Николай Максимилианович, 4-й герцог Лейхтенбергский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
Князь Николай Максимилианович Романовский, 4-й герцог Лейхтенбергский
Дата рождения

23 июля (4 августа) 1843(1843-08-04)

Место рождения

Сергиевка

Дата смерти

6 января 1891(1891-01-06) (47 лет)

Место смерти

Париж

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Звание

генерал от кавалерии

Награды и премии
1 ст.
1 ст. 4 ст.

Князь Николай Максимилианович Рома́новский, 4-й герцог Лейхтенбергский (27 июля (4 августа) 1843, Сергиевская дача около Петергофа6 января 1891, Париж) — член российского императорского дома (с титулом «Его Императорское Высочество»). Генерал от кавалерии (1890). Геолог и минералог. Президент Российского минералогического общества.





Биография

Николай Максимилианович (Коля) родился 23 июля (4 августа) 1843 года и был третьим ребёнком и старшим сыном в семье великой княгини Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Внук императора Николая I и правнук Жозефины Богарнэ[1]. В декабре 1852 года указом императора Николая I получил титул императорского высочества и князя Рома́новского.

Получил домашнее образование под руководством лучших учителей. Воспитателем герцога Николая был адъютант его отца Ф. Д. Алопеус. В воспитании своих детей Мария Николаевна придерживалась строгой системы своего отца. Николай Максимилианович вспоминал:

Нас далеко не нежили. Во всякую погоду мы выезжали в открытом экипаже, карета разрешалась лишь в случае сильной простуды. Комнаты, в особенности спальня, были холодные (10—12°). Спали мы всегда на походных кроватях, летом на тюфяках, набитых сеном, и покрывались лишь одним пикейным одеялом[2].

При этом, Коля был очень слабым ребёнком, постоянно лечился в Европе у лучших ортопедов и перенес четыре хирургические операции. Лишь вмешательство хирурга Н. И. Пирогова, заявившего на консилиуме врачей, что «если бы это был мой сын, я бросил бы все машины и стал развивать его гимнастикой», позволило ему не стать инвалидом[2]. Николай Максимилианович продолжил образование, прослушав университетский курс. Его особое внимание привлекла минералогия.

Герцог Лейхтенбергский находился под особым покровительством своего дяди императора Александра II[2]. 4 апреля 1866 года был свидетелем покушения на императора: Николай Максимилианович и его сестра Мария Максимилиановна сопровождали императора во время прогулки по Летнему Саду, когда раздался выстрел Дмитрия Каракозова. Входил в круг ближайших друзей цесаревича Николая и Александра. 28 октября (9 ноября) 1866 года во время бракосочетания Александра Александровича с датской принцессой Дагмар Николай держал венец над головой невесты[3].

С 1871 года[4] по причине своего морганатического брака постоянно проживал за границей. По словам А. А. Половцева, в молодости Николай Максимилианович подавал большие надежды, был привлекателен не только по наружности, но и по своим вкусам, любви к науке, в особенности к горному делу. Но всё это погибло благодаря несчастной связи с Акинфовой. Они переселились за границу, где Николай Максимилианович жил в тяжелом душевном настроение и кончил жизнь вследствие употребления морфия[5]. Скончался 6 января 1891 года в Париже, 12 января 1891 года со всеми воинскими почестями был похоронен в Сергиевой пустыни в церкви Воскресения Христова под Петергофом[2][K 1]. Император Александр III писал цесаревичу Николаю:

Вчера схоронили мы бедного Колю в Сергиевском монастыре. Из войск участвовали 1 бат<альон> Преображенского полка, батальон Стрелков Импер<аторской> Фам<илии>, 4 эскадрона Конно Гренадер и моя Донская батарея. Было очень холодно, 11° мор<оза> с сильным ветром, и мы все порядочно промерзли, несмотря на то, что шли пешком. Оба сына Коли приехали сюда вместе с телом их отца, они красивые рослые мальчики и желают поступить на службу в России[7].

Военная служба

С рождения числился в лейб-гвардии Преображенском и лейб-гвардии Гусарском полках. В июле 1850 года произведен в прапорщики, в 1852 назначен шефом Киевского гусарского полка, в 1856 зачислен в лейб-гвардии 4-й стрелковый Императорской Фамилии батальон.

В 1859 году поступил на действительную военную службу. В 1863 пожалован во флигель-адъютанты, а в 1865 — в генерал-майоры Свиты Е. И.В. С началом русско-турецкой войны герцог, проживавший за границей, вернулся в Россию и был назначен командиром гусарской бригады в отряде генерал-адъютанта И. В. Гурко, совершившим переход через Балканы. С июня-июля 1877 года[4] — командовал кавалерией передового Западного отряда Дунайской армии. Отличился при взятии Казанлыка и в сражении под Ески-Загрой. В 1877 году получил чин генерал-лейтенанта, награждён орденом Святого Георгия 4-й степени, и золотой саблей с надписью «За храбрость». Однако, граф Н. П. Игнатьев в своих записках «Походные письма 1877 года» отрицательно отзывался о военном таланте герцога:

Гурко хвалит Церетелева, который был полезен, усерден и выказал мужество. Ругает Лейхтенбергских, в особенности Николая Максимилиановича, явившего доказательства своей совершенной неспособности, растерянности и робости. В деле у Эски-Загры он расплакался и прислал просить, чтобы прислан был кто другой командовать, ибо чувствует, что не может продолжать вести бой (он даром погубил 3-ю болгарскую дружину, у которой взяли 350 чел. в плен). Гурко тотчас прислал Рауха, а Николай Максимилианович, поблагодарив, поспешил удалиться с места сражения в Казанлык вместе со своим братом и конвоем, забрав всех вестовых и ординарцев (считая их как исключительно существующих для личной их охраны) и оставив Рауха с одним офицером в пылу дела, что всякий военный сочтет непростительным со стороны их императорских высочеств.[8]

С 1890 года — генерал-адъютант и генерал от кавалерии.

