Нимиц, Честер Уильям
Честер Уильям Нимиц | |||||||||||||||
Место рождения | |||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Место смерти |
о. Йерба-Буэна, Калифорния, США | ||||||||||||||
Принадлежность | |||||||||||||||
Род войск | |||||||||||||||
Годы службы |
1905—1947 | ||||||||||||||
Звание | |||||||||||||||
Командовал |
Чикаго (CA-14) (USS Chicago) | ||||||||||||||
Сражения/войны | |||||||||||||||
Награды и премии |
|
Че́стер Уи́льям Ни́миц (англ. Chester William Nimitz; 24 февраля 1885 года, Фредериксберг, Техас, США — 20 февраля 1966 года, остров Йерба-Буэна, Калифорния, США) — адмирал флота, главнокомандующий Тихоокеанским флотом США во время Второй мировой войны (с середины декабря 1941 года). Он был одним из наиболее авторитетных специалистов по подводным лодкам в Соединённых Штатах, а также начальником Бюро навигации ВМС США в 1939 году.
Содержание
Ранняя биография
Честер У. Нимиц, техасец немецкого происхождения, был сыном Честера Бернгарда (англ. Chester Bernhard Nimitz) и Анны (англ. en: Anna (Henke) Nimitz) Нимиц. Родился в городе Фредериксберг, штат Техас, где его бывший дом сейчас служит музеем. Его отец умер до его рождения. Большую роль в его воспитании сыграл его дед, Чарлз Н. Нимитц (англ. en: Charles N. Nimitz), бывший моряк немецкого торгового Флота. Дед учил Честера: «море — как сама жизнь — это строгий наставник. Лучший способ поладить с обоими — это выучить всё что можешь, а потом делать все что в твоих силах, и не беспокоиться — особенно о том, чего ты не в силах изменить»[1].
Вначале Нимиц надеялся поступить в Военную академию Соединённых Штатов в Вест-Пойнте, чтобы стать армейским офицером, но в то время в академии не имелось свободных вакансий. Его конгрессмен, Джеймс Л. Слэйден (англ. James L. Slayden) сообщил ему, что имеется одно место на флот, и он готов предоставить его лучшему кандидату. Нимиц решил, что это его единственная возможность для дальнейшего образования, и начал дополнительно заниматься нужными предметами, чтобы получить этот шанс. В 1901 году, он получил назначение от 12-го Округа Конгресса от штата Техас в Военно-морскую академию Соединённых Штатов. 30 января 1905 года, он закончил академию с отличием, седьмым в классе из 114 человек[2].
Военная карьера
Ранняя карьера
Он начал службу на броненосце «Огайо» (англ. USS Ohio (BB-12)) в городе Сан-Франциско, на нём совершил плавание на Дальний Восток. В сентябре 1906 года переведён на крейсер «Балтимор» (англ. USS Baltimore (C-3)) и 31 января 1907 года, после двух лет в море, в то время обязательных по закону, он получил звание энсин. Продолжая службу в Азии в 1907, он ходил на кораблях «Панэй» (англ. USS Panay (PR-5)), «Декейтер» (англ. USS Decatur (DD-5)), и «Денвер» (англ. USS Denver (CL-16)).
Когда Нимиц был 22-летним энсином и командовал эскадренным миноносцем «Декейтер» на Филиппинах, его корабль сел на мель. Трибунал счёл Нимица виновным в халатном управлении боевым кораблём, за что он получил письменный выговор[3].
