Никонов, Владимир Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Андреевич Никонов
Дата рождения:

14 (27) июля 1904(1904-07-27)

Место рождения:

Симбирск, Российская империя

Дата смерти:

13 марта 1988(1988-03-13) (83 года)

Место смерти:

Москва, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Научная сфера:

лингвистика

Место работы:

Институт этнографии АН СССР

Известен как:

специалист в области ономастики

Влади́мир Андре́евич Ни́конов (14 (27) июля 1904, Симбирск, Российская империя — 13 марта 1988, Москва, СССР; похоронен в Ульяновске) — советский лингвист, организатор науки, литературовед, поэт. Учёный-самоучка без высшего образования, один из крупнейших советских ономастов. Почётный член Международного комитета ономастических наук при ЮНЕСКО (1972).





Семья

Упоминания о роде Никонова восходят к XVII веку[1].

Отец — Андрей Алексеевич Никонов, фельдшер при Симбирской городской управе, потомок побочных линий дворянских фамилий Ивашевых и Языковых. Был гласным Симбирской городской думы. За заслуги перед Симбирском получил личное дворянство[1].

Мать — Любовь Петровна Никонова (урождённая Воскресенская, ум. 1904), дочь сельского священника, внучатая племянница митрополита Петербургского и Ладожского Палладия[1].

Владимир был пятым сыном своих родителей (старшие братья — Алексей, Александр, Николай, Сергей). При его родах мать умерла. Отец женился вторично на Татьяне Никифоровне Бородиной (в замужестве Никоновой). В этом браке было шестеро детей — один сын и пять дочерей[1]. Два старших брата Никонова воевали в Гражданской войне на разных сторонах и никогда не примирились друг с другом[2].

Владимир был отдан на воспитание в семью тёти, Анны Алексеевны Петровой (урождённой Никоновой) — родной сестры его отца. Мужем тёти был Николай Николаевич Петров, богатый симбирский купец-хлеботорговец. Их дочь, двоюродная сестра Владимира, незамужняя Вера Николаевна Петрова (18701969), стала его приёмной матерью. Прожив 99 лет, она до конца жизни была окружена вниманием и заботой приёмного сына[1].

Никонов был дважды женат. Единственный сын от второго брака Евгений умер в четырёхлетнем возрасте от скарлатины, когда Никонов находился в заключении в Сибири. Также до его выхода из заключения умерла вторая жена[1].

Образование

В начальную школу приёмная мать Никонова не отдала, «чтобы уличные мальчишки не испортили», и учителя ходили к нему на дом. Затем учился в гимназии, окончание которой совпало с революционными событиями в Симбирске, которые юный Никонов полностью разделял. Увлечение географией привело его в результате революционных событий в географический комитет Симбирского губернского отдела образования, членом которого он стал в 14 лет. Его учителя и директор гимназии фактически стали его подчинёнными, и в этой ситуации ему было «неудобно» сдавать экзамены. После гимназии он нигде не учился, занимаясь исключительно самообразованием.

У Никонова, таким образом, не было высшего образования, аттестата о среднем образовании и свидетельства об окончании начальной школы[2].

Биография

В 1918 году в четырнадцатилетнем возрасте, будучи членом географического комитета Симбирского губернского отдела образования, переименовал 15 улиц Симбирска, о чём впоследствии сожалел[2]. В этот период услышал речь приехавшего в Симбирск Льва Троцкого, которая произвела на него огромное впечатление[2]. В 1920 году вступил в комсомол и создал пионерскую организацию в Симбирске и губернскую пионерскую газету «Смена смене»[2]. В 1920 году в шестнадцатилетнем возрасте начал работать в симбирской губернской газете. В 19251931 гг. преподавал географию в средней школе № 3 и педагогическом техникуме Ульяновска.

В 1924 году организовал в Ульяновске литературную группу «Стрежень», которой руководил до 1928 года. В 1924 году на собственные средства издал два сборника стихов: «Молодняк» и «Чужие стихи». В 1928 году вышли две литературоведческие книги Никонова: «Статьи о конструктивистах» и «Эдуард Багрицкий».

В 1931 году переехал в Воронеж, где работал заведующим отделом информации в областной газете «Коммуна» и членом редколлегии журнала «Подъём».

