Николай IV

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Николай IV (папа римский)»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай IV
лат. Nicolaus PP. IV<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
191-й папа римский
22 февраля 1288 — 4 апреля 1292
Коронация: 25 февраля 1288
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Гонорий IV
Преемник: Целестин V
 
Имя при рождении: Джироламо Маши д'Асколи
Оригинал имени
при рождении:
итал. Girolamo Masci d’Ascoli
Рождение: 30 сентября 1227(1227-09-30)
Лишиано, близ Асколи-Пичено, Анконская марка
Смерть: 4 апреля 1292(1292-04-04) (64 года)
Рим
Кардинал с: 12 марта 1278 год

Николай IV (лат. Nicolaus PP. IV, в миру — Джироламо Маши д’Асколи,[1] итал. Girolamo Masci d’Ascoli; 30 сентября 1227, Лишиано, близ Асколи-Пичено, Анконская марка — 4 апреля 1292, Рим, Папская область) — папа римский с 22 февраля 1288 по 4 апреля 1292. Первый в истории францисканец на папском престоле.





Деятельность до избрания папой

Джироламо Маши родился 30 сентября 1227 года в Лишиано (Lisciano), близ Асколи-Пичено, в семье скромного происхождения. В молодости вступил в орден францисканцев в провинции Марке. Получал образование в школе Бонавентуры, будущего генерала францисканского ордена, кардинала и святого, после — в Перудже, где стал доктором теологии. Затем был профессором теологии в Риме. В июне 1272 года назначен орденским провинциалом (провинциальным министром) Далмации.

В октябре 1272 Джироламо Маши с тремя другими францисканцами был отправлен папой Григорием X в Константинополь для ведения переговоров с императором Михаилом VIII и константинопольским патриархом Иосифом I о церковной унии. 25 ноября 1273 года отозван из Византии для участия в Лионском соборе (7 мая — 17 июля 1274 года). 24 июня Джироламо достиг Лиона вместе с византийской делегацией, возглавляемой бывшим константинопольским патриархом Германом и великим логофетом Георгием Акрополитом.[2] Прибывшие 4 июля в Лион послы ильхана Абаги передали папе через Джироламо письмо ильхана с предложением о заключении военного союза против мамлюкского Египта.

Во главе францисканского ордена

20 мая 1274 года, ещё до своего возвращения из Византии, Джироламо Маши был заочно избран на капитуле в Лионе генералом францисканского ордена. Внутри ордена в эти годы наметилось противостояние между спиритуалами («мужами духа») — радикальными сторонниками бедности и строгого аскетизма — и конвентуалами, придерживавшимися умеренных взглядов. Рост активности спиритуалов в 70-е годы XIII века был связан с именем Петра Оливи, францисканца из Лангедока. Джироламо собрал в Монпелье комиссию, которая рассматривала взгляды Петра относительно добровольной бедности, а также по ряду богословских вопросов. Пётр Оливи открыто выступал против учения о Непорочном зачатии Девы Марии, постепенно утверждавшегося в западной церкви.[3] С целью испытать смирение и послушание монаха Джироламо приказал Петру собственноручно сжечь его сочинение «Вопросы о Деве Марии», что тот и исполнил.[4]

Лидером итальянских спиритуалов в это время был Анджело Кларено. В 1276 или 1277 он и его единомышленники Траймундо, Томмазо Толентино и Пьетро ди Мачерата были осуждены на пожизненное заключение в монастырях провинции Марке, затеряных в Апеннинах. В 1289 году, уже в понтификат Николая IV, генерал ордена Раймундо Гауфреди, пойдя против воли папы, выслал их в Киликию к царю Хетуму II.

В мае 1276 года Джироламо был переизбран генералом своего ордена на генеральном капитуле в Париже. Тогда же он был отправлен папой Иннокентием V в качестве нунция в Константинополь для окончательной реализации соглашения об унии церквей. Миссию пришлось прервать — Джироламо успел достичь лишь Анконы, когда папа скончался (22 июня). 15 октября незадолго до того избранный папой Иоанн XXI (20 сентября 1276 — 20 мая 1277) назначил Джироламо и Джованни да Верчелли, генерала доминиканского ордена, легатами на мирных переговорах между Филиппом III Французским и Альфонсом X Кастильским. Взошедший на папский престол в конце декабря 1277 Николай III подтвердил назначение Джироламо. На консистории 12 марта 1278 года он был возведён в сан кардинал-священника церкви Санта-Прасседе в Риме, а 23 апреля папа просил его продолжать работу до заключения твёрдого мира между Францией и Кастилией. Джироламо был занят на переговорах до марта 1279 года. Позже он посоветовал папе выпустить буллу Exiit qui seminat (14 августа 1279), которая касалась толкования Устава Святого Франциска.