Нимиц вернулся в Соединённые Штаты на корабле «Рэнджер» (англ. USS Nantucket (IX-18)/USS Ranger), после того как корабль был переоборудован в учебный. В январе 1909 года он начал преподавать в Первой флотилии подводных лодок (англ. The First Submarine Flotilla). В мае того же года он был назначен на должность командующего флотилией и одновременно командиром подводной лодки «Планджер» (англ. USS Plunger (SS-2)), впоследствии переименованной в «А-1». После этого он был назначен командиром подводной лодки «Снэппер» (англ. USS Snapper (SS-16)) (позже переименована в «C-5»), когда она вошла в строй 2 февраля 1910 года, а 18 ноября того же года он принял под свою команду подлодку «Нарвал» (англ. USS Narwhal (SS-17)) (позже переименована в «D-1»). В этой должности он, с 10 октября 1911 года, дополнительно исполнял обязанности командира Третьего дивизиона подводных лодок Атлантического торпедного Флота (англ. Commander 3rd Submarine Division Atlantic Torpedo Fleet). В ноябре 1911 года он получил назначение на военно-морскую верфь в Бостон для содействия в оснащении подводной лодки «Скипджэк» (англ. USS Skipjack (SS-24), переименована в «Е-1»), а при её вступлении в строй 14 февраля 1912 года был назначен её командиром. 20 марта 1912 года он спас жизнь утопающему кочегару 2-го класса У. Д. Уолшу (англ. Fireman Second Class W. J. Walsh), за что был награждён Серебряной медалью за спасение (англ. Silver Lifesaving Medal).
После командования Атлантической флотилией подводных лодок (англ. Atlantic Submarine Flotilla) с мая 1912 года по март 1913 года, он был наблюдающим за постройкой дизельных двигателей для танкера «Мауми» (англ. USS Maumee), строительство которого проходило в «Нью Лондон Шип энд Энжин Билдинг Компани» (англ. New London Ship and Engine Building Company) в Гротоне (штат Коннектикут).
9 апреля 1913 года Нимиц женился на Кэтрин Вэнс Фримэн (англ. Catherine Vance Freeman) в городе Уолластон (англ. Wollaston; штат Массачусетс)[3].
Первая мировая война
Летом 1913 года Нимиц изучал дизели на заводах в Нюрнбергe (Германия) и в Гентe (Бельгия). По возвращении на Военно-морскую верфь в Нью-Йорке (англ. New York Navy Yard), он был назначен старшим помощником и механиком на «Мауми», в момент её вступления в строй 23 октября 1916 года. 10 августа 1917 года Нимиц стал адъютантом контр-адмирала Самуэля С. Робинсона (англ. Samuel S. Robinson), Командующего Подводными силами Атлантического флота США. 6 февраля 1918 года он был назначен начальником штаба и был награждён Грамотой Благодарности за похвальную службу начальником штаба при Командующем Подводными силами Атлантического флота. 16 сентября 1918 года он был переведён в офис Начальника Опертивного Штаба ВМС США (англ. Chief of Naval Operations) и 25 октября 1918 года получил дополнительно обязанности старшего члена Комиссии по проектированию подводных лодок (англ. Board of Submarine Design).
Межвоенный период
С мая 1919 года по июнь 1920 года он служил первым помощником на линкоре «Южная Каролина» (англ. USS South Carolina (BB-26)). Затем он был командиром «Чикаго» и, по совместительству, командующим 14-м дивизионом подводных лодок, базирующимся в Пёрл-Харбор. По возвращении на континент, летом 1922 года, он прошёл курс Военно-морского Колледжа (англ. Naval War College), в Ньюпорт, штат Род-Айленд, и в июне 1923 года был назначен адъютантом и помощником начальника штаба (англ. Aide and Assistant Chief of Staff) Командующего Боевым Флотом (англ. Commander Battle Fleet), а позже Главнокомандующего Флота США (англ. Commander in Chief, United States Fleet). В августе 1926 года он прибыл в Калифорнийский университет в Беркли чтобы организовать первый в истории ВМС США Корпус подготовки офицеров Резерва флота (англ. Naval Reserve Officer Training Corps).
В июне 1929 года он принял командование 20-м дивизионом подводных лодок. В июне 1931 года стал командиром тендера «Ригель» (англ. USS Rigel (AD-13)) и резервных эсминцев в Сан-Диего, штат Калифорния. В октябре 1933 года он принял «Огасту» (англ. USS Augusta (CA-31)) и отправился на Дальний Восток, где крейсер стал флагманом Азиатского Флота. В апреле 1935 года он вернулся домой для трёхлетнего назначения на пост заместителя начальника Бюро Навигации (англ. Assistant Chief of the Bureau of Navigation), после которого он стал Командующим 2-м крейсерским дивизионом Боевых сил (англ. Commander, Cruiser Division 2, Battle Force. В сентябре 1938 года он принял под свою команду 1-й дивизион линкоров Боевых сил (англ. Battleship Division 1, Battle Force). 15 июня 1939 года он был назначен начальником Бюро Навигации.
