SMS Niobe (1899)
«Ниобе» (нем. Niobe) — немецкий бронепалубный крейсер времён Первой мировой войны, корабль серии крейсеров типа «Газелле». В югославском флоте носил название «Далмация» (Dalmacija), в итальянском — «Каттаро» (итал. Cattaro).
Содержание
История создания
В рамках судостроительной программы 1895—1896 гг. крейсер был заложен 30 августа 1898 на верфи «Везер» в Бремене. Это был второй корабль серии типа «Газелле», первых лёгких крейсеров германского кайзеровского флота. Спущен на воду 18 июля 1899, зачислен в состав флота 25 июня 1900 года, однако после испытании из-за технических проблем был выведен в резерв. После устранения недостатков возвращён в ряды Кайзерлихе Марине 11 апреля 1901.
Служба
1901—1939
«Ниобе», будучи кораблём сопровождения яхты кайзера «Гогенцоллерн», участвовал в заграничных походах, выполняя функции представительского характера. Находился в составе разведывательных сил флота, затем был приписан к 1-й флотилии миноносцев в Вильгельмсхафене. Позже, базируясь на Циндао, продолжил «дипломатическую службу», совершая походы на Дальнем востоке и в Тихом океане. По возвращении домой 31 марта 1909 года был исключён из состава флота и переведён в резерв.
В разное время его командирами были Рейнхард Шеер, будущий командующий Флотом Открытого Моря, граф Феликс фон Люкнер, впоследствии командир знаменитого парусного рейдера «Зееадлер»[2].
С началом Первой мировой войны «Ниобе» был мобилизован и служил в качестве корабля береговой обороны. В 1915 году был передан Морской инспекции, а в 1916 году устаревший крейсер был разоружён. До конца войны был плавучей казармой в Вильгельмсхафене, некоторое время на нём размещался штаб адмирала Хиппера.
Один из самых старых боевых кораблей, после окончания войны по условиям Версальского мирного договора оставлен в германском флоте (находился в резерве без вооружения). По требованию союзников Германия имела право начать замену старых кораблей новыми по истечении 20 лет службы. Для замены «Ниобе» в 1921 году началось строительство первого послевоенного корабля рейхсмарине — лёгкого крейсера «Эмден».
24 июня 1925 года «Ниобе» был исключён из состава флота и продан Югославскому королевству. После ремонта на верфи «Дойче Верфт» в Киле он без оружия был передан новым владельцам. 3 сентября 1926 года он прибыл на Адриатику и пополнил ряды Югославского королевского флота в качестве учебного корабля под новым именем — «Далмация». Спустя два года на него было установлено вооружение: чешские орудия калибром 83,5 мм, 47-мм зенитные орудия и пулемёты.
Вторая мировая война
Во время оккупации Югославии немецкими войсками весной 1941 года корабль принимал участие в боевых действиях отражая атаки авиации. Захваченный немцами, он был передан Италии. В итальянском флоте крейсер получил название «Каттаро», был переведён в разряд канонерских лодок. В ходе последовавшией модернизации на нём было заменено зенитное вооружение. Использовался как учебный, а также при проводке конвоев и в операциях против партизан.
После выхода Италии из войны в 1943 году он вновь был захвачен немцами и со смешанным немецко-хорватским экипажем продолжил службу уже в Кригсмарине[3]. В качестве эскортного корабля сопровождал конвои в Адриатике, затем участвовал в в операции «Хербстгевиттер» — боевых действия против югославских партизан на островах находившихся под их контролем.
17 декабря во время операции по высадке на острове Корцула он вышел из Полы. 19 декабря 1943 года в условиях плохой видимости крейсер сел на мель северо-западнее Зары у острова Силба (44°21′ с. ш. 14°42′ в. д. / 44.350° с. ш. 14.700° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=44.350&mlon=14.700&zoom=14 (O)] (Я)). Попытка быстро снять его не удалась, и 22 декабря при атаке британских торпедных катеров МТВ-298 и МТВ-276 корабль был торпедирован, при этом погибло 17 человек из его экипажа. Полуразрушенный корабль был захвачен партизанами.
Останки крейсера были в 1947—1952 годах разобраны на металл югославской фирмой «Бродоспас».
Напишите отзыв о статье "SMS Niobe (1899)"
Примечания
- ↑ По другим данным — 14 × 37-мм орудий (С. Б. Трубицын. [www.ozon.ru/context/detail/id/2615083/ Лёгкие крейсера типа «Нюрнберг» (1928—1945 гг.)].).
- ↑ По легенде, фон Люкнер, подростком сбежавший из дома и скитавшийся по всему миру, во время пребывания «Ниобе» в одном из портов Австралии попытался получить помощь от земляков, однако с позором был изгнан с корабля. Впоследствии, будучи офицером кайзеровского флота, он рассказал об этом случае Вильгельму II и тот, восхитившись его историей, назначил его командиром этого крейсера, впрочем, уже переведённого в резерв (И. Бунич. [www.ozon.ru/context/detail/id/2695396/ Корсары кайзера].).
- ↑ Точно неизвестно, какое название крейсер носил в конце своей бурной биографии. По одним данным он получил прежнее имя, «Ниобе» (хотя в германском флоте в то время уже имелся корабль с таким именем), по другим — получил новое имя, «Зниам» (С. Б. Трубицын. Легкие крейсера Германии (1914—1918 гг.).).
Литература
- С. Б. Трубицын. Легкие крейсера Германии (1914—1918 гг.). — (Боевые корабли мира).
- С. Б. Трубицын. [www.ozon.ru/context/detail/id/2615083/ Лёгкие крейсера типа «Нюрнберг» (1928—1945 гг.)]. — Р. Р. Муниров, 2006. — 64 с. — (Боевые корабли мира). — ISBN 5-98830-010-3.
- Э. Редер. [www.ozon.ru/context/detail/id/1705414/ Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943]. — М.: Центрполиграф, 2004. — 489 с. — (За линией фронта. Мемуары). — ISBN 5-9524-1014-6.
См. также
Ссылки
- [flot.parus.ru/gercl001.htm#TopPage Сайт «Российский Императорский Флот». Корабли германского флота. Класс «Газелле»]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий SMS Niobe (1899)
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