В 1278 году, вероятно по инициативе Джироламо, ко двору монгольского хана Хубилая было направлено посольство из пяти францисканцев во главе с Джерардо из Прато, братом будущего генерала ордена Арлотто из Прато (12851287). Миссии не удалось достичь цели, однако орден в годы управления Джироламо Маши и Бонаграции Болонского (12791283), сменившего его на посту генерала после капитула в Ассизи (20 мая 1279), смог укрепить и расширить своё влияние в регионах Малой Азии, Северного Причерноморья и Ирана.[5]

В июле 1280 года Джироламо было поручено способствовать заключению мира между Рудольфом Габсбургом и Карлом Анжуйским. Затем он принимал участие в конклаве (22 сентября 1280 — 22 февраля 1281). Новоизбранный папа Мартин IV 12 апреля возвёл Джироламо в сан кардинал-епископа субурбикарной епархии Палестрины, а позднее назначил папским легатом на Ближнем Востоке.7 сентября 1283 года он был направлен папой в Витербо. Участвовал в конклаве 29 марта — 2 апреля 1285 года, где папой был избран Гонорий IV.

Понтификат

После смерти Гонория IV (3 апреля 1287 года) кардиналы больше 10 месяцев не могли выбрать ему преемника. Виной тому была эпидемия «лихорадки», унёсшая жизни шести кардиналов и заставившая остальных покинуть Рим. Им удалось собраться лишь в начале следующего года. 15 февраля 1288 года конклав единогласно избрал папой Джироламо Маши д’Асколи. Однако он отклонил свою кандидатуру. Лишь после повторных выборов 22 февраля Джироламо согласился стать во главе Церкви, и был коронован 25 февраля в Соборе Святого Петра кардиналом Маттео Орсини. Взял себе имя Николай из уважения к папе Николаю III[7]. На политику Николая IV значительное влияние оказывала могущественная семья Колонна. На карикатурах того времени папа изображался в виде колонны (символа рода), из которой торчит увенчаная тиарой голова. При Николае IV возросло число кардиналов, происходивших из этой семьи. К Джакомо, ставшему кардиналом ещё в 1278 году, добавился его племянник Пьетро. Всего на консистории 16 мая 1288 года были возведены в сан кардинала шестеро:[8]

  • Бернардо де Бернарди (Bernardo de Berardi, ум. в июне 1291), ранее — епископ Осимо;
  • Юг Эслен де Бийом (Hugues Aycelin de Billom, ок. 1230 — 1297);
  • Пьетро Перегроссо (Pietro Peregrosso, ок. 1225 — 1295);
  • Наполеоне Орсини (Napoleone Orsini, ум. 1342);
  • Пьетро Колонна (Pietro Colonna, ум. 1326);
  • Маттео д'Акваспарта (Matteo d’Acquasparta, ок. 1237 — 1302), генерал ордена францисканцев (1287—1289).

Буллой от 18 июля 1289 года Николай IV предоставлял половину всех доходов Святого Престола и долю в управлении финансами Коллегии кардиналов, таким образом, возросла роль этого административного органа в делах церкви и Папского государства.

Николай IV, как и его предшественники, стремился сохранять баланс между европейскими правящими династиями, не давая чрезмерно усилится тому или иному королевству. Хотя после Сицилийской вечерни (31 марта 1282) Сицилия попала под власть Арагона, 29 мая 1289 года в пику Хайме II Арагонскому папа короновал сицилийским королём Карла II из дома Анжу в обмен на признание им сюзеренитета Святого престола. Вслед за тем (февраль 1291 года) Николай IV способствовал прекращению конфликта между Францией и Арагоном. В то же время разлад из-за сицилийского вопроса между папством и империей не удалось преодолеть. Рудольф I не был коронован короной Священной Римской империи, вплоть до своей смерти оставаясь лишь германским королём.

