Эйтвед, Николай

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Николай Эйгтвед»)
Перейти к: навигация, поиск

Нильс или Николай Эйтвед (дат. Nicolai Eigtved; 17011754) — крупнейший датский архитектор эпохи рококо. Стоял у истоков Датской королевской академии изящных искусств.

Начинал как садовник при Фредериксбергском дворце, стажировался в Германии, в том числе у саксонского придворного архитектора М. Д. Пёппельмана. До 1730 г. работал ассистентом последнего на строительных и военно-инженерных работах в Дрездене и его окрестностях.

В 1732-35 гг., уже будучи на службе датского короля, Эйгтвед совершил поездку в Италию. Особенно его впечатлили новые постройки в стиле рококо, виденные им в Австрии и Баварии. В отношении фасадной архитектуры Эйтвед усвоил сдержанный классицизирующий подход французских зодчих; он охотно применял в своих постройках такие детали во французском вкусе, как мансардные крыши.

По возвращении в Данию архитектор успешно составил конкуренцию придворному архитектору Лауридсу де Тура. Он работал над обновлением интерьеров Кристиансборга и выстроил для наследного принца особняк, в котором ныне помещается Национальный музей.

После того, как его покровитель взошёл на престол, Эйтведу было поручено проектирование нового района столицы, Фредерикстада. По его проектам были возведены основные градостроительные акценты нового города — дворец Амалиенборг, Фредерикова церковь и Фредерикова больница.

За несколько месяцев до смерти Эйтвед попал в немилость у монарха. Его строительные проекты были переданы зодчим нового поколения, которые доказали свою приверженность правилам классицизма.

Напишите отзыв о статье "Эйтвед, Николай"



Ссылки


Отрывок, характеризующий Эйтвед, Николай

– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.