Николай (Муравьёв-Уральский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архиепископ Николай
Архиепископ Муромский
12 мая 1933 — 3 мая 1934
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Макарий (Звездов)
Преемник: Иоанн (Широков)
Епископ Рыбинский,
викарий Ярославской епархии
10 июня 1932 — 12 мая 1933
Предшественник: Иоанн (Троянский)
Преемник: Сергий (Зенкевич)
Епископ Кимрский,
викарий Калининской епархии
29 марта — сентябрь 1931
Предшественник: Иоанн (Соколов)
Преемник: Никифор (Никольский)
 
Имя при рождении: Владимир Михайлович Муравьёв-Уральский
Рождение: 1882(1882)
Екатеринбург, Российская империя
Смерть: 30 марта 1961(1961-03-30)
Углич, РСФСР
Похоронен: Углич, Ярославская область
Принятие священного сана: 1912 год
Принятие монашества: 1912 год
Епископская хиротония: 29 марта 1931 года
 
Награды:

Архиепи́скоп Никола́й (в миру Влади́мир Миха́йлович Муравьёв-Ура́льский; 1882, Екатеринбург, Российская империя — 30 марта 1961, Углич, Ярославская область, РСФСР) — епископ Русской православной церкви; епископ Муромский (с 1934 года пребывал на покое).



Биография

Родился в 1882 году в Екатеринбурге и с 11-летнего возраста прислуживал при богослужениях.

В 1910 году окончил Императорскую Военно-медицинскую академию.

С молодости знал и почитал митрополита Сергия (Страгородского), которого называл «аввой». Будучи «большим идеалистом» и побуждаемый высокими духовными мотивами, принял решение быть постриженным в монашество. По отзывам современников, «это был весёлый, жизнерадостный, энергичный человек, невольно привлекавший к себе своей обаятельностью и своей отзывчивостью к нуждам ближнего». В 1912 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия, был пострижен в монашество и рукоположен во иеромонаха.

Во время Первой мировой войны был полковым священником и врачом на Юго-Западном фронте. 21 января 1917 года, будучи старшим врачом Симферопольского лазарета, награждён орденом св. кн. Владимира IV ст. «за труды по обстоятельствам военного времени»[1]. До 1924 года работал врачом в частях Красной Армии и начальником лазарета в Петрограде.

В 1924 году был арестован по делу о православных братствах, приговорён к трём годам[2] лишения свободы. Находился в заключении в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), где работал врачом центрального лазарета 1-го отделения (Соловецкий кремль). В 1927 году освобождён с лишением права проживания в шести центральных губерниях и пограничной полосе сроком на 3 года, затем срок был сокращён на четверть.

В сане архимандрита был настоятелем ставропигиальной Успенской церкви бывшего подворья Киево-Печерской лавры на Васильевском острове в Ленинграде.

29 марта 1931 года в церкви Покрова Божией Матери, что в Красном Селе, в Москве, был рукоположен во епископа Кимрского, викария Калининской епархии. Хиротонию совершали: Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский), Экзарх Украины архиепископ Харьковский Константин (Дьяков), архиепископ Хутынский Алексий (Симанский), епископ Великоустюжский Софроний (Арефьев), архиепископ Суздальский Гурий (Степанов), епископ Дмитровский Питирим (Крылов) и епископ Орехово-Зуевский Иоанн (Соколов)[3].

В сентябре 1931 года был арестован, содержался в калининской тюрьме, затем был освобождён.

10 июня 1932 года назначен епископом Рыбинским, викарием Ярославской епархии.

12 мая 1933 года назначен епископом Муромским[4]

В 1934 году был арестован, приговорён к 10 годам лишения свободы. Работал в больницах по своей специальности, как врач-отоларинголог. Тайно служил и рукополагал в священный сан.

5 ноября 1948 года вновь арестован, приговорён к десяти годам лишения свободы, заключение отбывал в Дубровлаге. Работая в лагере врачом, всячески стремился облегчить положение других заключённых, особенно священнослужителей, его называли «священноврачом». Около 1954 года был перемещён в Углич, где остался жить после освобождения. В последние годы жизни сблизился с епископом Афанасием (Сахаровым), переписывался с ним и навещал его в Петушках.

В 1961 году возведён в сан архиепископа.

Скончался 30 марта 1961 года в Угличе. Отпевание возглавил епископ Ярославский и Ростовский Никодим (Ротов). Похоронен возле алтаря кладбищенской церкви Св. царевича Димитрия в Угличе.

Напишите отзыв о статье "Николай (Муравьёв-Уральский)"

Примечания

  1. Синодик кавалеров ордена святого князя Владимира. СПб.: Князь-Владимирский собор, 2015. С.399
  2. В.Ц.О.В. №26 от 1 февраля 1917 года, с.3
  3. [www.krotov.info/acts/20/1930/1931_zh_m_p.html Журнал Московской патриархии]
  4. Добронравов О. С., Полякова О. Б. Забытое имя. К биографии епископа Муромского Николая (Муравьёва-Уральского) // Уваровские чтения — III. — Муром. — 2001. — С. 197—199.

Источники

  • Дёгтева О. В. Нижегородские священнослужители — узники Соловков (краткий мартиролог) // «Нижегородская старина». — 2014. — № 39-40. — С. 84.
  • [sr.isa.ru/~bin/nkws.exe/ans/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTcCid74gdS1We5slCHMlTcGZeu-yPq3g9X2pTXoyTaxVP0slBE* Николай (Муравьев-Уральский Владимир Михайлович)]
  • Из писем епископа Николая (Муравьёва-Уральского) к епископу Афанасию (Сахарову) // Богословский сборник. Выпуск 4. Москва, 1999.
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4174 Биография] на сайте «Русское православие»
  • [minds.by/stupeny/nomera/23/st23_33.html Серафимовский лазарет]

Отрывок, характеризующий Николай (Муравьёв-Уральский)

– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.