Вторая мировая война
Десять дней спустя после атаки на Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года его назначили Главнокомандующим Тихоокеанским Флотом США (англ. CINCPAC,Commander in Chief, U.S. Pacific Fleet) в звании адмирала (действительно с 31 декабря). Нимиц принял командование в самый критический период войны на Тихоокеанском театре военных действий. Несмотря на потери после атаки на Пёрл-Харбор и нехватку кораблей, самолётов и предметов снабжения, адмирал Нимиц успешно организовал подчинённые ему силы, чтобы остановить продвижение Японской империи.
24 марта 1942 года только что сформированный Объединённый комитет начальников штабов США и Великобритании издал директиву, которая провозглашала Тихоокеанский театр зоной стратегической ответственности США. Шесть дней спустя Объединенный Комитет Начальников Штабов (КНШ) (англ. Joint Chiefs of Staff) разделил театр на три зоны: Тихоокеанская, Юго-Западная под командой Дугласа Макартура и Юго-Восточная. КНШ назначил Нимица «Главнокомандующим Тихоокеанской Зоной» (англ. Commander in Chief, Pacific Ocean Areas), с оперативным контролем над всеми родами войск союзников (воздушными, сухопутными и морскими) в этом районе.
Как только в его распоряжение поступили новые корабли, люди и боеприпасы, Нимиц начал активные действия и остановил японский Флот в битве в Коралловом море, а в ходе битве за Мидуэй и кампании на Соломоновых островах нанёс ему серьёзное поражение, что стало поворотным пунктом в ходе борьбы на Тихом океане.
7 октября 1943 года он был назначен на должность Главнокомандующего Тихоокеанского Флота и Прилегающих Территорий. Приказом Конгресса от 14 декабря 1944 года было утверждено новое звание — адмирал флота Соединённых Штатов (англ. Fleet Admiral of the United States Navy) — самое высокое звание в Военно-Морском Флоте США, и на следующий день, Президент США Франклин Д. Рузвельт, произвёл адмирала Нимица в это звание. Нимиц принял присягу в новой должности 19 декабря 1944 года.
В последней стадии войны в Тихом океане, он атаковал Марианские острова и высадил войска на остров Сайпан, нанеся тяжёлое поражение японскому флоту в Битве в Филиппинском море; им были захвачены острова Сайпан, Гуам, и Тиниан. Боевые подразделения флота изолировали укрепления противника на Центральных и Восточных Каролинских Островах, и затем в быстром темпе очистили острова Пелелиу, Ангаур, и Улити. В районе Филиппинских островов его корабли обратили в бегство мощные подразделения японского флота — это была победа исторического значения в многоступенчатом Сражении в заливе Лейте с 24 по 26 октября 1944 года Нимиц привёл к победному концу долгую стратегическую операцию, успешно высадив морской десант на Иводзиму и Окинаву. Вдобавок ко всему, Нимиц убедил ВВС США минировать японские порты и судоходные пути с воздуха, используя бомбардировщики «Б-29 Суперфортресс» в успешной операции «Голодовка», которая серьёзно нарушила японскую систему снабжения.
В январе 1945 года Нимиц перенёс штаб командования Тихоокеанским Флотом из Пёрл-Харбор на Гуам до окончания войны. Миссис Нимиц оставалась в континентальной части США на всём протяжении войны, и не сопровождала мужа ни на Гавайи, ни на Гуам.
2 сентября 1945 года Нимиц принял от имени Соединённых Штатов капитуляцию Японии на борту линкора «Миссури» в Токийском заливе. День 5 октября 1945 года был официально назван «Днём Нимица» в Вашингтоне: в этот день, вместо третьей «Медали за Отличную Службу», Президент Соединённых Штатов, лично вручил Адмиралу Нимицу «Золотую Звезду» (англ. Gold Star) — «За особо отличную службу в качестве Главнокомандующего Тихоокеанским флотом и прилегающими территориями, с июня 1944 года по август 1945 года».
Во время Тихоокеанской кампании Нимиц получил прозвище «Скачущий по островам» (англ. Island Hopper).