Восточная политика

Ко времени Николая IV положение христианских государств в Святой земле стало критическим. Папа попытался организовать крестовый поход. Он смог снарядить двадцать транспортных судов, но поддержки среди европейских государей не нашёл. В апреле 1289 года мамлюкский султан Калаун захватил Триполи, а весной и летом 1291 года под натиском воинов его наследника Аль-Ашраф Халиля пали последние твердыни крестоносцев в Палестине — Акра, Тир, Сидон и Бейрут.

Смерть

Николай IV скончался 4 апреля 1292 года во дворце, который построил близ Санта-Мария-Маджоре. Погребён в простой гробнице в хоре этой базилики. В 1574 году кардинал Феличе Перетти ди Монтальто (впоследствии — папа Сикст V) приказал возвести в базилике в его честь монумент работы Доменико Фонтана.

После смерти Николая IV папский престол оставался вакантным 27 месяцев. Только 5 июля 1294 года папой был избран бенедиктинец Пьетро Анджелари дель Мурроне под именем Целестина V.

Напишите отзыв о статье "Николай IV"

Примечания

  1. Известен также как Girolamo d’Ascoli (Джироламо д’Асколи). Вариант имени — Giovanni (Джованни); варианты фамилии — Massi, Massio, Massei, Mascius, Mascio.
  2. [drevo.pravbeseda.ru/index.php?id=2231 Лионская уния // Христианство: Энциклопедический словарь в 3 т.]
  3. Гаврюшин Н. К. [minds.by/academy/trudy/2/tr2_4.html Споры о спиритуалах в Западной Церкви: Эгидий Римский — критик Петра Оливи] // Труды Минской Духовной Академии. — № 2.
  4. Котляревский С. А. Францисканский орден и римская курия в XIII и XIV веках. 1911. С. 259. Примечание 2.
  5. [www.vostlit.info/Texts/rus7/Montekorvino/framevved.htm После Марко Поло. Путешествия западных чужеземцев в страны трех Индий. С. 64.]
  6. [www.excurs.ru/popes/Popes_arms.htm Герб Николая IV]. — на сайте «Экскурс в геральдику». Проверено 4 октября 2008. [www.webcitation.org/65Nid4W1D Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
  7. [monarchy.nm.ru/vatican/nicolaus_iv.html Николай IV, Папа Римский]. — Сайт «Все монархи мира». Проверено 4 октября 2008. [www.webcitation.org/65NiffEJF Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
  8. [www.fiu.edu/~mirandas/consistories-xiii.htm#NicholasIV Consistories for the creation of Cardinals. XIII Century (1198—1303).]

См. также

Литература

Ссылки

  • о. Грегор Приходко. [www.catholic-kazakhstan.org/Credo/prichodko.doc История христианства в Казахстане и Средней Азии в Средние века] (doc). Проверено 10 октября 2008. [www.webcitation.org/65NihnG1k Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
  • [monarchy.nm.ru/vatican/nicolaus_iv.html Николай IV, Папа Римский]. — Сайт «Все монархи мира». Проверено 2 октября 2008. [www.webcitation.org/65NiffEJF Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
  • Salvador Miranda. [www.fiu.edu/~mirandas/bios1278.htm#Masci Girolamo Masci] (англ.). — The Cardinals of the Holy Roman Church. Проверено 14 октября 2008. [www.webcitation.org/61C8nCiNh Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  • [www.britannica.com/EBchecked/topic/414124/Nicholas-IV Nicholas IV] (англ.). — Encyclopædia Britannica Online. Проверено 5 октября 2008. [www.webcitation.org/65NiiGQF9 Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
  • [www.newadvent.org/cathen/06281a.htm Order of Friars Minor] (англ.). — Catholic Encyclopedia. Проверено 14 октября 2008. [www.webcitation.org/65NijBA8l Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
  • [www.newadvent.org/cathen/11057a.htm Pope Nicholas IV] (англ.). — Catholic Encyclopedia. Проверено 14 октября 2008. [www.webcitation.org/65NijfJBx Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
Предшественник:
Бонавентура
Генерал ордена францисканцев
12741279
Преемник:
Бонаграция Болонский

Отрывок, характеризующий Николай IV

«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.