Никольская, Татьяна Львовна
Поделись знанием:
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
| Татьяна Львовна Никольская | ||
| Дата рождения: | ||
|---|---|---|
| Место рождения: | ||
| Страна: | ||
| Научная сфера: | ||
| Место работы: |
Библиотека Института восточных рукописей РАН (с 1987) | |
| Альма-матер: |
Филологический факультет Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова | |
| Известна как: |
исследовательница русского авангарда | |
| Награды и премии: |
Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка | |
Татья́на Льво́вна Нико́льская (род. 2 июня 1945, Ленинград) — советский и российский литературовед, библиотекарь; мемуаристка. Исследовательница русского авангарда, специалист по русской прозе 1910—1930-х годов, истории футуризма в Грузии, русско-грузинским литературным связям первой трети ХХ века. Автор мемуарно-исследовательских этюдов о своих современниках. Библиотекарь библиотеки Института восточных рукописей РАН.
Содержание
Биография
Татьяна Никольская родилась 2 июня 1945 года в Ленинграде[1]. В 1969 году окончила филологический факультет Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова по специальности «Русский язык и литература»[2]. Будучи студенткой, в 1967 году вместе с мужем Леонидом Чертковым осуществила первую за более чем тридцать лет публикацию стихов Константина Вагинова[1].
Область научных интересов: русско-грузинские литературные связи первой трети ХХ века, история футуризма в Грузии, творчество Григола Робакидзе, русский авангард[2]. Специалист по русской прозе 1910—1930-х годов: Софья Парнок, Сергей Нельдихен, Леонид Добычин, Игорь Терентьев, Илья Зданевич, Александр Туфанов, Юрий Марр и др. Подготовила первые или наиболее полные издания этих писателей[1]. Автор около 250 научных работ[2].
В 2002 году Андрей Крусанов в рецензии на книгу Татьяны Никольской «Авангард и окрестности» писал:
|
[Т. Л. Никольская] уже давно заработала себе имя и известность среди литературоведов многочисленными статьями в различных отечественных и зарубежных сборниках и журналах. <…> …Бросается в глаза прежде всего постоянное стремление Никольской к новизне темы, к описанию и анализу ещё не разработанного или слабо разработанного материала. Никольская — один из тех немногих филологов-первопроходцев, которые занялись изучением русского поэтического авангарда в его наиболее крайней форме: заумной поэзии. Это главная тема её научных интересов, от которой идут всевозможные ответвления. Не лишним будет подчеркнуть тот очевидный факт, что современный уровень знаний о группировках русских поэтов-заумников и деятельности их представителей во многом сформирован самой Никольской. В то же время рецензируемое издание свидетельствует о новом направлении в её работе, до сих пор находившемся вне поля зрения русскоязычного литературоведения: это исследование грузинского литературного футуризма[3]. | 
|
Татьяна Никольская выступала с докладами на международных симпозиумах, конгрессах и конференциях, в том числе международном симпозиуме по грузинскому искусству (Тбилиси, 1989), международном симпозиуме по творчеству Шота Руставели (Турку, 1991), международном конгрессе, посвященном 100-летию Романа Якобсона (Москва, 1996), конференциях по авангарду в Италии, США, Голландии, Хорватии, Сербии, Швеции и др. Регулярно с середины 1980-х годов участвует в проводимой в Латвии конференции «Тыняновские чтения»[2].
С 1987 года работает библиотекарем в библиотеке Института восточных рукописей РАН (ранее Ленинградского [Санкт-Петербургского] филиала Института востоковедения РАН), где занимается систематизацией и раскрытием грузинского фонда[2]. Жила в Грузии, где изучала грузинский язык и, в числе прочего, собирала материалы для монографии «„Фантастический город“: Русская культурная жизнь в Тбилиси 1917―1921» (2000)[2].
В 2005 году читала курс лекций по новой грузинской литературе на восточном факультете Санкт-Петербургского государственного университета. В 2011 году прочла курс лекций по футуризму в Грузии и группе «41°» в Музее петербургского авангарда (Доме Матюшина) и на филологическом факультете Хельсинкского университета[2].
С середины 1990-х годов публикует мемуарно-исследовательские этюды о своих современниках[1].
Семья
- Муж (разведены) — Леонид Натанович Чертков (1933—2000), советский и германский русскоязычный поэт, прозаик, историк литературы, переводчик[1].
