Николо-Зарецкий храм

Православный храм
Николо–Зарецкий храм
Страна	Россия
Город	Тула, Оружейныё пер. 12
Координаты	54°12′17″ с. ш. 37°36′59″ в. д.54.204806° с. ш. 37.6165833° в. д. / 54.204806; 37.6165833
Конфессия	Православие
Епархия	Тульская и Ефремовская
Архитектурный стиль	Петровское барокко
Основатель	Акинфий Никитич Демидов
Строительство	1730—1734 годы
Настоятель	Протоиерей Виктор Матвеев
Статус	Памятник архитектуры

Николо-Зарецкий храм (Демидовская церковь) — православный храм в Туле, усыпальница семейства Демидовых, памятник истории и культуры федерального значения.

История

XVIII—XIX век

На месте современного храма в XVII веке для оружейников были построены два деревянных храма. В 1730—1734 годах на их месте построили новый большой двухэтажный храм. Основателем храма считается сын Никиты Демидова — Акинфий Демидов. Изначально церковь строилась по обычному плану: по линии восток-запад располагались алтарь, основной объём, трапезная, колокольня. Но 3 октября 1730 года только что построенная колокольня, вероятно, находившаяся над демидовской усыпальницей, обрушилась. При этом пятнадцать человек погибли, девять получили увечья. Затем колокольню отстроили отдельно на другой стороне Никольского (ныне Оружейного) переулка. Здание храма прямоугольное, сильно удлиненное, с повышенной средней частью. По архитектурной композиции, имеющей скорее дворцовый, чем культовый характер, а также по своему декоративному убранству церковь относится к петербургскому барокко конца XVII — начала XVIII века. Четырёхгранный изогнутый купол заканчивается нарядным фонарем с живописной главкой.

В нижнем, тёплом этаже находились престолы во имя святителя Николая Чудотворца (освящен в 1730 году) и апостола Андрея Первозванного (освящен в 1734 году), в верхнем, не отапливаемом — в честь Рождества Христова (освящен в 1735 году). К началу XX века в храме появился ещё один придел, посвященный святому Тихону Калужскому. В 1734 году на первом этаже храма появилась часовня-склеп для погребения членов семьи Демидова.

Колокольня, имевшая когда-то часы-куранты, отличается по стилю от храма. Она сохранила типичную для ярославских и суздальских звонниц XVII столетия схему высокого столпообразного восьмерика на четверике основания. Завершением колькольни является ступенчато убывающие восьмерики вместо привычного в то время шатра. В XIX веке на звоннице было 13 колоколов, самый большой из которых весил более четырёх тонн. Колокольню и второй этаж храма соединяла металлическая галерея с ажурной решеткой, существовавшая до 1779 года.

В 1770—1780-х годах здание подвергалось ремонту и перестройкам. 2 мая 1779 года в Заречье случился большой пожар. Пострадала и Николо-Зарецкая церковь, более всего — её кровля, верхний храм и галерея. Огонь нанёс ущерб практически всем прихожанам церкви, поэтому восстановление её растянулось на несколько лет. К 1803 году вся церковь с папертью была расписана. Помимо Демидовых в числе благотворителей Николо-Зарецкого храма были и представители других известных тульских родов. В частности, Андрей и Иван Родионовичи Баташевы принимали участие в изыскании средств для восстановления церкви после пожара. Свои вклады в храм делали оружейники Лялины, Коротковы, купцы Зверев, Белоусов и другие.

В 1862 году в верхнем храме был устроен новый иконостас взамен прежнего, пришедшего в ветхость. 2300 рублей для этого пожертвовал настоятель храма протоиерей Иоанн Мясновский. В 1914 году вдоль улицы Демидовской и Никольского переулка, ограничивавших церковный участок с запада и юга, появилась кованая ограда на белокаменном цоколе. При храме имелся приют, в котором в начале XX века проживали четыре пожилые женщины. Богадельня при Николо-Зарецкой церкви упоминалась ещё в 1782 году. Церковно-приходская школа действовала при храме с 1894 года.

