Коэлью, Николау

Никола́у Коэ́лью (Куэ́лью) (порт. Nicolau Coelho) (1460—1504) — португальский мореплаватель, участник ряда важных экспедиций своего времени. В частности, был капитаном одного из кораблей эскадры Васко да Гама во время его первого плавания в Индию и участвовал под началом Кабрала в открытии Бразилии.

Родился в городе Фелгейраш на севере Португалии. Около 1495 года женился, имел от этого брака нескольких детей. Проявив себя как смелый и талантливый моряк на королевской службе, был взят в первую экспедицию Васко да Гама.

8 июля 1497 года Коэлью отплыл на поиски морского пути в Индию в качестве одного из трёх капитанов, подчинённых Васко да Гаме. Под непосредственным командованием Коэлью оказалась лёгкая маневренная каравелла «Берриу», которую предполагалось использовать как разведывательное судно.

Из четырёх судов экспедиции в Португалию вернулись только два — флагманский «Сан Габриэл» и «Берриу». На обратном пути корабли разделила буря, и встретились они только в Лиссабоне. Коэлью со своим кораблём добрался туда первым — 10 июля 1499 года, и привёз королю добрую весть о том, что цель, поставленная ещё Энрике Мореплавателем, достигнута, и морской путь в Индию найден.

После нескольких месяцев, проведённых в Европе, Коэлью вновь пришлось отправляться в путь. 9 марта 1500 года из Лиссабона отплыла флотилия численностью в 13 кораблей и с 1200 моряками на борту. Адмиралом был назначен Педру Алвариш Кабрал, а Коэлью командовал одним из судов.

Чтобы обойти зону неблагоприятных ветров и течений, армада, следуя проверенным ранее португальцами маршрутом, первое время шла вдоль побережья, но в районе Сьерра-Леоне удалилась от африканских берегов и направилась на по дуге на запад. Через несколько недель флотилия оказалась у берега Южной Америки. 24 апреля Коэлью вместе с другими капитанами высадился на незнакомую землю, которая была названа португальцами «Терра де Веракруш». 3 Мая 1500 года корабли продолжили плаванье в сторону Индии — через Мыс Доброй Надежды (где в шторме были потеряны 4 корабля), с остановками в Мозамбике, Кении и Танзании. Экспедиция достигла Кожикоде 13 сентября 1500 года и вернулась в Португалию 23 июня 1501 года в составе четырёх кораблей.

Третье большое плаванье в Индию, в котором Коэлью принял участие, была экспедиция Афонсу д’Албукерки, отчалившая из Португалии 14 апреля 1503 года. Коэлью был назначен капитаном корабля «Фаял» (англ. Faial).

На обратном пути в январе 1504 года Николау Коэлью погиб в кораблекрушении близ берегов Мозамбика. [nautarch.tamu.edu/shiplab/ir_wrecks.htm].

Изображение Николау Коэлью и его герб можно увидеть здесь: [purl.pt/162/1/brasil/31_nicolau_coelho.html]

Отрывок, характеризующий Коэлью, Николау

– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.