Участие в творческих и общественных организациях
- Член правления Санкт-петербургского грузинского землячества «Иверия» (с 1991)[2]
- Член международной научной организации NIAS Fellows Association (с 1996)[2]
- Член Союза писателей Санкт-Петербурга (с 2002)[2]
- Член Русского ПЕН-центра (c 2007)[1][2]
Награды и премии
- Премия А. Кручёных (Херсон, 1993)[2]
- Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка[4]
- Орден Чести Грузии (2003, за помощь в проведении Дней Грузии в Санкт-Петербурге и пропаганду грузинской культуры)[2]
Библиография
Книги
- Автор
- Никольская Татьяна. «Фантастический город»: Русская культурная жизнь в Тбилиси: 1917—1921. — М.: Пятая страна, 2000. — 192 с. — ISBN 5-901250-07-9.
- Никольская Татьяна. Авангард и окрестности. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2001. — 320 с. — ISBN 5-89059-010-3.
- Никольская Татьяна. Спасибо, что вы были…. — СПб.: Юолукка, 2014.
- Научный редактор
- Терентьев Игорь. Собрание сочинений / Составление, подготовка текста, биографическая справка, вступительная статья и комментарии М. Марцадури и Т. Никольской. — Bologna: S. Francesco, 1988. — (Eurasiatica: Quaderni del Dipartamento di Studi Eurasiatici Universita degli Studi di Venezia. 7).
- Вагинов К. К. Полное собрание сочинений в прозе / Примечания Т. Л. Никольской и В. И. Эрля. — СПб.: Академический проект, 1999. — ISBN 5-7331-0163-6.
Статьи, тезисы докладов
- Никольская Т. Л. Фантастический кабачок // Литературная Грузия. — 1980. — № 11. — С. 208―212.
- Nikol’skaja T. Russian writers in Georgia in 1917—1921 // The Ardis Anthology of Russian Futurism. — E.&C.Proffer, 1980. — P. 295—326.
- Никольская Т. Л. А. Чачиков (Чачикашвили) // Russian Literature. — 1988. — Т. XXIV―II. — С. 227―234.
- Никольская Татьяна. Игорь Терентьев // Забытый авангард. [Книга 1]. — Wien, 1989. — С. 95—96.
- Никольская Татьяна. Ладо Гудиашвили и русский футуризм // Русский авангард в кругу европейской культуры: Материалы конференции. — М., 1994. — С. 161.
- Никольская Татьяна. [magazines.russ.ru/nlo/2001/47/nikol.html Путешественник, ставший затворником] // Новое литературное обозрение. — 2001. — № 47.
- Никольская Татьяна. [sites.utoronto.ca/tsq/06/nikolskaya06.shtml#top Краткий обзор литературы по футуристике: 1982—2001] // Toronto Slavic Quarterly. — 2008 (Summer). — № 25.
- Никольская Т. Л. С. Третьяков и А. Чачиков о национально-освободительном движении народов Востока // Авангард и идеология: русские примеры / Редактор Слободан Грубачич, редактор-составитель Корнелия Ичин. — Белград: Издательство филологического факультета Белградского университета, 2009. — С. 315―321. — ISBN 978-86-86419-65-1.
- Никольская Татьяна. Гость на раскладушке // Авангард и остальное: Сборник статей к 75-летию Александра Ефимовича Парниса. — М.: Три квадрата, 2013. — С. 42—44. — ISBN 978-5-94607-172-7.
- Никольская Татьяна. Чужое слово в компании «41°»: заметки к теме // 1913. «Слово как таковое»: К юбилейному году русского футуризма. Материалы международной научной конференции (Женева, 10–12 апреля 2013 г.) / Редактор Пётр Казарновский; Составление и научная редакция Жан-Филиппа Жаккара и Анник Морар. — СПб.: Издательство Европейского университета, 2015. — ISBN 978-5-94380-181-5.
- Стефан Цвейг глазами Григола Робакидзе. Примечание к теме // Россия и Запад. Сборник статей в честь 70-летия К. М. Азадовского. М.: НЛО, 2011. С. 341―344.
- Грузинские футуристы в кино (Ранняя статья М. Калатозишвили) // От слов к телу. Сборник статей к 60-летию Юрия Цивьяна. М.: НЛО, 2010. С. 238―242 (Научное приложение. Вып. XXXIX).
- На смерть Андрея Белого. Письмо Григола Робакидзе Владиславу Ходасевичу // Vademecum: к 65-летию Лазаря Флейшмана. М.: Водолей, 2010. С. 382―393.
- Ладо Гудиашвили и русский футуризм // Ладо Гудиашвили. Парижские годы 1920―1925. СПб.: Palace edition, 2009. С. 85―90.
- Воспоминания об Изольде Эмильевне Циперович // Россия и Китай. Сборник научных статей. СПб.: БАН: Альдарет, 2009. С. 209―210.
- Гр. Робакидзе, А. Белый и немецкая культура (К постановке вопроса) // Sjani. Annual Scientific Journal of Literary Theory and Comparative Literature. No 10. Tbilisi, 2009. P. 165―170.
