Пьерола, Николас де

Николас Фернандес де Пьерола Вильена Nicolás Fernández de Piérola Villena<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
временный президент Перу
23 декабря 1879 — 12 марта 1881
Предшественник:	Луис Ла Пуэрта
Преемник:	Франсиско Гарсия Кальдерон
президент Перу
8 сентября 1895 — 8 сентября 1899
Предшественник:	Мануэль Кандамо Ириарте
Преемник:	Эдуардо Лопес де Романья
Рождение:	5 января 1839(1839-01-05) Арекипа, Перу
Смерть:	23 июня 1913(1913-06-23) (74 года) Лима, Перу
Место погребения:	«Пастор Матиас Маэстро»

Николас Фернандес де Пьерола Вильена (исп. Nicolás Fernández de Piérola Villena; 5 января 1839, Арекипа — 23 июня 1913, Лима) — перуанский государственный и политический деятель, временный президент Перу с 23 декабря 1879 по 12 марта 1881 и президент Перу с 8 сентября 1895 по 8 сентября 1899.

Биография

С 1869 года по 1871 был министром финансов при правительстве президента Хосе Бальты. Он был инициатором подписания контракта с французской компанией «Dreyfus», дающего монопольное право на вывоз основного экспортного продукта Перу того времени — ценного удобрения гуано.

Между 1874 и 1877 годами он несколько раз пытался свергнуть действующих в то время президентов Мануэля Пардо и Мариано Игнасио Прадо, но в результате потерпел поражение и был вынужден покинуть страну и отправиться сначала в Боливию, а потом в Чили.

В 1877 году Пьерола сделал неудачную попытку вернуться в страну на борту мятежного броненосца «Уаскар», Против Пьеролы выступили два британских корабля, что привело к сражению. В итоге повстанцы капитулировали, но всё же добились успеха: в отставку ушёл кабинет министров Перу.

В 1879 году, после начала войны с Чили, воспользовавшись отъездом президента Мариано Игнасио Прадо в Европу, Николас де Пьерола совершил государственный переворот и объявил себя Верховным Главнокомандующим Перу. Впоследствии он препятствовал возвращению Прадо в страну, объявив того предателем и обвинив в присвоении средств, собранных на войну. Он управлял страной до тех пор, пока чилийские войска не оккупировали Лиму в 1881 году, после чего Пьерола сначала организовал правительство в эвакуации, но вскоре был вынужден отказаться от поста руководителя государства.

В 1882 году Пьерола основал Демократическую партию Перу, объединившись с Гражданской партией, ему удалось организовать партизанские отряды и занять столицу, отстранив при этом президента Андреса Авелино Касереса.

В 1895 году Пьерола был избран на пост президента Перу, его президентство историками признаётся удачным, а период, начавшийся с его правления, называется Национальной Реконструкцией. Основной его заслугой признаётся уменьшение внешнего долга Перу, общее оздоровление экономики, при Пьероле были приняты ряд законов для стимулирования частного бизнеса, а также для защиты национальной промышленности и сельского хозяйства. При нём возобновилась чеканка золотого соля, по золотому содержанию соответствовавшему британскому соверену.

Благодаря его правлению в Перу начался сильный экономический рост, в связи с ним появилось много рабочих мест, а на многих производствах были задействованы женщины, что было необычно для Латинской Америки того времени. Поскольку рабочей силы всё равно не хватало, в 1899 году началась японская иммиграция, одним из потомков таких иммигрантов стал Альберто Фухимори.

В 1900 году баллотировался на пост мэра столицы, но проиграл выборы. В 1904 году стал кандидатом в президенты от Демократической партии, но проиграл выборы Хосе Пардо и Барреда.

Ссылки

• Пиерола, Николай // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Пьерола, Николас де

– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.