Никола I Петрович

Никола I Петрович серб. Никола I Петровић<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Князь Черногории
13 августа 1860 года — 28 августа 1910 года
Предшественник:	Данило I Петрович
Преемник:	титул упразднен
Король Черногории
28 августа 1910 года — 26 ноября 1918 года
Предшественник:	титул учрежден
Преемник:	титул упразднен
Вероисповедание:	Православие
Рождение:	7 октября 1841(1841-10-07) Негуши, Османская Империя
Смерть:	1 марта 1921(1921-03-01) (79 лет) Антиб, Франция
Род:	Петровичи-Негоши
Отец:	Мирко Петрович-Негош
Мать:	Стана Мартинович
Супруга:	Милена Вукотич
Дети:	сыновья: Данило Александр, Мирко, Пётр дочери: Зорка, Милица, Анастасия, Марица, Елена, Анна, София, Ксения, Вера
Монограмма:
Награды:

Никола I Петрович (7 октября 1841 — 1 марта 1921) — второй князь Черногории с 1860 по 1910, а затем первый король Черногории с 1910 по 1918 из династии Петровичей-Негошей. Генерал-фельдмаршал Российской императорской армии (1910) — последний (как из россиян, так и иностранцев) носитель данного звания.

Биография

Начало княжения

Родился будущий король в городке Негуши — родовом гнезде династии Петровичей-Негошей. Его отцом был Мирко Петрович-Негош, брат правящего князя-митрополита Данилы I Петровича, а матерью — Анастасия Мартинович. В то время Черногория была теократией, где высшая церковная и светская власть переходила от дяди к племяннику.

В 1854 г. Данило Петрович-Негош отказался от епископского сана ради вступления в брак с красавицей Даринкой Квекич, дочерью сербского купца из Триеста. Черногория стала чисто-светской державой…

В 1856 году Никола поступил в Лицей Людовика Великого (Louis-le-Grand) в Париже. На этом настояла княгиня Даринка — большая поклонница французской культуры. Принц завершал там курс, когда 13 августа 1860 года, после убийства дяди Данилы I, он был провозглашён князем Черногории. В ноябре того же года молодой князь женился на дочери черногорского воеводы Петра Вукотича, Милене. Венчание состоялось в Цетине, в т. н. Влашской церкви.

В 1862 году Никола I выступил в поддержку герцеговинских повстанцев Луки Вукаловича и открыл военные действия против Турции. Командование черногорскими контингентами князь возложил на своего отца Мирко Петровича-Негоша, которому первые военные успехи доставили прозвище «Шпаги Черногории». Однако дальнейшая кампания развивалась неудачно. В конце концов, турки взяли Цетине, и Николе пришлось подписать невыгодный мир. От полного унижения Черногорию спасло дипломатическое вмешательство России.

В 1867 г. Никола I написал текст патриотической песни [en.wikipedia.org/wiki/Onamo,_Onamo! Туда, Туда!], ставшей гимном народа черногорского. В 1868 г. Никола I посетил Россию и встретился с императором Александром II. В 1869 г. Никола I тайно поддерживал восстание племени кривошан (кривошије) против Австро-Венгрии.

Славяно-турецкая война и её итоги

В начале июня 1876 г. между Сербией и Черногорией был подписан тайный договор о союзе и военная конвенция, предусматривавшая денежную помощь Черногории для организации войска, закупку оружия и боеприпасов. 18 июня 1876 г. Сербия и Черногория объявили войну Турции. Локальный конфликт вскоре перерос в крупномасштабную Славяно-турецкую войну, завершающая фаза коей известна как Русско-турецкая война 1877—1878 гг.…

Основные события на Черногорском театре боевых действий разворачивались в Герцеговине и в направлении албанской границы. Черногорские войска были поделены на две части. Главные силы под предводительством князя Николы I оперировали на северо-западной границе, вспомогательные отряды под руководством воеводы Божидара Петровича действовала на рубежах восточнее Подгорицы. За период с июня по октябрь 1876 г. черногорцы выиграли 6 крупных битв, потери турок составили 17 тыс. убитых, 18 тыс. раненых и 1150 пленных. При этом погибло 700 и было ранено 1300 черногорцев. Среди этих сражений наиболее значимой стала победа у Вучьего Дола 28 июля 1876 г. В её честь болгарский писатель Иван Вазов создал своё произведение «Черная Гора».