Переехав в Москву в 1933 году, продолжил литературную деятельность, печатаясь в «Литературной газете», журналах «Знамя», «Красная новь», «Октябрь» и др. В этот период Никонов много писал о стиховедении и стилистике. В 1935 году опубликовал в журнале «Советское краеведение» свою первую статью по ономастике «Об изучении местных географических названий».

Во время Великой Отечественной войны с мая 1942 по июнь 1944 года служил в 14-й Чебоксарской стрелковой дивизии Волжской военной флотилии, имел награды. Из-за контузии, полученной во время войны, в дальнейшей жизни говорил очень громко[3].

В июне 1944 года был незаконно репрессирован и провёл в сибирских лагерях ГУЛАГа и ссылке 10 лет. Причиной репрессии стал бытовой конфликт с особистом, шофёра которого, опоздавшего к обеду, дежурный по кухне Никонов отказался кормить. Поводом стало обсуждение указа Сталина о возобновлении работы Священного синода и шутка Никонова о том, что скоро вместо батальонных комиссаров будут батальонные священники. В заключении находился в Западной Сибири, где, благодаря своей грамотности, был бухгалтером одновременно нескольких лагерей[2]. В 1954 году, после полного отбытия Никоновым десятилетнего срока заключения, приговор был полностью отменён по протесту прокурора Вооружённых сил СССР за отсутствием состава преступления.

Во второй половине 1950-х на шестом десятке лет вернулся к научной и литературной деятельности. Основные научные интересы в ономастике — русские фамилии, географические названия (топонимы), названия космических объектов (астронимы), клички животных (зоонимы). В различных советских энциклопедиях опубликовано более 300 статей и заметок Никонова[4]. Читал лекции в 18 вузах СССР.

Заинтересованный свидетель описывал семидесятишестилетнего Никонова в 1980 году:

Выглядел Владимир Андреевич как фанатик, для которого в жизни ничего, кроме науки, не существовало: мятая рубашка, локти старенького пиджака протерты, брюки с «бахромой» внизу, ботинки стоптанные и явно не по сезону (на улице уже были декабрьские морозы). Как бы в оправдание своего неприглядного внешнего вида Владимир Андреевич сообщил собравшимся, что живёт один (жена умерла несколько лет назад), а всё время проводит в командировках от института по стране…[3]

До самой смерти в 1988 году жил в одиночестве в одной комнате (14-16 кв. м) коммунальной квартиры, где жили ещё две семьи, недалеко от Садового кольца в Москве[1]. Эту комнату Никонов получил после возвращения из заключения благодаря полярнику Ивану Папанину[2].

По некоторым сведениям[2] Никонов оставил после себя большие сбережения — 40000 рублей, которые хотел передать на организацию литературного музея в Ульяновске. Это желание не было исполнено.

Согласно завещанию (по другой версии — по инициативе ульяновских краеведов[4]) прах захоронен на родине, в Ульяновске — на Аллее Почёта Ишеевского кладбища[2].

Научная деятельность

Сформулировал постулат о рядности географических названий, которые «никогда не существуют в одиночку, они всегда соотнесены друг с другом. Чтобы выяснить происхождение названия, необходимо прежде всего понять, что оно возникло не изолированно, а лишь в ряду других названий»[5].

Предложил различать понятия топонимика и топонимия, что стало общепринятым[5].

Акцентировал значимость историзма в топонимике: топонимия соответствует не природным зонам, а «исторически складывающемуся использованию их человеком»[5].

Способствовал формированию новых научных направлений — этнической и ареальной ономастики. Внедрил в ономастику новые методы исследований — статистический и картографический. Ввёл в научный оборот новый круг источников — переписи, похозяйственные книги, данные загсов и архивов[1].

Пользуясь статистическими методами, впервые выделил четыре основных района Европейской части России, в каждом из которых господствует одна фамилия: на Севере — Попов, в Северном Поволжье — Смирнов, в огромной полосе южнее и восточнее Москвы — Кузнецов, на северо-западе — Иванов. Эти четыре массива, охватывающие миллионы людей, по мнению Никонова, — четыре историко-географических слагаемых России: суздальско-владимирские земли, псковско-новгородские, северные и земли нового освоения[1].

