Микулов
| Город
Микулов Mikulov 
|
Микулов (чеш. Mikulov), по-немецки Никольсбург (нем. Nikolsburg), идиш ניקאלשבורג — город в Чехии в районе Бржецлав Южноморавского края. Находится непосредственно на границе с Австрией.
Содержание
История
Первые поселения
Предположительно поселение ведёт начало с XI века от Бабенбергов, заселявших Моравию[1].
Лихтенштейны 1249—1572
Первое упоминание «Nikulsburch» появилось в дарственном документе 1249 года, в котором Пржемысл Отакар I передавал Генриху I фон Лихтенштейну группу деревень. Документ был подтверждён Отокаром в 1262 году. В 1276 была освящена церковь. В результате Битвы у Дюрнкрута король Рудольф I передал 24 августа 1279 Генриху II фон Лихтенштейну право на проведение недельной ярмарки (das Recht auf einen Wochenmarkt) в резиденции Никольсбург (in villa Nicolspurch)[2].
Никольсбург как город был основан в 1410 году в пределах владений Лихтенштейнов.
Дитрихштейны c 1572 года
В 1572 году император Максимилиан II передал город во владение Дитрихштейнам, а именно Адаму Дитрихтешйну, который получил право собственности и передачи города по наследству другим Дитрихштейнам в 1575 году. Его сын Сигизмунд II переехал в Никольсбург и основал линию Дитрихштейн-Никольсбург (von Dietrichstein zu Nikolsburg), которая продолжалась вплоть до 1861 года. В 1687 году Фердинанду Йозефу Дитрихштейну было пожаловано княжество Тарасп, отчего род Дитрихштейнов вошёл в состав коллегии князей Священной Римской империи.
31 декабря 1621 года в Никольсбурге был заключён Микуловский (Никольсбургский) мирный договор между венгерским королём Габором Бетленом и Фердинандом II Габсбургом. Венгерский король отказывался от короны, получая часть Словакии, Подкарпатской Руси и часть северо-восточной Венгрии, а также герцогства Оппельн (Ополе) и Ратибор (Рацибуж) в Силезии.
Еврейская община
Город Никольсбург знаменит также своей мощной еврейской общиной, которая играла важную роль в еврейской жизни Европы.
В 1421 году правитель Австрии Альбрехт II выслал евреев из Вены и Нижней Австрии, и беженцы поселились вдоль австрийской границы, примерно в 85 км от Вены, найдя защиту князей Лихтенштейн. После 1454 года в Никольсбург прибыла новая группа еврейских поселенцев в результате преследований евреев в Моравии королём Богемии Ладиславом Постумом[3]. Со временем значение Никольсбурга как еврейского культурного центра возрастало, в 16 веке Никольсбург стал местом пребывания главного раввина Моравии. C 1553 по 1573 год раввином в Никольсбурге был рабби Лёв (1525—1609), позже — раввин Праги, создатель голема[4]. Кардинал Франц фон Дитрихштейн, сын Адама фон Дитрихштейна, взял евреев под особую охрану, а налоги с еврейского поселения активно использовались для финансирования Тридцатилетней войны[5].
Раввином Никольсбурга короткое время был Аарон-Шмуэль Кайдановер (Мааршак).
В первой половине XVIII века в Никольсбурге проживало более 600 еврейских семей, это была самая большая еврейская община в Моравии.
По переписи 1754 года, которую проводила императрица Мария Терезия, в Никольсбурге проживало 620 еврейских семей, то есть более 3,000 человек, что составляло половину населения города[3]. Лишь небольшая часть евреев была ремесленниками, большинство занималось торговлей. Во время Силезских войн (1740—1742, 1744—1745 и 1756—1763) для поддержания монархии евреи вынуждены были платить огромные налоги[5].
Знаменитыми раввинами Никольсбурга были Шмельке Горовиц (1773—1778), талмудист, каббалист и хасид; талмудист Мордехай Бенет (1789—1829), при котором никольсбургский иешибот воспитывал до 300-400 учащихся.
В 1836 году в Никольсбургском гетто проживало 3520 евреев, работало 12 синагог, здесь находился университет талмуда и центральный раввинат Моравии.
В 1846—1851 годах главным раввином Никольсбурга был Шимшон Рафаэль Гирш.
В XIX веке часть никольсбургских евреев воспользовались возможностью временного проживания в Вене, которая давалась при наличии особых паспортов. В 1848 году евреи получили возможность свободного проживания в Австрии, что привело к уменьшению еврейской общины более чем в три раза. В 1904 году в городе проживало 749 евреев при общем населении 8192[5].
В 1938 году в Микулове была община из 472 евреев при населении города 8000 человек[3]. Только 110 из них смогли уехать перед холокостом, остальные 327 евреев были уничтожены. После войны еврейская община прекратила своё существование.
