Никольский, Михаил Николаевич
Михаил Николаевич Никольский | |||
| |||
---|---|---|---|
июль 1937 — сентябрь 1937 | |||
Предшественник: | Ирклис Пётр Андреевич | ||
Преемник: | Иванов Николай Иванович | ||
Рождение: | 1902 Олонецкая губерния | ||
Смерть: | 18 мая 1938 Ленинград | ||
Партия: | ВКП(б) с 1926 года |
Михаил Николаевич Никольский (1902—1938) — советский партийный деятель.
Биография
Уроженец Олонецкой губернии (Петровский район Карельской АССР). По национальности карел. Сын священника. Окончил школу третьей ступени и три класса учительской гимназии (позднее в анкетах указывал, что по образованию — учитель).
В 1924—1929 годах служил в РККА, в том числе в Карельской егерской бригаде. С 1926 года кандидат в члены ВКП(б), с 1929 года член партии.
С 1930 года работал в Петрозаводском горкоме ВКП(б), был секретарем Олонецкого райкома ВКП(б) (Карельская АССР).
С мая 1936 года по сентябрь 1937 года — второй секретарь Карельского областного комитета ВКП(б). В июле-сентябре 1937 года (после ареста П. А. Ирклиса) — и. о. первого секретаря Карельского обкома ВКП(б).
Снят с работы 14 сентября 1937 года, исключен из партии 19 сентября, арестован 17 октября 1937 года. Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в Ленинграде 18 мая 1938 года приговорен по ст. ст. 58-7-10-11 УК РСФСР к высшей мере наказания.
Расстрелян в Ленинграде 18 мая 1938 года.
Напишите отзыв о статье "Никольский, Михаил Николаевич"
Литература
- Балагуров Я. А., Шумилов М. И., Машезерский В. И. и др. Очерки истории Карельской организации КПСС. — Петрозаводск: Карелия. — 590 с. — 10 000 экз.
Ссылки
- [www.alexanderyakovlev.org/almanah/almanah-dict-bio/1006216/12 Никольский Михаил Николаевич]
- [visz.nlr.ru/searchword.php?qs=%F3%F0%EE%E6%E5%ED%E5%F6&rpp=20&p=2933&razdel=1 Возвращённые имена]
- [kareliya-37.blogspot.ru/2014/06/4-37.html И. И. Чухин Карелия-37: идеология и практика террора, Петрозаводск, 1999 ISBN 5-8021-0022-2]
Отрывок, характеризующий Никольский, Михаил Николаевич
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.