По основным алтарям церковь именовали то Никольской, то Христорождественской, «что за Упою рекою» или «что в Казенной слободе». В конце XIX — начале XX века её официальное название — Христорождественская, что на Оружейной стороне. В народе же храм называли Николо-Зарецким, а также Николой Богатым. В советской краеведческой литературе 1920 — начала 1930 годов храм именуется Николой Казенным. В одном из документов 1930 года об использовании храма после закрытия он назван Николой Зелёным — по цвету фасадов. По храму получил своё название Никольский переулок, в 1924 году переименованный в Оружейный.

Советский период

В 1924 году храм был внесен в список церквей и монастырей Тульской губернии, состоящих на учете отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса). Впервые решение о закрытии церкви тульские власти приняли в 1930 году. Здание предполагали передать Осоавиахиму под организацию Дома химобороны. Но верующие обратились во ВЦИК, и президиум этой верховной инстанции отменил решение о закрытии храма. Николо-Зарецкую церковь закрыли после вторичного решения, 13 августа 1934 года. После этого в течение двух дней шло открытое разграбление храма, остановленное только благодаря запоздалому вмешательству милиции.

В церкви в разное время располагались: «Заготзерно», использовавшее это здание под зернохранилище, учебный центр Автодора, жилищные службы Зареченского района, склад базы снабжения Тульского треста столовых. Часть храма (усыпальницу Демидовых) отдали под жильё. Две семьи проживали и в нижнем ярусе колокольни.

Комплекс Николо-Зарецкой церкви поставлен на госохрану в 1960 году согласно постановлению Совета Министров РСФСР как памятник истории и культуры федерального значения. В 1978 году в преддверии Олимпиады началась реставрация церкви при отсутствии проектно-технической документации. В ходе работ наружные поверхности стен лишились остатков лепного декора. В начале 1980-х специалисты московского института «Спецпроектреставрация» приступили к разработке проекта восстановления памятника, обследовали состояние стенописи. Но проект так и остался незавершенным.

Современный период

В 1995 году был разработан проект реставрации Николо-Зарецкой церкви над которым работали тульский архитектор В. Клименко, владимирский архитектор В. Фомин, инженеры и ученые Тульского государственного университета, а также специалисты из Суздаля. Первоначальные чертежи и проект храма не сохранились, поэтому разработчики проекта реставрации использовали старинные фотографии и материалы, имевшиеся в Государственном архиве Тульской области. В 1996 году храм наспех отреставрировали к празднованию 850-летия первого упоминания Тулы в летописи и 340-летия со дня рождения Никиты Демидова. Результаты этой спешки и недостаточного финансирования проявились уже через год-два, когда со стен начала осыпаться штукатурка, цоколь местами обвалился, а с крыши слетали листы кровельного железа.

В 1999 году в преддверии праздника Рождества Христова храм был передан Тульской епархии. Кровлю его починили на средства прихожан и благотворителей, но устранить до конца недочеты поспешной реставрации не удалось. 29 марта 2004 года на звонницу Николо-Зарецкой церкви подняли семь колоколов, изготовленных в Воронеже по технологии древнерусских мастеров. Также отреставрировали нижний храм с трему алтарями. В 2006 году освящен алтарь во имя апостола Андрея Первозванного, в 2007 — алтарь во имя святых царственных страстотерпцев Николая, Александры, Ольги, Татианы, Марии, Анастасии и Алексия, в 2008 — главный алтарь во имя святителя Николая Чудотворца. Ведутся работы по благоустройству двух колонн — у подножия их будут установлены напольные восьмигранные киоты.

При храме действуют воскресная школа и библиотека. По воскресеньям проводятся духовные беседы со взрослыми. В 1996 году был открыт историко-мемориальный музей «Некрополь Демидовых» — филиал объединения «ТОИАЛМ». Он расположен в одноэтажном бывшем жилом доме, построенном в конце 1920-х годов на территории церковного сада. Музей включает в себя вводный зал с экспозицией «Демидовы и Тульский край» и внутрицерковную родовую усыпальницу Демидовых в Николо-Зарецком храме. Это единственное сохранившееся в России внутрицерковное захоронение представителей первых поколений Демидовых.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Николо-Зарецкий храм
• [russian-church.ru/viewpage.php?cat=tula&page=32 Николо-Зарецкий храм] на сайте «Русские церкви»
• [tula.eparhia.ru/hrams/city/nikola-zar_tula/ Николо-Зарецкий храм] на сайте Тульской и Ефремовской епархии

Отрывок, характеризующий Николо-Зарецкий храм

– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.