Черногорские войска освободили Никшич, Бар и Ульцинь. Поход на Подгорицу был остановлен началом мирных переговоров между Россией и Турцией, в результате которых в марте 1878 г. было заключено Сан-Стефанское мирное соглашение. Однако, уже летом 1878 г. выгодные для победителей условия были оспорены ведущими европейскими державами на Берлинском конгрессе. Под сильным дипломатическим давлением Россия была вынуждена согласиться на ревизию договора. По итогам Берлинского конгресса, Черногория получила города Билечу, Бар, Ульцинь, Никшич, Колашин, Андриевицу, Жабляк и Подгорицу. Страна вернула утраченный в Средние века выход к морю, а независимость её была официально признана Мировым сообществом. Подданные нарекли князя Николу — Царём Юнаков! Однако, по требованию Австро-Венгрии, черногорцам запрещалось иметь военный флот и строить оборонительные укрепления, а Черногорское Приморье отдавалось под санитарный и военный контроль австрийского командования.

Собравшаяся в апреле 1879 г. Скупщина сформулировала основные задачи государственного строительства: реформу управления, развитие транспортной инфраструктуры, повышение уровня образования населения. По предложению князя Николы, вместо Сената были созданы Государственный совет, правительство и «Большой суд». Госсовет наделялся функциями законодательной власти. Было сформировано пять министерств: иностранных дел, внутренних дел, финансов, юстиции и обороны. Черногория территориально поделена на 10 нахий (уездов): Катунскую, Риечку, Црмничку, Лешанскую, Приморскую, Брдскую, Никшичскую, Зетскую, Морачскую и Васоевичскую. Значительную роль сыграло появление общего свода имущественных законов, составленного хорватским юристом Балтазаром Богишичем, в котором была сделана попытка введения фундаментальных гражданских прав на манер передовых государств.

В мае 1881 г. были завершены масштабные двухлетние работы по строительству дороги от приморского Котора до Цетине. В 1902 г. открыто железнодорожное сообщение Бар-Вирпазар. В 1884 г. султан Абдул-Хамид II подарил Николе Негошу роскошный особняк в стамбульском квартале Эмирган. Здесь в течение последующих 30 лет — вплоть до Первой мировой войны — располагалось посольство суверенной Черногории.

К 1889 году в Черногории насчитывается 101 образовательное учреждение, с общим количеством учеников, превышающим 5 тыс. человек.

19 декабря 1905 г. была принята первая черногорская конституция, по которой государство провозглашалось конституционной монархией. Сформировались первые партии, среди которых наиболее известными были «клубаши» и «праваши». «Клубаши» представляли народную оппозицию, «праваши» поддерживали князя и правящую элиту. На этом фоне в Черногории произошло несколько политических кризисов, которые привели к двум неудавшимся покушениям на князя Николу.

В 1906 г. была введена национальная валюта — «перпер». К 1906 году в Цетине действовали представительства 11-ти иностранных государств.

Королевский титул

Титул "королевское высочество" (согласно российским архивным документам) Никола I принял в 1901 году, чтобы его старший сын смог жениться на внучке английской королевы Виктории. 28 августа 1910 года, в юбилейный год 50-летия своего царствования, следуя общеевропейской традиции, а также укрепляя свою державную власть, Никола I провозгласил княжество Черногория королевством, и стал его первым королём. Никола I, король Черногории и Брды, господарь Зеты, Приморья и Скадарского озера — таков был его полный титул. В связи с этим, герб страны был видоизменен: орел из золотого превратился в серебряного; щиток, на котором изображался лев, стал полностью красным, а княжескую корону сменила королевская. Кроме того, герб стали изображать под пурпурной горностаевой королевской мантией.

Через 4 года, накануне Первой мировой войны, Никола I присвоил себе чрезвычайные полномочия самодержавного монарха. Тогда же Николай II пожаловал королю чин генерал-фельдмаршала Российской императорской армии. Король Никола I стал предпоследним русским фельдмаршалом (после него звание было присвоено только румынскому монарху Каролю I) и единственным, дожившим до революции 1917 года.

Прижизненные оценки его личности

В 1865 году русский историк и дипломат Викентий Макушев с нескрываемой иронией писал о Николе I Негоше:

Правитель Черногории не прочь разыгрывать роль немецкого князька.

Вообще, следует признать, что отношение к Николе Негошу в Российской империи было неоднозначным и порою несправедливым. Как журналисты салтыков-щедринского направления, так подчас и весьма консервативные министры и дипломаты без устали осыпали цетинского властителя суровыми обвинениями в деспотизме, в паразитическом отношении к дружественной стране, в продажности и, кроме всего прочего, в каком-то «опереточном» легкомыслии…

Но Время расставило всё по своим местам. Ибо не кто иной, как Никола I сподобился ввести Черногорию в число суверенных европейских держав: равной среди равных. Государь часто совершал заграничные путешествия в Австрию, в Германию, во Францию, в Россию, Италию и другие государства; он неплохо владел немецким, французским, итальянским и русским языками. Князь правил Черногорией с большим дипломатическим искусством, маневрируя между великими державами. Никола был умелым политиком и хорошим отцом: он устроил выгодные династические браки для своих детей, что принесло ему прозвище «тестя Европы».

