Николай (Никольский)
| Епископ Николай | ||
| ||
|---|---|---|
| сентябрь 1927 — 5 апреля 1928 | ||
| Предшественник: | Нифонт (Фомин) | |
| Преемник: | Герман (Ряшенцев) | |
| ||
| 9 октября 1921 — сентябрь 1927 | ||
| Предшественник: | Даниил (Троицкий) | |
| Преемник: | Лука (Войно-Ясенецкий) | |
| Имя при рождении: | Николай Николаевич Никольский | |
| Рождение: | 20 февраля 1879 | |
| Смерть: | 4 мая 1928 (49 лет) Москва | |
Епископ Никола́й (в миру Николай Николаевич Никольский; 20 февраля 1879 — 4 мая 1928, Москва) — епископ Русской православной церкви, епископ Вязниковский, викарий Владимирской епархии.
Биография
В 1915 года был делопроизводителем Орловского епархиального училища[1].
В 1920 году окончил Петроградскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Так как в 1918 академия была официально закрыта большевистскими властями, завершать обучение ему пришлось, занимаясь с профессорами на их квартирах[1].
Был рукоположён во иерея, служил в сане протоиерея в Воскресенской церкви Орла. Был пострижен в монашество.
9 октября 1921 года в Орле хиротонисан во епископа Елецкого, викария Орловской епархии[1].
В июне 1922 году был арестован и приговорён к трём годам лишения свободы. В 1923 года был выслан в город Задонск Воронежской губернии, затем находился в заключении в Москве. С ноября 1924 проживал в Москве, где в ноябре 1925 года был арестован вместе с другими архиереями — сторонниками Патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского). Находился в заключении в Бутырской тюрьме, в 1926 года был выслан в Тверскую губернию, где жил в Антониевом Краснохолмском монастыре. В июне 1927 года был освобождён из ссылки без права проживания в 6 центральных губерниях[1].
С сентября 1927 года — епископ Вязниковский, викарий Владимирской епархии.
Вместе с Даниловской группой находился в оппозиции к церковно-политическому курсу Заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). По воспоминаниям архимандрита Феодосия (Алмазова), отбывавшего вместе с ним наказаниеВ камере 69 Бутырской тюрьмы койки наши стояли рядом. Ночью проснёшься, а святитель стоит на молитве. И так каждую ночь: удостоверяю. Православие его не в слове только, но и в деле: он одиннадцать раз до 1924 г. был арестован, почти все своё святительство провёл в тюрьмах <...>. Паства любила его до самозабвения, это и причина, по которой его преследовали. Мне известно, что он очень сокрушался, что одно время считал митрополита Сергия столпом Церкви. По словам рассказчика, эта скорбь и свела его в могилу: так он точно и нежно берег истину исповедания. Не мог он пережить того позора, в который повергнута была Церковь декларацией митрополита Сергия в 1927 г[2].
Скончался 4 мая 1928 года в Москве, похоронен на Даниловском кладбище.
Напишите отзыв о статье "Николай (Никольский)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.petergen.com/bovkalo/mar/rusarch.html Санкт-Петербургский мартиролог духовенства и мирян РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ Архиереи]
- ↑ [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=5658 Несостоявшаяся хиротония во епископа ::: Феодосий (Алмазов К.З.), архимандрит - Мои воспоминания ::: Феодосий (Алмазов Константин Захарьевич) ::: Воспоминания о ГУЛАГе :: База...]
Ссылки
- [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_7933 Николай (Никольский)] на сайте Русское православие
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Николай (Никольский)
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
