Нишанов, Рафик Нишанович

Рафик Нишанович Нишанов
Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР
6 июня 1989 года — 21 октября 1991 года (согласно ст. 111 Конституции СССР продолжал занимать этот пост до прекращения существования СССР 26 декабря 1991 года)
Предшественник:	Восс Август Эдуардович
Преемник:	должность упразднена
Первый секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Узбекской ССР
12 января 1988 года — 23 июня 1989 года
Предшественник:	Инамжон Бузрукович Усманходжаев
Преемник:	Ислам Абдуганиевич Каримов
Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР
9 декабря 1986 года — 9 апреля 1988 года
Предшественник:	Акил Умурзакович Салимов
Преемник:	Пулат Киргизбаевич Хабибуллаев
Министр иностранных дел Узбекской ССР
1985 год — 1986 год
Предшественник:	Б. А. Абдуразаков
Преемник:	?
Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Республике Шри-Ланка До 22 мая 1972 года — Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Республике Цейлон
30 августа 1970 года — 8 июня 1978 года
Предшественник:	Валентин Павлович Степанов
Преемник:	Алексей Семёнович Пасютин
Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Мальдивской Республике
30 августа 1970 года — 8 июня 1978 года
Предшественник:	Валентин Павлович Степанов
Преемник:	Алексей Семёнович Пасютин
Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Иорданском Хашимитском Королевстве
8 июня 1978 года — 6 марта 1985 года
Предшественник:	Алексей Леонидович Воронин
Преемник:	Александр Иванович Зинчук
Рождение:	15 января 1926(1926-01-15) (98 лет) Газалкент, Бостанлыкский район, Ташкентская область, Узбекская ССР, СССР
Партия:	КПСС (с 1949 года)
Образование:	Ташкентский вечерний педагогический институт
Награды:

Рафик Ниша́нович Ниша́нов (узб. Rafiq Nishonovich Nishonov; род.15 января 1926, Газалкент, Узбекская ССР, СССР) — советский и узбекский государственный и политический деятель, дипломат.

Биография

Родился в семье батрака. Член КПСС с 1949 года. Окончил Ташкентский вечерний педагогический институт (1959) по специальности «учитель истории». Кандидат исторических наук (1969).

С 1942 г. — колхозник колхоза «Чирчик» Бостанлыкского района Ташкентской области.

С 1943 г. — секретарь исполкома Газалкентского поссовета Бостанлыкского района.

С 1944 г. — инструктор, второй секретарь Бостанлыкского райкома комсомола.

В 1945—1950 гг. — служба в Советской Армии.

С 1950 г. — заведующий отделом Октябрьского райкома ЛКСМ Узбекистана г.Ташкента.

С 1951 г. — инструктор, заведующий отделом, секретарь Октябрьского райкома партии г.Ташкента.

С 1955 г. — начальник политотдела Управления пожарной охраны Министерства внутренних дел Узбекской ССР.

С 1956 г. — заведующий отделом Ташкентского горкома партии.

С 1959 г. — первый секретарь Октябрьского райкома партии г. Ташкента.

С 1962 г. — председатель Ташкентского горисполкома.

С 1963 г. — секретарь и член Бюро ЦК компартии Узбекской ССР.

С 1970 г. — Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Шри-Ланке и по совместительству в Мальдивской Республике (референтом в посольстве работал Сергей Лавров).

С 1978 г. — Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в Иордании.

С 1985 г. — министр иностранных дел Узбекской ССР.

С 9 декабря 1986 по 9 апреля 1988 года — председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР и по должности заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР.

C 12 января 1988 по 23 июня 1989 года — первый секретарь ЦК компартии Узбекской ССР (его преемником стал Ислам Каримов).

6 июня 1989 года избран председателем Совета Национальностей Верховного Совета СССР (был одним из постоянных председательствующих на пленарных заседаниях Верховного Совета СССР).

С сентября 1991 года — советник Президента СССР.

21 октября 1991 год согласно Закону СССР от 05 сентября 1991 года № 2392-I «Об органах государственной власти и управления Союза ССР в переходный период» вместо Совета Национальностей был сформирован Совет Республик, но соответствующие поправки в конституцию СССР внесены не были, и Совет Национальностей де-юре продолжал существовать согласно 111 статье Конституции СССР вплоть до прекращения существования СССР 26 декабря 1991 года.

С ноября 1991 года — пенсионер.

В 2012 году выпустил книгу воспоминаний «Деревья зеленеют до метелей».

В декабре 2015 года, в преддверии 90-летнего юбилея, награждён орденом Почёта.

Депутат Верховного Совета СССР 11 созыва. Народный депутат СССР (1989—1991).

Один из немногих первых секретарей ЦК, который не избирался членом ЦК КПСС.

Семья

Жена Рано Назаровна — кандидат исторических наук, заместитель министра культуры Узбекской ССР.
Сын Сабир — офицер советской, позже узбекской армии.
Дочь Дильбар — издательский работник.
Дочь Мунира — преподаватель.
Дочь Гульнара — врач.
Дочь Фируза.

Ссылки

• [www.worldstatesmen.org/Uzbekistan.html World Statesmen — Uzbekistan]
• Кто есть кто в мировой политике / Отв. ред. Л. П. Кравченко. — М.: Политиздат, 1990. — С. 318.
• Шеремет, Павел [www.kommersant.ru/doc/1171006 Рафик Нишанов: «Как солдата партии меня мобилизовали…»] (рус.) // Огонёк. — 2009. — № 1 (5079).
• [www.vestifinance.ru/articles/74161 Нишанов: обновленный СССР провалился из-за ГКЧП]

Отрывок, характеризующий Нишанов, Рафик Нишанович

Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.