Секретарь русской миссии в Цетине Ю. Я. Соловьёв, находившийся при черногорском дворе в 1905 году и отозванный по требованию князя в Россию, недоброжелательно, но с большой долей истины, писал в своих воспоминаниях: «Это была необыкновенно живописная фигура. Николай был прирождённым актёром… Любимым занятием Николая была политика. Он ссорил дипломатов друг с другом, чтобы поочерёдно получать сведения об их коллегах. Он всячески старался произвести впечатление на окружающих, поражая их деланной простотой и добродушием. В действительности он был весьма хитрым и прошедшим через многие политические трудности политическим интриганом».

Изгнание

Когда после поражения Сербской армии и её отступление к Адриатике через Черногорскую территорию, стало ясно, что оккупация Черногории тоже неизбежна, Никола Петрович-Негош вместе с правительством и Скупщиной покинул страну, передав сердару Янко Вукотичу всю полноту власти и назначив его 3 января 1916 г. начальником штаба Верховного командования Черногории. Вскоре черногорская армия была вынуждена капитулировать перед многократно превосходящими австрийскими силами. Акт о капитуляции 21 января 1916 года подписал Янко Вукотич. «Славянская Спарта» была оккупирована австрийцами.

Никола Петрович-Негош поселился с семьёй во Франции. В 1917 году, согласно Декларации Корфу, было объявлено о слиянии Черногории с Сербией. 26 ноября 1918 года Черногория официально вошла в состав Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев. Этот государственно-правовой акт был односторонним и означал свержение Черногорской монархии. Усилия черногорских дипломатов на Версальской конференции остались тщетными, международно-правовой суверенитет страны был надолго утрачен.

Оставшись во Франции, легитимный король Никола I продолжал претендовать на трон до самой своей смерти, последовавшей в Антибе три года спустя. Он был похоронен в Италии, в русском храме карловацкой юрисдикции. В 1989 году прах Николы, королевы Милены и двух их детей был перезахоронен в Черногории, в дворцовой Церкви Рождества Богородицы в Цетине.

Награды

• Черногорский Орден Данило I 1 ст.
• Черногорская Орден Святого Петра Цетинского
• Черногорская Медаль «В память войны за освобождение и независимость 1875—1878 годов»
• Черногорская Военная медаль «За храбрость»
• Черногорская Медаль Милоша Обилича
• Российский Орден Святого Георгия 3 ст. (12.04.1877)
• Российский Орден Святого Георгия 2 ст. (01.1878)
• Российский Орден Святого Андрея Первозванного (1889)
• Английский Королевский Викторианский орден
• Итальянский Военный орден Италии
• Французский Орден Почетного Легиона офицер
• Румынский Орден Кароля I

Семья

От брака Николы I с Миленой Вукотич родились дети :

• Зорка (1864—1890), в 1883 вышла замуж за сербского принца-эмигранта, будущего короля Петра I;
• Милица (1866—1951), в 1889 вышла замуж за великого князя Петра Николаевича;
• Анастасия (1867—1935), в 1889 вышла замуж за Георгия Максимилиановича, герцога Лейхтенбергского, в 1907 второй брак с великим князем Николаем Николаевичем;
• Марица (1869—1885);
• Данило II Александр (1871—1939);
• Елена (1873—1952), королева Италии и Албании, императрица Эфиопии, супруга Виктора Эммануила III;
• Анна (1874—1971), в 1897 вышла замуж за Франца Иосифа Баттенберга;
• София (2 мая 1876 — 14 июня 1876);
• Мирко (1879—1918), отец Михаила Черногорского и дед Николая Черногорского, нынешнего престолонаследника;
• Ксения (1881—1960);
• Вера (1887—1927);
• Пётр (1889—1932).

Интересные факты

Витте в своих мемуарах упоминает эпизод, как российский император Александр III произносит тост «За моего единственного друга, князя Николая Черногорского».

Ссылки

• [www.angelfire.com/realm/gotha/gotha/montenegro.html Негоши на сайте Gotha]  (англ.)
• Николай I Негош // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51522.ln-ru Профиль князя Николы I Миркова Петровича Негоша] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Никола I Петрович

– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.