После войны
26 ноября 1945 года его кандидатура была утверждена Сенатом США на должность «Начальник Военно-Морских Операций» (англ. Chief of Naval Operations), и 15 декабря того же года он вступил в должность, переняв её от адмирала флота Эрнеста Дж. Кинга. Он заверил президента, что он готов оставаться на этой должности на протяжении двух лет, но не более этого. Он решил сложную задачу по массовому сокращению самых мощных военно-морских сил в мире, одновременно создавая и контролируя новые активные и резервные подразделения, которые бы имели средства и готовность для поддержки национальной политики.
14 марта 1950 года в Совете Безопасности Организации Объединённых Наций, «Резолюцией 80», правительства Индии и Пакистана согласились, чтобы он провёл плебисцит, который определил бы судьбу Джамму и Кашмира.
Во время послевоенного трибунала над немецким гросс-адмиралом Карлом Дёницем в Нюрнберге адмирал Нимиц подал заявление в поддержку «неограниченной подводной войны» — практики, которую он сам применял на протяжении всей войны на Тихом океане.
Существует широкое мнение, что благодаря этому доказательству Дёниц был приговорён лишь к десяти годам тюремного заключения.
Невойсковая служба адмиралом флота
15 декабря 1947 года он вышел в отставку — однако, поскольку звание адмирала флота является пожизненным, он считался на действительной службе до конца жизни с полным сохранением денежной выплаты и всех льгот. Он и его жена Кэтрин переехали в Беркли, штат Калифорния. После несчастного случая, когда он сильно упал в 1964 году, они переехали в Военно-Морские казармы на острове Йерба Буэна в заливе Сан-Франциско.
В Сан-Франциско он служил на церемониальном посту как «специальный помощник министра военно-морских сил на западном побережье» (англ. Special Assistant to the Secretary of the Navy in the Western Sea Frontier). После Второй мировой войны он работал, чтобы восстановить хорошие отношения с Японией, помогая собирать средства для восстановления корабля японских императорских военно-морских сил «Микаса» — флагмана адмирала Хэйхатиро Того во время Цусимского сражения в 1905 году. Его кандидатура была предложена в качестве посланника Организации Объединённых Наций для урегулирования разногласий в Кашмире, но из-за ухудшения отношений между Индией и Пакистаном эта миссия не состоялась.
Нимиц служил регентом Калифорнийского университета с 1948 по 1956 год, где он до этого преподавал военно-морскую науку на кафедре офицеров резерва учебного корпуса флота. Калифорнийский университет провёл почётную церемонию в его честь 17 октября 1964 года, в День Нимица.
У Нимица и его жены было четверо детей: Кэтрин Вэнс (англ. Catherine Vance) (род. 1914), Честер-младшиий (англ. Chester W. Nimitz, Jr) (1915—2002), Анна (англ. Anna) (1919—2003) и Мэри (англ. Mary) (1931—2006). Честер Уильям Нимиц-младший, окончив Военно-Морскую академию США в 1936 году, служил подводником до выхода на пенсию в 1957 году, достигнув (после отставки) звания контр-адмирала; он занимал пост председателя компании ПеркинЭлмер (англ. PerkinElmer) с 1969 по 1980 год. Анна Элизабет («Нэнси») Нимиц (англ. Anna Elizabeth ("Nancy") Nimitz) была экспертом по советской экономике в корпорации РЭНД (англ. RAND Corporation) с 1952 года до выхода на пенсию в 1980-е годы. Мэри Нимиц стала монахиней Мэри Аквинской (англ. Sister Mary Aquinas (Nimitz)) Ордена Проповедников (Доминиканцев), она преподавала биологию в течение 16 лет в Доминиканском калифорнийском университете (англ. Dominican University of California), занимала должность научного декана в протяжении 11 лет, временно исполняла обязанности президента в течение 1 года, и была вице-президентом Научных Исследований в течение 13 лет, прежде чем стать координатором университета по готовности к чрезвычайным ситуациям. Она состояла в этой должности до своей смерти 27 февраля 2006 года, когда она проиграла борьбу с раком.