Научная деятельность

В 1865—1891 годах — президент Минералогического общества. Был членом Горного совета и Ученого комитета Министерства государственных имуществ. Герцог Лейхтенбергский был инициатором подробного геологического изучения России и создания новой геологической карты страны. Карты губерний публиковались в серии «Материалы для геологии России[4].» В 1866—1867 годах вместе с профессорами Н. И. Кошкаровым и Н. Н. Зининым участвовал в двух научных экспедициях по центральным губерниям России и Уралу.

Автор работ по минералогии: «О лейхтенбергите», «Результаты анализов лейхтенбергита», «Демонстрирование вростков горного хрусталя в горном же хрустале», «О кочубеите, кеммерите и пеннине», «Исследование химического состава и свойств кочубеита» «О результате разложения магнитного колчедана из Валлиса», «Кристаллографическое исследование брукита из Атлянской золотоносной россыпи на Урале», «О падающих звездах» .

В 1865 году его именем был назван минерал лейхтенбергит[4].

Состоял почетным членом Императорского Русского Технического общества, Киевского университета Святого Владимира, членом совета и учёного комитета Корпуса горных инженеров.

Учредил Николае-Максимилиановскую медаль и стипендию, ежегодно присуждавшуюся авторам лучших работ по минералогии, геологии и палеонтологии, не только в России, но и за границей.

Греческий трон

В октябре 1862 года после свержения греческого короля Оттона на трон претендовали сразу несколько кандидатов, поддерживаемые крупнейшими европейскими державами. Великобритания предложила принца Альфреда, второго сына королевы Виктории. 19-летний Николай Максимилианович был поддержан Александром II и Наполеоном III. Однако в результате политических интриг обе кандидатуры были сняты, а трон занял датский принц Кристиан Вильгельм[9].

Брак

В 1868 году в Баварии[K 2] Николай Максимилианович вступил в морганатический брак с Надеждой Сергеевной Анненковой, в первом браке — Акинфовой (1840—1891), что вызвало неудовольствие императора. Герцог Лейхтенбергский был вынужден покинуть Россию. Этот союз был признан законным лишь через 11 лет, и Надежда Сергеевна указом императора Александра II в 1879 году получила титул графини Богарне.

Дети

Николай Максимилианович и Надежда Сергеевна имели двух сыновей, рождённых до признания брака:

По указу Александра III от 11 (23) ноября 1890 года воспитанникам его Императорского высочества князя Николая Максимилиановича Романовского, герцога Лейхтенбергского — Николаю и Георгию Николаевичам — предоставлено право пользоваться титулом герцогов Лейхтенбергских с наименованием светлости,[11] совершенным отделением от императорской фамилии и внесением в родословные книги С.-Петербургской губернии; герб их — в XV части «Общего гербовника».

Воинские звания

Награды

российские[12]:

иностранные:

Напишите отзыв о статье "Николай Максимилианович, 4-й герцог Лейхтенбергский"

Комментарии

  1. По другим данным, в церкви Во имя Архистратига Михаила[6].
  2. По другим данным, в 1878 году в Женеве[10].

Примечания

  1. Лейхтенбергский герцогский дом // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. 1 2 3 4 [archive.is/20130126195832/www.istrodina.com/istochnik_articul.php3?id=53&n=50 «Зачем же противиться неизбежному?»(Письма герцога Николая Лейхтенбергского к матери, великой княгине Марии Николаевне)]
  3. Боханов А.Н. Император Александр III. — М: ООО «Торгово-издательский дом «Русское слово», 2001. — 512 с. — ISBN 5-8253-0153-4.
  4. 1 2 3 4 БРЭ т.17
  5. А. А. Половцов. Дневник государственного секретаря. В 2-я томах. — М.: Центрполиграф, 2005. — Т. 2. — С. 364.
  6. Пчелов Е. В. Романовы. История династии. — С. 216.
  7. Александр III. [www.runivers.ru/doc/d2.php?CENTER_ELEMENT_ID=150433&PORTAL_ID=7779&SECTION_ID=6493 Письмо Цесаревичу Николаю Александровичу, 14 января 1891 г.] // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1999. — С. 225—226. — [Т.] IX.
  8. [militera.lib.ru/db/ignatyev_np/02.html Игнатьев Н.П. Походные письма 1877 года.]
  9. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Mon_Evr/27.php Монархи Европы. Судьбы династий]
  10. Пчелов Е.В. Романовы. История династии. — С.217
  11. Любимов С. В. Титулованные роды Российской империи: Опыт подробного перечисления всех титулованных дворянских фамилий, с указанием происхождения каждой фамилии, а также времени получения титула и утверждения в нём / Гос. публ. ист. б-ка России. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004. — С. 260. — 3000 экз. — ISBN 5-8183-0777-8.
  12. 1 2 Список генералам по старшинству. СПб 1891г.

Литература

Ссылки

  • [www.regiment.ru/bio/L/10.htm# Николай Максимилианович Лейхтенбергский]
  • [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&M54/699206b0/0001/56cbeeac Николай Максимилианович Лейхтенбергский]
  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:158006 Николай Максимилианович, 4-й герцог Лейхтенбергский] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Николай Максимилианович, 4-й герцог Лейхтенбергский

– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.