Никсоновский шок

Никсоновский шок, или Шок Никсона (англ. Nixon Shock) — серия экономических реформ, осуществлённых президентом США Ричардом Никсоном в 1971 году, самой значительной из которых стал односторонний отказ США от привязки курса доллара к золоту, приведший к фактической остановке работы Бреттон-Вудской системы. Поскольку реформы были проведены без согласия членов системы, они получили название «Никсоновского шока». К 1973 году Бреттон-Вудская система де-факто была заменена на систему c плавающим валютным курсом. В 1978 году на Ямайской конференции Международного валютного фонда (МВФ) было зафиксировано окончательное изменение мировой валютной системы.

Предыстория

В 1944 году представителями 44 стран было достигнуто международное соглашение о золото-долларовом стандарте, получившем название «Бреттон-Вудская система». США обязались конвертировать доллары в золото по фиксированной ставке в 35 долларов за тройскую унцию. Конвертировать доллары в золото могли только правительства и центральные банки других стран: указом № 6102 физическим и юридическим лицам в США было запрещено хранить и торговать золотом в слитках с 1933 по 1975 годы. Страны-участники использовали доллары как резервную валюту, удерживали стабильным обменный курс национальной валюты к доллару США и осуществляли международные платежи в долларах.

Поначалу Бреттон-Вудская система работала исправно: экономика США стала ориентироваться на экспорт в страны, пострадавшие в ходе Второй мировой войны (см. также План Маршалла), и высокий спрос на американскую продукцию (автомобили, сталь, станки и т. д.) обуславливал высокий спрос на доллары. При этом в распоряжении США находилось 574 миллиона унций золота — больше половины мирового золотого запаса на момент окончания Второй мировой войны — и способность страны соблюдать принципы Бреттон-Вудской системы не подвергалась сомнению.

К середине 1960-х восстановление Японии и стран Западной Европы в значительной мере состоялось, а доля США в мировом производстве упала с 35 процентов до 27. Из-за развития европейских и азиатских внутренних рынков снизился спрос на доллары, усугубленный переизбытком данной денежной единицы в системе в результате расходов США на войну во Вьетнаме, финансовую помощь различным странам и внутренние программы в рамках проекта «Великое общество». Растущий дефицит торгового баланса США привёл к тому, что количество долларов за рубежом при конвертации по официальному курсу превысило запасы золота внутри США (см. также Парадокс Триффина). К 1966 году на хранении у иностранных центральных банков находилось 14 миллиардов долларов, в то время как золотой запас США оценивался в 13,2 миллиарда, из которых лишь 3,2 миллиарда покрывали внешние валютные обязательства. Остальное золото обеспечивало доллары внутри США. Таким образом, США не смогли бы выполнить свои обязательства по конвертации долларов в золото по фиксированной цене даже на четверть от общего объёма иностранных запасов доллара. Попытки США и МВФ уменьшить дефицит торгового баланса путём ограничения оттока долларов за границу, склонения партнеров к завышению курсов их валюты и введения не связанного с долларом или золотом платёжного средства, предпринятые ещё в периоды правлений Джона Кеннеди и Линдона Джонсона, имели крайне ограниченный успех.

В 1960-х годах в США замедлился экономический рост. В январе 1970 года инфляция достигла 6,2 % — худший показатель за 18 лет, а в декабре того же года безработица выросла до 6,2 % — высшего показателя за восемь лет. Недовольство других членов Бреттон-Вудской системы постоянно росло, так как из-за жёсткого курса валют они были вынуждены постоянно увеличивать денежную массу в своих странах в связи с инфляцией в США. Министр финансов Франции Валери Жискар Д’Эстен открыто называл систему «чрезмерной привилегией американцев», и уже в середине 1960-х страны начали конвертировать доллары в золото.

В начале 1971 года ФРГ обменяла на золото пять миллиардов долларов и вышла из Бреттон-Вудской системы, а Франция за предыдущие несколько лет сумела накопить золотовалютные запасы на сумму в 500 миллионов долларов. 5 августа 1971 года Конгресс США опубликовал отчёт с рекомендацией девальвировать доллар в попытке спасти доллар от «иностранных спекулянтов». 9 августа из Бреттон-Вудской системы вышла Швейцария.