Нимиц перенёс инсульт, осложнённый пневмонией, в конце 1965 года. В январе 1966 года он покинул госпиталь ВМС (Оук Нолл) в Окленде, чтобы вернуться домой. Он скончался вечером 20 февраля 1966 года. Место смерти: казарма номер Один на острове Йерба-Буэна в заливе Сан-Франциско. Он был похоронен на Национальном кладбище Голден-Гейт (англ. Golden Gate National Cemetery) в Сан-Бруно (англ. San Bruno), Калифорния, 24 февраля 1966 года.
Даты Званий
- Лейтенант — январь 1905
Rear Admiral (lower half) | Rear Admiral (upper half) | Vice Admiral | Admiral | Fleet Admiral |
O-7 | O-8 | O-9 | O-10 | O-11 |
---|---|---|---|---|
не носил | 23 июня 1938 года | не носил | 31 декабря 1941 года | 19 декабря 1944 года |
- Адмирал флота — принято как действительное звание в ВМС США 13 мая 1946 года, пожизненный срок назначения.
В момент продвижения Нимица на звание контр-адмирала, ВМС США не имел одно-звёздного звания, из-за чего Нимиц и получил повышение от капитана сразу до двух-звёздного адмирала. По назначению Конгресса, он пропустил ранг вице-адмиралa и стал четырёх-звёздным адмиралом в декабре 1941 года.
Нимиц также никогда не носил звания младший лейтенант, так как он был повышен в звании до полного лейтенанта после трех лет службы как энсин (мичман). По административным причинам в военном деле Нимица говорится, что он получил звания младшего лейтенанта и лейтенанта в один и тот же день.
Награды
США
- Медаль ВМС за Отличную Службу (англ. Navy Distinguished Service Medal) с тремя золотыми звёздами
- Медаль Армии за Отличную Службу (англ. Army Distinguished Service Medal)
- Серебряная Медаль За Спасение Жизни (англ. Silver Lifesaving Medal)
- Медаль за Победу в Первой мировой войне (англ. World War I Victory Medal) с Пристёжкой Сопровождения (англ. Escort Clasp) и Звездой Благодарности ВМС (англ. Navy Commendation Star)
- Американская Медаль Оборонной Службы (англ. American Defense Service Medal)
- Медаль Азиато-Тихоокеанской Компании (англ. Asiatic-Pacific Campaign Medal)
- Медаль за Победу во Второй мировой войне (англ. World War II Victory Medal)
- Медаль за Службу Обороны Нации (англ. National Defense Service Medal)
Награды из других стран
- Великобритания — Орден Бани, почётный
- Великобритания — Звезда Тихого океана (англ. Pacific Star)
- Франция — Орден Почётного легиона
- Филиппины — Медаль за Доблесть (англ. Medal of Valor)
- Филиппины — Медаль за Освобождение Филиппинов (англ. Philippine Liberation Medal) со одной бронзовой звездой
- Нидерланды — Орден Оранж-Нассау (нидерл. Orde van Oranje Nassau)
- Греция — Орден Георга Первого
- Китай — Орден Священного Треножника (Бао Дин) 1-й степени
- Гватемала — Крест Военного Отличия Первого Класса (исп. La Cruz de Merito Militar de Primera Clase)
- Куба — Великий Крест Ордена Карлоса Мануэла Сеспедского
- Аргентина — Орден Освободителя (исп. Orden del Libertador San Martin)
- Эквадор — Звезда Абдона Кальдерона Первого Класса
- Бельгия — Большой Крест Ордена Освободителя
- Бельгия — Большой Крест Ордена Короны с Пальмой (фр. Grand Croix De L'orde De La Couronne Avec Palme)
- Бельгия — Военный Крест с Пальмой (фр. Croix de Guerre Avec Palme)
- Италия — Кавалер Большого креста Военного ордена Италии (итал. Cavaliere di Gran Croce)
- Бразилия — Морской Орден Почёта (порт. Ordem do Merito Naval)
Памятники
Кроме чести быть на почтовой марке Соединенных Штатов, следующие учреждения и места были названы в честь Нимица:
- Авианосец Нимиц, первый из десяти атомных авианосцев одноимённого класса, был принят на вооружение в 1975 году и остается на службе по сей день.
