Мащенко, Николай Павлович

Николай Павлович Мащенко
Микола Павлович Мащенко
Дата рождения:	12 января 1929(1929-01-12)
Место рождения:	с. Меловатка, Сватовский район, Луганская область, УССР, СССР
Дата смерти:	2 мая 2013(2013-05-02) (84 года)
Место смерти:	Киев, Украина
Гражданство:	СССР СССР→Украина Украина
Профессия:	кинорежиссёр, театральный режиссёр, театральный педагог
Направление:	социалистический реализм
Награды:

Никола́й Па́влович Ма́щенко (1929 — 2013) — советский и украинский кинорежиссёр. Народный артист Украинской ССР (1983).

Биография

Н. П. Мащенко родился 12 января 1929 года в селе Меловатка (ныне Сватовского района Луганской области Украины). В 1950 году окончил актёрский факультет Харьковского театрального института, затем режиссёрский факультет того же института (1953).

Работал театральным режиссёром. С 1957 года — режиссёр, сценарист, актёр Киевской киностудии им. А. П. Довженко Преподавал в Киевском государственном институте театрального искусства имени И. К. Карпенко-Карого. С 1969 года — секретарь правления Союза кинематографистов Украины, с 1987 по 2004 годы — генеральный директор Киевской киностудии художественных фильмов имени А. П. Довженко

Член КПСС с 1962 года.

Председатель Комитета по Шевченковским премиям (1996—99). Член Союза кинематографистов и Союза писателей Украины. Член-основатель Академии искусств Украины с декабря 1996 года, член президиума и академик-секретарь Отделения киноискусства АИУ; академик Академии телевидения Украины.

Умер 2 мая 2013 года в Киеве. Во вторник, 7 мая, в Доме кино в Киеве состоялась церемония прощания, похоронили режиссёра на Байковом кладбище в тот же день

Работа в кино

Режиссёрские работы

1. 1961 — Радость моя
2. 1963 — Новеллы Красного дома
3. 1965 — Хочу верить
4. 1966 — Всюду есть небо
5. 1968 — Ребёнок
6. 1969 — Комиссары
7. 1971 — Иду к тебе...
8. 1975 — Как закалялась сталь
9. 1979 — Путь к Софии / Пътят към София (совместно с Болгарией)
10. 1980 — Овод
11. 1983 — Карастояновы / Семейство Карастоянови (совместно с Болгарией)
12. 1983 — Парижская драма
13. 1985 — Накануне / В навечерието (совместно с Болгарией)
14. 1986 — Мама, родная, любимая...
15. 1987 — Всё побеждает любовь
16. 1988 — Зона
17. 1992 — Венчание со смертью / Вінчання зі смертю (Украина)
18. 2008 — Богдан-Зиновий Хмельницкий / Богдан-Зиновій Хмельницький (Украина)

Сценарист

1. 1965 — Хочу верить
2. 1967 — Две смерти (ТВ)
3. 1968 — Ребёнок
4. 1969 — Комиссары
5. 1981 — Осенняя дорога к маме (ТВ)
6. 1983 — Карастояновы / Семейство Карастоянови (совместно с Болгарией)
7. 1983 — Парижская драма
8. 1985 — Накануне / В навечерието (совместно с Болгарией)
9. 1986 — Мама, родная, любимая...
10. 1987 — Всё побеждает любовь
11. 1988 — Зона
12. 1992 — Венчание со смертью / Вінчання зі смертю (Украина)
13. 2008 — Богдан-Зиновий Хмельницкий / Богдан-Зиновій Хмельницький (Украина)

Актёр

1. 1964 — Сон

Работа в театре

• 1994 — «Дом, где всё кувырком» Андреа Портес (режиссёрская постановка в Национальном академическом театре русской драмы имени Леси Украинки, Киев)

Библиография

1. 1983 — «Заря для матери» (укр. «Зоря для матері»)
2. 1991 — «Мама, родная, единственная…»
3. 2000 — «Ведьма-энкаведистка» (укр. «Відьма-енкаведистка»)
4. 2004 — «Воспоминание о любви. Трое»
5. 2005 — «Последняя атака»

Награды и премии

• Главный приз Всесоюзного кинофестиваля в Тбилиси (1975) — за фильм «Как закалялась сталь» (1973)
• приз телевидения ГДР «Золотая лавровая ветвь» (1974) — за фильм «Как закалялась сталь» (1973)
• премия Ленинского комсомола (1974) — за многосерийный фильм «Как закалялась сталь»
• Государственная премия УССР имени Т. Г. Шевченко (1982) — за фильм «Овод» (1980)
• премия КЦ ЛКСМУ имени Н. А. Островского (1970)
• орден Трудового Красного Знамени
• орден Дружбы народов
• орден «Кирилл и Мефодий» (Болгария)
• орден Командора (Италия)
• орден князя Ярослава Мудрого IV ст. (29 декабря 2004 года), V ст. (11 декабря 1999 года)
• орден «За заслуги» I ст. (23 августа 2011 года), II ст. (10 сентября 2008 года)
• Почётный знак отличия Президента Украины (22 августа 1996 года)
• Государственная премия Украины имени Александра Довженко 2011 года — за выдающийся вклад в развитие украинского киноискусства
• Почётная Грамота Президиума Верховного Совета Абхазии
• Почётный гражданин города София
• XI Бердянский Международный кинофестиваль присудил ему Почётный приз оргкомитета и жюри БМКФ «За выдающийся вклад в мировой кинематограф» как режиссёру фильма «Богдан-Зиновий Хмельницкий» (Украина).

Отрывок, характеризующий Мащенко, Николай Павлович

Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.