Нимроз
| Страна | |
|---|---|
| Статус |
Вилайят |
| Включает |
5 районов |
| Административный центр | |
| Губернатор |
Гулам Дастагир Азад |
| Официальные языки | |
| Население (2007) |
154 900 (32-е место) |
| Плотность |
3,78 чел./км² (34-е место) |
| Площадь |
41 005 км² |
|
| |
| Часовой пояс |
+4:30 |
| Код ISO 3166-2 |
AF-NIM |
Нимро́з (пушту نیمروز, дари نیمروز Nimrōz) — одна из тридцати четырёх провинций Афганистана. Находится на юго-западе страны. Граничит с Ираном (на западе), Пакистаном (на юге), а также с афганскими провинциями Фарах (на севере) и Гильменд (на востоке). Территория составляет 41 005 км², население — около 154 900 (на 2007 год). Это самая малонаселенная область в Афганистане.
Административное деление
В административном отношении делится на 5 районов:
Население
Городское население провинции составляет около 15 %, сельское — 85 %. Мужчины составляют 51 % населения, женщины — 49 %. Основные этнические группы включают белуджей и пуштунов, проживают также таджики и узбеки. На белуджском говорят 61 % населения, второй по распространённости язык — пушту, на нём говорят около 27 % населения провинции. Оставшиеся 12 % говорят на дари и узбекском.
Напишите отзыв о статье "Нимроз"
Ссылки
[samsflags.blogspot.ru/2012/11/afghan-provinces.html флаг провинции Афганистана]
|
Это заготовка статьи по географии Афганистана. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Нимроз
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