Австро-Венгрия
27 июля 1866 года, во время Австро-прусско-итальянской войны в Никольсбурге был подписан прелиминарный мир, за которым через некоторое время последовало Пражское мирное соглашение.
Чехословакия
До конца Второй Мировой войны и последующей этнической чистки немецкоязычного населения Никольсбург являлся окружным городом (Kreisstadt) и центром района Никольсбург (Bezirk Nikolsburg), включавшим в себя Айсгруб (Eisgrub, сейчас Леднице), Фельдсберг (Feldsberg, сейчас Вальтице) и десятки посёлков. После войны город потерял административный статус окружного центра, а сам округ был упразднён.
К 1938 году в городе было 8000 жителей, из них 89 % немецкоязычных[6] (по переписи населения 1910 года 89 % населения Южной Моравии было немецкоязычным, за счёт миграции к 1930 соотношение немецкоязычного населения уменьшилось до 65 %, но сам Никольсбург остался немецкоязычным городом).
Третий рейх и послевоенная Чехословакия
Никольсбург, как и вся Южная Моравия, подвергся этнической чистке 1945—1946 годов: почти всё население города — более 90 % жителей — было лишено гражданских прав, любой собственности, включая личную (ограничение в 15 кг личных вещей, исключая посуду, часы и ценности), частично уничтожено в ходе исполнения Декретов Бенеша. Пограничный Микулов стал последний «станцией» в Брюннском марше смерти. В настоящее время население Микулова состоит из послевоенных чешских, моравских и словацких переселенцев и их потомков, хотя в реальности в округе живёт, по крайней мере, 12 этнических групп.
Социалистическая Чехословакия
В 1948 году население состояло из 5200 человек, новых переселенцев из Чехии, Моравии и Словакии.
Население
В данной таблице евреи относятся к немецкоговорящему населению, в XIX веке их количество составляло 3000—3600 человек[7].
| год переписи | население (чел.) | этническая принадлежность | ||
| немцы и евреи | чехи | другие | ||
| 1793 | 7440 | — | — | — |
| 1836 | 8421 | — | — | — |
| 1869 | 7173 | — | — | — |
| 1880 | 7642 | 7447 | 144 | 61 |
| 1890 | 8210 | 8057 | 79 | 74 |
| 1900 | 8092 | 7843 | 170 | 79 |
| 1910 | 8043 | 7787 | 189 | 67 |
| 1921 | 7699 | 6359 | 626 | 485 |
| 1930 | 7790 | 6409 | 898 | 483 |
| 1939 | 7886 | — | — | — |
Достопримечательности
- Микуловский замок семьи Дитрихштейн
- Пиаристский колледж
Недалеко от города расположен Культурный ландшафт Леднице-Вальтице, охраняемый ЮНЕСКО.
Города-побратимы
Напишите отзыв о статье "Микулов"
Примечания
- ↑ Leopold Kleindienst: Die Siedlungsformen, bäuerliche Bau- und Sachkultur Südmährens. 1989, S. 9.
- ↑ Reiner Elsinger: 750 Jahre Nikolsburg.
- ↑ 1 2 3 Nezhodová Soňa. The Jewish Mikulov (Židovský Mikulov). — 1. ed. — Brno: Matice moravská, 2006. — 423 P. — ISBN 80-86488-28-4
- ↑ [travel.nytimes.com/2011/09/25/travel/in-the-czech-republic-moravia-and-its-castles.html?pagewanted=all Moravia and its castles]
- ↑ 1 2 3 Jewish Encyclopedia, «[www.jewishencyclopedia.com/view.jsp?letter=N&artid=292 Jewish Nikolsburg]», Retrieved 2011-01-30
- ↑ Nikolsburger Hefte: Heimatkundliche Vierteljahresschrift für Stadt und Kreis Nikolsburg — Никольсбургские тетради, Ежеквартальный кравеведческий журнал, Нюрнберг, 1968—2003
- ↑ Historický místopis Moravy a Slezska v letech 1848—1960, sv. 9. 1984
Ссылки
- [www.mikulov.cz Официальная страница города] (чешск.) (англ.) (нем.)
- [www.jewage.org/wiki/en/Profile:Nikolsburg_Austro_Hungarian_Empire Микулов в Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона] (нем.)
- [www.suedmaehren.eu/index.php?option=com_content&task=view&id=20&Itemid=52 История евреев города Никольсбурга] (нем.)
- [www.suedmaehren.at/c_bz_niko.htm Округ Никольсбург / Bezirk Nikolsburg на странице австрийского фонда Южной Моравии] (нем.)
- [www.suedmaehren.de/index.php?option=com_content&view=article&id=18&Itemid=44 Землячество Южной Моравии — данные переписи населения] (нем.)
- [www.gottfried-nepp.de/kreis_nikolsburg.html Округ Никольсбург, города и поселки] (нем.)
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Микулов
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
