Стивенсон, Нил

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Нил Стивенсон»)
Перейти к: навигация, поиск
Нил Таун Стивенсон
Neal Town Stephenson
Псевдонимы:

Стивен Бэри
Stephen Bury

Место рождения:

Форт-Мид, штат Мэриленд

Род деятельности:

Прозаик

Жанр:

Фантастика

Дебют:

«Большое У»

Премии:

Премия Хьюго

[www.lib.ru/INOFANT/STEFENSON/ Произведения на сайте Lib.ru]

Нил Таун Стивенсон (иногда «Стефенсон»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2769 дней], англ. Neal Town Stephenson; род. 31 октября 1959, Форт-Мид, штат Мэриленд) — американский писатель-фантаст.

Родился в семье профессора электротехники Университета Айовы и лабораторного техника-биохимика. Как романист дебютировал в 1984 году текстом «Большое У» (Big U). Автор романа «Лавина» (Snow Crash, 1991), который подытожил основные достижения и художественные открытия киберпанка. В основу острого сюжета положена идея вируса Snow Crash, способного оказывать на людей пагубное воздействие, как в цифровой реальности, так и в биологических формах. Заслуга Стивенсона заключается в исчерпывающем описании нового вида коммерческой матрицы в виде МетаВселенной как вершины технологического прогресса.

Лауреат премии «Хьюго» (1996). Иногда творчество Стивенсона относят к посткиберпанку. В соавторстве им написаны два романа. Это «Интерфейс» (Interface, 1994) и «Паутина» (Cobweb, 1996). В романе Стивенсона «Криптономикон» (Cryptonomicon, 1999) отчетливо наблюдаются системные реминисценции, неоднократно отсылающие читателя к роману Радуга земного тяготения американского прозаика Т. Пинчона. В НФ-рассказе Стивенсона «Хруст» в реалистично-бытовой манере, но в узнаваемой стилистике новелл Ф. Кафки описаны методы воздействия на человека коммерческой рекламы и последствия агрессивного маркетинга продуктов питания и товаров потребления.





Романы

  • Большое У (The Big U, 1984)
  • Зодиак: Эко-триллер (Zodiac: the Eco-thriller, 1988)
  • Лавина (Snow Crash, 1992)
  • Интерфейс (автор на обложке — Stephen Bury, в соавторстве с J. Frederick George, Interface, 1994)
  • Алмазный век, или букварь для благородных девиц (The Diamond Age: or A Young Lady’s Illustrated Primer, 1995)
  • Паутина (автор на обложке — Stephen Bury, в соавторстве с J. Frederick George, Cobweb, 1996)
  • Криптономикон (Cryptonomicon, 1999)
  • Ртуть (Quicksilver, 2003 — Барочный цикл, том 1)
  • Смешенье (Confusion, 2004 — Барочный цикл, том 2)
  • Система мира (System of The World, 2004 — Барочный цикл, том 3)
  • Анафем (Anathem, 2008)
  • Вирус «Reamde» (Reamde) (2011)
  • Seveneves (2015)

В ряде произведений («Криптономикон», «Барочный цикл», рассказ «Джи-Пи и чип-параноик») фигурируют представители семей Уотерхауз, Шафто и Комсток, взаимодействующие с известными историческими личностями — Ньютоном, Гуком, Лейбницем, королями, Тьюрингом и т. п., а также уроженцы островов Йглм и бессмертный Енох Роот. В романе «Алмазный век, или букварь для благородных девиц» (1995) автор употребляет термин англосфера.

Премии

Цитаты

  • «…была изобретена первая молитва — первый инфовирус, который путём простого произнесения попадал в кровь и обеспечивал полную религиозность сознания». (Лавина)
  • «Поручите советскому инженеру сделать туфли, и он принесет вам коробки для этих туфель, но поручите ему придумать что-нибудь, из чего можно убивать немцев, и он превратится в Томаса, мать его, Эдисона» - Бобби Шафто. (Криптономикон)
  • «Нам угрожает инопланетный корабль, начинённый атомными бомбами, — сказал я. — У нас есть транспортир». (Анафем)

Напишите отзыв о статье "Стивенсон, Нил"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Стивенсон, Нил

Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.