- Юрий Николаевич Марр // Три времени. Поэзия востоковедов. Вып. 3. СПб.: ООО МИРС, 2009. С. 11.
- Г. Робакидзе, А. Белый и немецкая культура. К постановке вопроса // 2nd International Symposium: Contemporary Issue of Literary Criticism. Theses. Tbilisi, 2008. P. 159―160.
- Китайско-грузинские параллели в творчестве С. М. Третьякова // Natales grate numeras. Сборник статей к 60-летию Г. А. Левинтона. СПб.: изд. Европейскго ун-та в СПб., 2008. С. 421―426. (Совм. с Т. И. Виноградовой.)
- К истории одного экспромта (стихотворный экспромт Г. Робакидзе, посвященный Н. Н. Ходотову) // Габриэлиада. К 65-летию Г. Г. Суперфина. Объединенное гуманитарное издательство. Кафедра русской литературы Тартусского университета. Институт восточных рукописей Российской академии наук (Санкт-Петербург) www.orientalstudies.ru 2
- «Шантажисты и Геурк-ага». Из истории грузинских сатирических изданий начала ХХ в. По материалам грузинского фонда Библиотеки Санкт-Петербургского Филиала Института Востоковедения РАН. СПб.: изд-во С.-Петербургского Университета, 2007. С. 183―186.
- Произведения Ильи Чавчавадзе в грузинском фонде Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН // The International Scientific Conference «Ilia Chavchavadze and His Epoch». Theses. 6―7 November, 2007. Tbilisi, 2007. P. 123―124 (заглавие сборника на грузинском и английском языке).
- М. Броссе (200 лет со дня рождения) / Доклад на научном заседании СПб ФИВРАН, Библиотека, март 2002 г. // 3арнадзе Н., Джангвелидзе Н. Грузинское землячество в Санкт-Петербурге. СПб., 2007.
- Из истории культурной жизни грузинской диаспоры в Санкт-Петербурге / Доклад на конференции «Вклад национально-культурных объединений Санкт-Петербурга в развитие города», РНБ, 29 ноября 2002 г. // Зарнадзе Н., Джангвелидзе Н. Грузинское землячество в Санкт-Петербурге. СПб., 2007. С. 106―109.
- Из воспоминаний о Мерабе Костава // Грузинская церковь Санкт-Петербурга. Газета церкви шестаковской иконы Божьей Матери, 2006, № 6, май. С. 3―4.
- Из истории грузинских сатирических изданий начала ХХ в. // Международная научная конференция «Востоковедение и африканистика в университетах Санкт-Петербурга, России, Европы. Актуальные проблемы и перспективы». Тезисы докладов, 4―6 апреля 2006 г. СПб., 2006. С. 309.
- Ленинградская блокада глазами грузинского ученого: «Блокадная тетрадь» Т. Кипиани // Город нашей общей судьбы. Материалы научно-практических конференций и семинаров. СПб., 2005. С.225―230.
- Маринетти на 41°// Всемирное слово 2005. № 17/18, с. 159―161 (то же на ит. яз., сокр. вариант, с. 38―39).
- Гумилев и Грузия // Иверский телеграф, 2005, № 59. С. 4.
- Цаава Д. Сны в кожаном кресле (Воспоминания о И. Бродском) / Пер. с грузинского Т. Никольской // Иверский телеграф, 2005, № 57. С. 6―7.
- Дали ЦААВА // Иверский телеграф, 2005, № 57. С. 6.
- Триумф и трагедия Григола Робакидзе // Звезда, 2004, № 9. С.128―137.
- Журнал грузинских футуристов "Литература да схва // Александр Введенский и русский авангард. СПб., 2004. С. 115―118.
- «Мы в гости пришли к Вам…». Из истории литературно-художественной жизни Тбилиси 1917―1921 гг. // Грузино-российские научно-культурные связи в истории Санкт-Петербурга. СПб., 2003. С. 330―361.
- Журнал грузинских футуристов «Мемарцхенеоба» // Вопросы литературы, 2003, № 3. С. 319―330.
- От «Фантастического кабачка» до «Химериони» // Литературная Грузия, 2002, № 1/6. С. 41―73.
- Грузинские «сестры» Ахматовой // Канун. Вып. 6. СПб., 2001. С. 155―162.
- Бродский и Грузия // Иосиф Бродский и мир. СПб., 2000. С. 340―346.
- Газета «Голос грузинской женщины» // Вестник Восточного Института. Т. 5, № 1(9). СПб., 2000. С. 18―22.
- Р. Алягров и «41°» // Роман Якобсон. Тексты, документы, исследования. М.,1999. С. 869―873.