Выделил шесть основных групп систем фамилий: патронимические, принадлежностные, владельческие, оттерриториальные, профессиональные, по личным особенностям носителя, этнические. Особое внимание уделял анализу лексических рядов слов, послуживших основами для фамилий, не смешивая их с семантикой фамилии[1].

Создал и руководил топонимической комиссией Московского филиала Географического общества СССР и группой ономастики в Институте языкознания АН СССР. Более 20 лет руководил группой ономастики в Институте этнографии АН СССР. Руководил проведением ряда всесоюзных конференций по топонимике, антропонимике, ономастике и выпуском более 20 научных сборников.

В 1972 году на XI международном конгрессе по ономастике в Софии был избран почётным членом Международного комитета (центра) ономастических наук при ЮНЕСКО.

Библиография

Труды Никонова

Книги стихов

  • Молодняк. — Ульяновск, 1924.
  • Чужие стихи. — Ульяновск, 1924.

Монографии

Литературоведение
  • Никонов В. А. Статьи о конструктивистах. — Ульяновск: Стрежень, Отделение Всесоюз. Объедин. Раб.-Кр. Пис. «Перевал», 1928. — 102 с. — 500 экз.
  • Никонов В. А. Эдуард Багрицкий. — Ульяновск: Стрежень, Отделение Всесоюз. Объедин. Раб.-Кр. Пис. «Перевал», 1928. — 31 с. — 150 экз.
Ономастика

Важнейшие статьи

  • Об изучении местных географических названий // Советское краеведение. — 1935. — № 6.
  • Закон ряда в географических названиях // Onomastica, 6. — Wrocław— Krakyw, 1958. — R. IV. — № 1.
  • География русских суффиксов // Onomastica, 6. — Wrocław— Krakyw, 1959. — R. V. — № 2.
  • История освоения Поволжья по материалам топонимии // Вопросы географии. Сб. 50. Историческая география. — М., 1960.
  • Диалектология и топонимика // Балканско езикознание. — София, 1961. — № 3.
  • Первый закон топонимики // I Miedzynarydowa slawistyczna Konferencja onomastyczna. — Wrocław—Krakyw, 1961. — С. 103—107.
  • Ручей — ключ — колодезь — криница — родник // Материалы и исследования по русской диалектологии. — М., 1961. — Т. 2. — С. 180—198.
  • Этимологические западни // Lingua Posnaniensis. — 1962. — Т. 9.
  • Поиски системы // Этимология. — М., 1963.
  • Пути топонимического исследования // Принципы топонимики. — М., 1964.
  • Формы русских фамилий // Studia językoznawczy poswiecone Stanislawowi Rospondowi. — Wrocław, 1966. — С. 319—329.
  • Личное имя — социальный знак // Советская этнография. — 1967. — № 5.
  • Северные фамилии // Этимология. — 1968. — С. 143—152.
  • Топонимы пермских языков / Географические названия Прикамья // Учён. зап. Пермск. ун-та. — 1968. — № 177.
  • Фоностатические схемы гидронимии Уганды // Топонимика Востока. — М., 1969.
  • Система личных имён // Народы мира. — М., 1970.
  • Этнография и ономастика (на материале Украины) // Советская этнография. — 1971. — № 5.
  • Женские имена в России XVIII века // Этнография имен: Сборник статей / Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая; отв. ред. В. А. Никонов, Г. Г. Стратанович. — М. : Наука, Гл. ред. вост. лит., 1971. — С.120-141
  • География космонимов и этнические связи // Проблемы этногеографии Востока. — М., 1973.
  • Состояние и задачи ономастических исследований Кавказа // Вопросы языкознания. — 1975. — № 4.
  • Позиции тюркского р // Вопросы алтайского языкознания. — Горно-Алтайск, 1976.
  • География фамилий Поволжья // Ономастика Поволжья. — Саранск, 1976. — Т. 4.
  • Заметки по оронимии Киргизии // Ономастика Средней Азии. — М., 1978.
  • Формы среднеазиатских фамилий // Ономастика Средней Азии. — Фрунзе, 1980. — С. 120—127.
  • Этнонимы Дальнего Востока СССР // Этническая ономастика. — М., 1984.
  • [planeta-imen.narod.ru/archivonomastiki/nikonov1987.html Русские фамилии: Москва XVI—XX вв.] // Этнические группы в городах европейской части СССР (формирование, расселение, динамика культуры). — М.: Московский филиал Географического общества СССР, 1987. — С. 5-15.
  • Системы личных имен у народов мира. Вместо введения. // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 5-10.
  • Башкиры // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 72-74.
  • Македонцы // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 199—200.
  • Поляки // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 255—257.
  • Русские // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 262—269.
  • Сербы // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 273—274.
  • Узбеки // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 312—315.
  • Хорваты // Системы личных имен у народов мира. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1989. — С. 332—333.

О Никонове

  • Борисова Алла. [sm-k.narod.ru/archives/2004/jul/99-100/28.htm Переименовал 15 наших улиц. Спустя много лет он очень сожалел об этом] // Симбирский курьер. — № 99-100. — 10 июля 2004 года.
  • Джарылгасинова Р. Ш. О Владимире Андреевиче Никонове (1904—1988) // Никонов В. А. Словарь русских фамилий. — М.: Школа-Пресс, 1933. — С. 3-6.
  • Джарылгасинова Р. Ш. [www.ihst.ru/projects/sohist/books/ethnography/2/429-454.pdf Владимир Андреевич Никонов — выдающийся исследователь ономастики] // Репрессированные этнографы. Выпуск 2 / Сост. и отв. ред. Д. Д. Тумаркин. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002. — С. 429—454. — ISBN 5-02-018346-6
  • Джарылгасинова Р. Ш. [slovesnost-ok.ucoz.ru/_ld/0/2_Gazeta_33_2009.pdf В. А. Никонов. О жизни, судьбе и подвиге выдающегося учёного] // Мiръ имёнъ и названiй. — 2009. — Март. — С. 4-5.
  • Кузнецов Александр. [www.vn.vic35.ru/piece_of_news.php?fID=272 Харовские «ихи»] // Вологодская неделя. — 4 августа 2005 года.
  • Лимонов Вячеслав. [www.monomax.sis.net.ru/main?cmd=view&article=903&print=1 Впервые о Есенине] // Ульяновский литературно-краеведческий журнал «Мономах». — 18 декабря 2009 года.
  • Мурзаев Э. М. Никонов Владимир Андреевич // Русская ономастика и ономастика России / Под ред. О. Н. Трубачёва. — М.: Школа-Пресс, 1994. — С. 145—147.
  • Никонов Владимир Андреевич // Краткая географическая энциклопедия: В 5 тт. Т. 5. — М.: Советская энциклопедия, 1966. — С. 493.

Напишите отзыв о статье "Никонов, Владимир Андреевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Джарылгасинова Р. Ш. [www.ihst.ru/projects/sohist/books/ethnography/2/429-454.pdf Владимир Андреевич Никонов — выдающийся исследователь ономастики] // Репрессированные этнографы. Выпуск 2 / Сост. и отв. ред. Д. Д. Тумаркин. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002. — С. 429—454.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Борисова Алла. [sm-k.narod.ru/archives/2004/jul/99-100/28.htm Переименовал 15 наших улиц. Спустя много лет он очень сожалел об этом] // Симбирский курьер. — № 99-100. — 10 июля 2004 года.
  3. 1 2 Кузнецов Александр. [www.vn.vic35.ru/piece_of_news.php?fID=272 Харовские «ихи»] // Вологодская неделя. — 4 августа 2005 года.
  4. 1 2 Лимонов Вячеслав. [www.monomax.sis.net.ru/main?cmd=view&article=903&print=1 Впервые о Есенине] // Ульяновский литературно-краеведческий журнал «Мономах». — 18 декабря 2009 года.
  5. 1 2 3 Мурзаев Э. М. Никонов Владимир Андреевич // Русская ономастика и ономастика России / Под ред. О. Н. Трубачёва. — М.: Школа-Пресс, 1994. — С. 145.

Ссылки

  • [www.familii.ru/overview/top-foto/1152-nikonov Выставка и заседание памяти В. А. Никонова — одного из основателей российской ономастики. Москва, апрель 2007 года.]

Отрывок, характеризующий Никонов, Владимир Андреевич



В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.