Реформы Никсона

13 августа 1971 года президент США Ричард Никсон провёл в Кэмп-Дэвиде секретное совещание, на котором присутствовали 15 его советников. Среди них были директор Административно-бюджетного управления Джордж Шульц, министр финансов Джон Конналли, его заместитель — Пол Волкер и глава ФРС США Артур Бёрнс.

Конналли и Шульц настаивали на отказе от привязки курса доллара к золоту и увеличению денежной массы посредством печати долларов. Бёрнс возражал против такого пути и рекомендовал девальвировать доллар, подняв цену на золото выше 35 долларов за унцию, но, под сильным давлением Никсона, фактически согласился на предложение Конналли. Никсон стремился заручиться поддержкой Бёрнса, так как глава ФРС пользовался высоким доверием населения страны. Волкер же считал, что меры по спасению доллара, предложенные Бёрнсом, могут носить временный характер, и возврат к Бреттон-Вудской системе возможен, пусть с более гибким механизмом для изменения котировок.

План, предложенный Конналли, включал следующие пункты:

• Замораживание цен и зарплат на 90 дней для борьбы с инфляцией в стране (эта мера была введена впервые со времен Второй Мировой войны);
• 10-процентный тариф на импортируемые товары с целью заставить другие страны пересмотреть курсы валют, от чего многие участники Бреттон-Вудской системы ранее отказались;
• Небольшие сокращения (5%) финансовой помощи иностранным государствам (на возражение помощника госсекретаря Роджерса, Конналли ответил, что «если тот не заткнётся, заставим урезать помощь на 15 процентов»)
• Выход США из Бреттон-Вудской системы, который Конналли преподнес не как отказ Америки от поддержания золотого стандарта, а как взятие Америкой ситуации под контроль.

Через два дня Никсон объявил о реформах по национальному телевидению, сказав, что новый экономический план направлен на улучшение торгового баланса страны, замедление инфляции и снижение уровня безработицы.

Последствия реформ

Сразу после воскресного телеобращения Никсона реформы были восприняты позитивно населением США, считавшим, что правительство страны спасло его от иностранных спекулянтов и вызванного ими валютного кризиса. Индекс Доу-Джонса вырос в понедельник, 16 августа, на 33 пункта – максимальный рост за день за всю историю на тот момент, а газета The New York Times восхищалась решительными действиями Никсона. За границей же односторонние действия США были восприняты резко отрицательно, так как Никсон без какого-либо предупреждения лишил другие страны возможности конвертировать находившиеся у них доллары в золото, тогда как ценность доллара оказалась под большим вопросом.

После нескольких месяцев переговоров страны «Группы десяти» установили новые котировки, основанные на обесценившемся долларе и закрепленные Смитсонианским соглашением в декабре 1971 года. Соглашение, также предусматривавшее снятие 10 % тарифа на импорт, Никсон охарактеризовал как «самое значимое денежное соглашение в истории мира», однако оговорённые котировки продержались лишь до февраля 1973 года. Спекулятивное рыночное давление привело к дальнейшему обесцениванию доллара, вынудив страны пересмотреть котировки в очередной раз. В марте 1973 года шесть европейских стран — членов «Группы десяти» согласились установить плавающий относительно доллара курс для своей валюты, фактически подтвердив отказ от Бреттон-Вудской системы, однако официально отказ не был зафиксирован до 1978 года, когда вступила в действие Ямайская валютная система.

В долгосрочной перспективе шок Никсона привел к стагфляции в США, снизил покупательскую способность доллара и усугубил американскую рецессию 1970-х годов. Отказ от связи между главной резервной валютой мира и золотом обеспечил для США переход к выпуску фиатных денег.

Ссылки

• [www.goldenfront.ru/articles/view/mrachnyj-yubilej-rech-prezidenta-ssha-richarda-niksona-ob-otmene-zoloto-obmennogo-standarta-ot-15-av Речь Ричарда Никсона от 15 августа 1971 года]

Отрывок, характеризующий Никсоновский шок

Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.