Николеску, Мирон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мирон Николеску
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Мирон Николеску (рум. Miron Nicolescu; 27 августа 1903, г. Джурджу — 30 июня 1975, Бухарест, Социалистическая Республика Румыния) — румынский математик, педагог, профессор, доктор наук, академик Румынской академии (1955) и её президент (с 1966). Иностранный член АН СССР (1972).





Биография

После окончания учёбы на факультете математики Бухарестского университета в 1924 году, отправился в Париж, где поступил и продолжил образование в Высшей нормальной школе и Сорбонне.

В 1928 году под руководством Поля Монтеля защитил докторскую диссертацию Fonctions complexes dans le plan et dans l’espace.

По возвращении в Румынию, до 1940 года преподавал в Черновицком университете.

В 1936 году был избран ассоциированным членом Румынской академии, а в 1953 году — её действительным членом.

С 1948 директор института математики Румынской академии и профессор Бухарестского университета.

С 1966 до своей смерти занимал пост президента Румынской академии.

На Международном конгрессе математиков, состоявшейся в Ванкувер (Канада) в 1974 году он был избран вице-президентом Международного математического союза.

Научная деятельность

Автор трудов по теории функций . Ему принадлежат 3-томный труд «Математический анализ» (1957—1960), сочинение «Функции действительного переменного и элементы функционального анализа» (1962) и учебник по математическому анализу (1952—1964).

Напишите отзыв о статье "Николеску, Мирон"

Примечания

Литература

  • Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.

Ссылки

  • [www.genealogy.ams.org/id.php?id=58575 Mathematics Genealogy Project. Miron Nicolescu] (англ.)

Отрывок, характеризующий Николеску, Мирон

– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?