- «Голубые Роги» ― «H2SO4». Жизнетворчество и власть // Авангардное поведение. Сборник материалов. СПб.,1998. С. 123―130.
- И. Терентьев и грузинские футуристы // Терентьевский сборник. М., 1996. С. 79―82. Институт восточных рукописей Российской академии наук (Санкт-Петербург) www.orientalstudies.ru 3
- Тбилисский журнал «Орион» // De visu, 1994, № 5/6. С. 113―116.
- Ладо Гудиашвили и русский футуризм // Русский авангард в кругу европейской культуры. М., 1994. С. 159―164.
- Г. Робакидзе и русские символисты // Блоковский сборник XII. Тарту, 1993. С. 124―130.
- С. М. Городецкий в Грузии (1917―1919). Материалы к библиографии // De Visu, 1993, № 9(10). С. 59―63.
- Григол Робакидзе о Бальмонте и Руставели // Литература дадсхвае 1991, 2 ноября. С. 11.
- Григол Робакидзе и Вяч. Иванов // Тезисы докладов научной конференции «А. Блок и русский постсимволизм». Тарту, 1991. С. 52―55.
- Дионис Грузии (Г. Робакидзе) // Мнатоби, 1991, № 6 (перевод на грузинский Мераба Костава).
- Vephistqaosani in K. Balmont’s Translation and Georgian Critics of the 1910s // An International Shota Rustaveli Symposium.Turku, 1991. P. 116―119.
- Грузинские символисты о Пушкине // Пушкинские чтения. Сборник статей. Таллин,1990. С.182―189.
- Рецепция идей ОПОЯЗа в Грузии // Пятые тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалов для обсуждения. Рига, 1990. С. 31―35.
- Ахматова в оценке литературного Тбилиси // Ахматовский сборник. Париж,1989. С. 83―88.
- Гумилев и Грузия // Цигнис самкаро, 1988, 27 апреля, № 8(476).С. 8.
- Синдикат футуристов // Russian Literature 1987, XXI. С. 89―98.
- Юрий Николаевич Марр ― заумный поэт // Georgica I. Venezia, 1985.
- Гумилев и грузинские символисты // Гумилевские чтения. Wiener slavistischer Almanach. 5/15, 1984. P. 97―99.
- Игорь Терентьев в Тбилиси // L’Avanguardia a Tiflis. Venezia 1982.
- Russian Writers in Georgia in 1917―1920 // The Ardis Anthology of Russian Futurism. Ann Arbor 1980. P. 295―326.
Публичные выступления
- Никольская Татьяна. [belyprize.ru/?pid=401 Слово о Юлии Валиевой]. Премия Андрея Белого (2011). Проверено 9 сентября 2016.
Напишите отзыв о статье "Никольская, Татьяна Львовна"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [penrussia.org/new/2014/1344 Татьяна Львовна Никольская]. Русский ПЕН-центр. Проверено 9 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?Itemid=74&option=com_personalities&person=767 Татьяна Львовна Никольская]. Институт восточных рукописей РАН. Проверено 9 сентября 2016.
- ↑ Крусанов Андрей. [www.guelman.ru/slava/nrk/nrk10/r22.html [Рецензия на книгу: Т. Л. Никольская. Авангард и окрестности. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2002. 320 с. Тираж 1000 экз.]] // Новая русская книга. — 2002. — № 1.
- ↑ [www.litkarta.ru/projects/otmetina/about/ Международная отметина имени отца русского футуризма Давида Бурлюка]. Новая литературная карта России. Проверено 20 марта 2015.
Литература
- Крусанов Андрей. [www.guelman.ru/slava/nrk/nrk10/r22.html [Рецензия на книгу: Т. Л. Никольская. Авангард и окрестности. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2002. 320 с. Тираж 1000 экз.]] // Новая русская книга. — 2002. — № 1.
Ссылки
- [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?Itemid=74&option=com_personalities&person=767 Татьяна Львовна Никольская]. Институт восточных рукописей РАН. Проверено 9 сентября 2016.
- [penrussia.org/new/2014/1344 Татьяна Львовна Никольская]. Русский ПЕН-центр. Проверено 9 сентября 2016.
Отрывок, характеризующий Никольская, Татьяна Львовна
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Категории:
- Родившиеся 2 июня
- Родившиеся в 1945 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Санкт-Петербурге
- Кавалеры ордена Чести (Грузия)
- Учёные по алфавиту
- Литературоведы СССР
- Литературоведы России
- Выпускники филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
- Исследователи русского авангарда
- Мемуаристы России
- Библиотекари Санкт-Петербурга
- Лауреаты Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка
- Сотрудники ИВР РАН
- Члены ПЕН-клуба
- Преподаватели восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета
