Ниоба
| Ниоба |
|---|
Нио́ба (Ниобе́я; др.-греч. Νιόβη, лат. Niobe) — в древнегреческой мифологии[1] дочь Тантала и Дионы[2] (либо Эврианассы), либо дочь Тайгеты[3], сестра Пелопа. В честь Ниобы названы: в 1844 году Генрихом Розе за своё сходство с танталом химический элемент ниобий (открытый в 1801 году); астероид (71) Ниоба, открытый в 1861 году; равнина Ниобы на Венере.
Содержание
Биография
Родилась от союза Тантала и Дионы (в других источниках — Эврианассы или Тайгеты). Стала женой фиванского царя Амфиона. В браке родила 7 сыновьей и 7 дочерей[4] (по Гесиоду, 10 сыновей и 10 дочерей либо 9 и 10[5]; по Гомеру — 6 сыновей и 6 дочерей[6], то же у Ферекида[7]; по Гелланику — 4 сына и 3 дочери (схолиаст к Еврипиду), по Геродору — 2 сына и 3 дочери (Аполлодор); по Ласу — 7 и 7[8], по Алкману всего 10[8], по Сапфо 9 сыновей и 9 дочерей[9], по Мимнерму и Пиндару — 20[8], по Вакхилиду — 10 сыновей и 10 дочерей[10]; так же про них писали Гелланик и Ксанф, a Овидий называет имена 7 сыновей Ниобы, но не имена дочерей). 
По легенде Ниоба была близкой подругой Лето[11]. Однажды Ниобея возгордилась своими детьми — Ниобидами — и вздумала сравниться с Лето, у которой были лишь двое детей (Аполлон и Артемида). Дочь Тантала cтала говорить, что она плодовитее богини Лето, и та разгневалась[12]. По другой версии Ниоба стала говорить, что её дети были прекраснейшими из людей[13].
Раздражённая высокомерием Ниобы, Лето обратилась к своим детям, которые своими стрелами уничтожили всех детей обидчицы. Артемида умертвила всех дочерей Ниобы в её собственном доме, а сыновей, охотившихся на склонах Киферона, убил Аполлон. По некоторым[каким?] авторам, ещё 1 сын и 1 дочь спаслись. В другой трактовке сыновья были убиты, охотясь на Сипиле, а дочери — во дворце (спаслась только Хлоридa)[2].
Девять дней лежали они непогребённые. Hаконец на десятый были преданы земле богами, так как Зевс обратил сердца людей в камень[что?]. После смерти детей Ниоба пришла в Сипил[14] к своему отцу Танталу и там, взмолившись богам, превратилась в камень[15], из которого днём и ночью струятся слёзы [16]. По версии Гомерa, в камень были превращены и другие люди, так что некому было похоронить детей Ниобы.
По версии мифа, принятой Овидием[17], Ниоба после обращения в камень была унесена вихрем на родной Сипил, где каменное изваяние её срослось с вершиной Фригийской горы. Ещё в древности объясняли этот миф тем, что вершина горы Сипила имеет формы человеческого тела в согнутом положении[18].
Греческий учёный Павсаний вспоминал:Могильные памятники детей Амфиона показывали в Фивах (отдельно сыновей от дочерей) а также золу от их погребального костра[20]. По одной из версий Ниоба поставила на могиле детей своё каменное изваяние[21].Эту Ниобу я и сам видел, поднявшись на гору Сипил; вблизи — это крутая скала, и стоящему перед ней она не показывает никакого облика женщины … если же встать дальше, то покажется, что ты совершенно ясно видишь плачущую женщину.[19]
Образ в искусстве
В изобразительном творчестве
Судьба Ниобы и её детей была одной из любимых тем античного искусства. Hапример, в музее Уффици во Флоренции находится известная группа Ниобид; в Ватикане — «Убегающая дочь Ниобы»; в Дрездене и Мюнхене — две фигуры убитых сыновей. Части группы, хранящиеся в Уффици, изображают Ниобу с припавшей к ней дочерью, шесть сыновей, трёх дочерей и педагога. Bся же группа состояла, по всей вероятности, из 16 фигур: 8 мужских и 8 женских. Историки искусства ещё не пришли к окончательному заключению относительно того, кому из греческих скульпторов принадлежал оригинал, повторением которого являются дошедшие до нас фигуры Ниобид — Праксителю или Скопасу.
В Эрмитаже хранится фриз, на котором изображены Ниоба и ниобиды, а также барельеф «Гибель ниобид». В Павловском парке, в центральной части района Старая Сильвия, располагаются бронзовые скульптуры Ниобид, «убегающих» от Аполлона с луком.
В литературе
Ниоба — действующее лицо трагедии Эсхила «Ниоба» (фр. 154—161 Радт)[22], трагедии Софокла «Ниоба» (фр. 441—448 Радт), Мелитона и неизвестного автора «Ниоба». Многие поэты пользовались сюжетом, воспевая вошедшие в поговорку «Νιόβης πάθη», то есть, «страдания Ниобы». С Ниобеей сравнивается героиня романа Владимира Жаботинского «Пятеро» — мать семьи Мильгром.
В музыке
На сюжет написаны оперы Агостино Стеффани Ниоба, царица фиванская (1688) и Адрианы Хёльцки Гибрис/Ниоба (2008). Третья из Шести метаморфоз по Овидию Бенджамина Бриттена для гобоя соло (1951) посвящена Ниобе.
Напишите отзыв о статье "Ниоба"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991—1992. В 2 т. Т. 2. С. 222—223, Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т. 2. С. 456
- ↑ 1 2 Гигин. Мифы 9
- ↑ Примечания В. Н. Ярхо в кн. Софокл. Драмы. М., 1990. С. 560
- ↑ Еврипид. Кресфонт, фр. 455 Наук; Антипатр Сидонский. Эпиграмма 70 Пейдж; Сенека. Медея 955
- ↑ Гесиод. Перечень женщин, фр. 183 М.-У.; Элиан. Пёстрые рассказы XII 36
- ↑ Гомер. Илиада XXIV 604; Феодорид. Эпиграмма 18 Пейдж; Проперций. Элегии II 20, 8
- ↑ Схолии к Еврипиду. Финикиянки 159 // Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С.20
- ↑ 1 2 3 Элиан. Пёстрые рассказы XII 36
- ↑ Авл Геллий. Аттические ночи XX 70 // Комментарий Д. О. Торшилова в кн. Гигин. Мифы. СПб, 2000. С. 20
- ↑ Вакхилид, фр. 20d Бласс
- ↑ Сапфо, фр. 142 Лобель-Пейдж
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 74, 3; Ювенал. Сатиры VI 177
- ↑ Дион. Троянская речь 9
- ↑ Гомер. Илиада XXIV 602; Софокл. Антигона 823—833
- ↑ «Илиада», XXIV, 602—617
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 5, 6
- ↑ «Метаморфозы», VI, 146—312
- ↑ Павcаний, I, 25, 5
- ↑ Павсаний. Описание Эллады I 21, 3
- ↑ Павсаний. Описание Эллады IX 16, 7; 17, 2
- ↑ Палефат. О невероятном 8
- ↑ Аристофан. Лягушки 912—920: «трагическая кукла»
Отрывок, характеризующий Ниоба
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
