione (1458)
• De aequalitate (1459)
• De principio (1459)
• Trialogus de possest (1460)
• Reformatio generalis (ca. 1460)
• Cribratio Alkorani (1460/61)
• Directio speculantis, seu De non aliud (Le Non-Autre, 1462)
• Commentatio de notione creandi (fragmentum ca. 1462)
• De venatione sapientiae (La Chasse de la sagesse, 1463)
• De ludo globi (Le Jeu de boule, 1463)
• Compendium (1463)
• De apice theoriae (1464)
• Sermones

Публикации трудов в русском переводе

• Николай Кузанский. Избранные философские сочинения. — М.: Соцэкгиз, 1937. ["О неином", «Об уме», «О бытии-возможности» / пер. А. Ф. Лосева; «Об учёном незнании» / пер. С. А. Лопашова]
• Николай Кузанский. [www.krotov.info/libr_min/n/kuz/anez_00.htm Сочинения в двух томах.] М.: «Мысль» (книжная серия Философское наследие) — 960 с.
  • Том 1. (ФН, т.80) — 1979. — 488 с. Том 2. (ФН, т.82)— 1980. — 471с.
• Николай Кузанский. Об учёном незнании. Перев. Бибихин В. В. М.: «Академический проект», 2011. — 160 с. — ISBN 978-5-8291-1301-8.

Переводчики Николая Кузанского на русский язык

• Бибихин, Владимир Вениаминович
• Лопашов, Сергей Алексеевич
• Лосев, Алексей Фёдорович
• Шичалин, Юрий Анатольевич

Литература

• Introducing Nicholas of Cusa, A Guide to a Renaissance Man. / Edited by Christopher M. Bellitto, Thomas M. Izbicki, Gerald Christianson. Paulist Press, 2004. – 480 c.
• [istmat.info/node/37139 История диалектики XIV—XVIII вв. (М.: Мысль. 1974. 356 с.)]
• [philosophy.spbu.ru/userfiles/histor/Centre%20for%20Medieval%20Culture%20Studies/Verbum-13.pdf Verbum XIII. Принцип «совпадения противоположностей» в истории европейской мысли] / Под. ред. О. Э. Душина, М. В. Семиколенных. СПб.: Нестор-История, 2011. — 550 с. — ISSN 2079-3561
• Ноговицин О. Н. [einai.ru/2012-01-Nogovitsin.html Концепция coincidentia oppositorum и критика принципа противоречия Аристотеля в позднем трактате Николая Кузанского «О неином»] // «ΕΙΝΑΙ: Проблемы философии и теологии», № 1, СПб, 2012.
• Coincidentia oppositorum: от Николая Кузанского к Николаю Бердяеву / Под. ред. О. Э. Душина. СПб.: Алетейя, 2010. — 432 с. — ISBN 978-5-91419-355-0.
• История культуры стран Западной Европы в Эпоху Возрождения // Под.ред. Л. М. Брагиной. М.: Высшая школа, 2001.
• Тажуризина З. А. Философия Николая Кузанского / Под ред. В.В. Соколова. — Изд. 2-е, стереотипное. — М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. — 152 с. — (Из наследия мировой философской мысли: великие философы). — ISBN 978-5-397-01064-1..

Ссылки

• Николай Кузанский. [www.theosophy.ru/lib/de_docta.htm Об учёном незнании.]
• Николай Кузанский. [renaissance.rchgi.spb.ru/Cusanus/autor.rus.htm Сочинения и переводы]
• Санкт-Петербургское общество изучения культурного наследия Николая Кузанского [www.spho.ru/association/ass_18/kuzan]
• Можейко М. А. [velikanov.ru/philosophy/nikolaj_kuzanskij.asp История философии. Николай Кузанский.]
• Тажуризина З.А. [krotov.info/libr_min/n/kuz/anez_1_005.htm Николай из Кузы] // Николай Кузанский. Сочинения в 2-х томах. Т. 1: Перевод / Общ. ред. и вступит. статья З. А. Тажуризиной. — М.: Мысль, 1979. — С. 5-45. — 488 с. — (Философское наследие). — 150 000 экз.
• [renaissance.rchgi.spb.ru/Cusanus/autor.rus.htm Николай Кузанский] / Философская библиотека Ренессанса
• [turba-philosophorum.narod.ru/transl/Hopkins/Sermons.html Джаспер Хопкинс. Coincidentia oppositorum в «Проповедях» Николая из Кузы]
• Перевезенцев С. В. [www.portal-slovo.ru/history/35546.php Николай Кузанский] / Образовательный портал «Слово»

Отрывок, характеризующий Николай Кузанский

– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.