- Нимиц Фонд, созданный в 1970 году, финансирует Национальный музей войны на Тихом океане
- Автострада Нимиц (англ. Interstate 880) пролегает из Беркли в Сан-Хосе (штат Калифорния), в районе залива Сан-Франциско.
- Ледник Нимиц в Антарктиде, назван в награду за его службу во время операции Хайджамп (англ. Highjump).
- Бульвар Нимица — крупная улица в Пойнт Лома (англ. Point Loma), район Сан-Диего.
- Шоссе Нимица — Государственной Маршрут номер 92 в Гавайи на острове Оаху.
- Библиотека имени Нимица, главная библиотека Военно-Морской Академии США, Аннаполис (штат Мэриленд).
- Бюст Нимица, скульптор Феликс де Велдон, Библиотека имени Нимица.
- Каллахан Холл (здание в Калифорнийском университете в Беркли), содержащий Библиотеку Нимица сгорел в 1985 году.
- Средняя школа имени Нимица, Ирвинг (штат Техас).
- Средняя школа имени Нимица, округ Харрис район (англ. Harris County) (штат Техас).
- Начальная школа имени Честера У. Нимица, Одесса (штат Техас).
- Начальная школа имени Нимица, Хантингтон-Парк (штат Калифорния).
- Начальная школа имени Нимица, Саннивэйл (штат Калифорния).
- Начальная школа имени Честера У. Нимица, Гонолулу (штат Гавайи).
- Тропа Нимица, Тилден парк в Беркли (штат Калифорния).
- Честер Нимиц Вальс Восточного Сада, исполняется Austin Lounge Lizards.
- Гора Нимица на острове Гуам, куда Нимиц перенёс штаб Тихоокеанского Флота, и где в данный момент находится резиденция Командующего Военно-Морскими Силами США в Марианских Островах.
- Главный въезд в Пёрл-Харбор называется «Ворота Нимица».
Напишите отзыв о статье "Нимиц, Честер Уильям"
Примечания
- ↑ John Woolley and Gerhard Peters. [www.presidency.ucsb.edu/ws/index.php?pid=4890 Gerald R. Ford: Remarks at the U.S.S. Nimitz Commissioning Ceremony in Norfolk, Virginia] (англ.). The American Presidency Project. Проверено 10 мая 2007. [www.webcitation.org/65OI15vjq Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
- ↑ [www.nimitz-museum.org/nimitzbio.htm Fleet Admiral Chester W. Nimitz Biographical Sketch] (англ.). The National Museum of the Pacific War. Проверено 10 мая 2007. [web.archive.org/20030819022454/www.nimitz-museum.org/nimitzbio.htm Архивировано из первоисточника 19 августа 2003].
Литература
- Нимиц Честер Уильям, Поттер Элмер Белмонт [militera.lib.ru/h/nimitz_potter/index.html Война на море (1939—1945)]
- Гордиенко А. Н. Командиры Второй мировой войны. — Мн., 1997. — Т. 1. — ISBN 985-437-268-5
Источники
- Some Thoughts to Live / by Chester W. Nimitz with Andrew Hamilton. — ISBN 0-686-24072-3, reprinted from Boys' Life Magazine, 1966.
- [www.history.navy.mil/faqs/faq36-4.htm Fleet Admiral Chester William Nimitz]. Frequently Asked Questions. Naval Historical Center, Department of the Navy. Проверено 10 мая 2007. [www.webcitation.org/65OI2XJts Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
Отрывок, характеризующий Нимиц, Честер УильямИ князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея. – Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков. – Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты. – И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.] – Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы. – Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину. Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении? Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил: – Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали! В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу. Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову. Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый. Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате. – Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна. Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз. – Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза. Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел: «Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года». Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось: Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку. – Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали. Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал. Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову. Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили. – Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он. – Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон. – Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения. – В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича. Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы. – Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения. Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры. – Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же. – Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения. Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов. – Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько. Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел. Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он. «Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом. Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?» – Ну, – отвечал старик. – Тит, ступай молотить, – говорил шутник. – Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг. «И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!» Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза. «Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…» «Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр! – Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля? Гусар ничего не ответил. – Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов. – А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар. – По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов. – Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним. Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову. – А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару. Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера. – Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову. Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы. – Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас. – Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры? – С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов. Категории:
|