Тагизаде-Гаджибеков, Ниязи Зульфугар оглы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ниязи (дирижёр)»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
Ниязи Тагизаде-Гаджибеков
Niyazi Tağızadə-Hacıbəyov
Основная информация
Полное имя

Ниязи Зульфугар оглы Тагизаде-Гаджибеков

Дата рождения

7 (20) августа 1912(1912-08-20)

Место рождения

Тифлис,
Российская империя

Дата смерти

2 августа 1984(1984-08-02) (71 год)

Место смерти

Баку, АзССР, СССР

Страна

СССР СССР

Профессии

дирижёр, композитор, кинокомпозитор

Награды

Ниязи́ Зульфуга́р оглы Таги-заде́-Гаджибе́ков[1], известный также как Ниязи́ (азерб. Niyazi Zülfüqar oğlu Tağızadə-Hacıbəyov; 19121984) — советский азербайджанский дирижёр и композитор. Народный артист СССР (1959), Герой Социалистического Труда (1982), лауреат двух Сталинских премий II степени (1951 и 1952).





Биография

Ниязи родился 7 (20 августа) 1912 года в Тифлисе (ныне Тбилиси, Грузия).

В 1921 году играл на скрипке в турецком военном оркестре.

Занимался по классу композиции у М. Ф. Гнесина в Музыкальном техникуме им. Гнесиных в Москве (1925—1926), у А. Л. Степаняна в Ереванской консерватории, у Г. Н. Попова в Ленинградском центральном музыкальном техникуме (1929—1930, до конца не доучился — помешали проблемы со здоровьем), в 1933—1934 гг. — в Бакинской консерватории (преподаватели — Л. М. Рудольф и С. Штрассер).

В 1932—1933 годах — заведующий сектором науки, литературы и искусства Наркомата просвещения Дагестанской АССР. В 1935—1937 годах заведующий музыкальной частью Азербайджанской киностудии. В 1937—1938 годах — художественный руководитель Азербайджанской государственной эстрады. В 1938—1944 годах — заместитель председателя организационного комитета, с 1956 — член правления Союза композиторов Азербайджанской ССР.

В 1937—1948 годах — дирижёр, в 1951—1952 и 1958—1959 годах — главный дирижёр, в 1961—1965 годах — директор, художественный руководитель и главный дирижёр Азербайджанском театре оперы и балета им. М. Ф. Ахундова. Одновременно, с 1938 года (с перерывами) — художественный руководитель и главный дирижёр Азербайджанского симфонического оркестра имени Узеира Гаджибекова. В 1946 году стал лауреатом Всесоюзного смотра дирижёров.

В 1960—1961 — главный дирижёр Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова.

С 1979 года — директор Азербайджанской филармонии.

Гастролировал за рубежом. Выступал в Праге, Берлине, Будапеште, Бухаресте, Нью-Йорке, Париже, Стамбуле, Тегеране, Лондоне и Пекине.

Член ВКП(б) с 1942 года. Депутат ВС Азербайджанской ССР 4-8-го созывов. Депутат ВС СССР 11 созыва (1984).

Ниязи умер 2 августа 1984 года. Похоронен на Аллее почётного захоронения в Баку.

Семья

Награды и премии

Творчество

Дирижирование

Оперы
Балеты
Симфонические сочинения

Основные сочинения

Оперы
Балет
Сочинения для оркестра
  • «Закатальская сюита» (1934)
  • «Концертная лезгинка» (1939)
  • Увертюра-фантазия «В бою» (1943)
  • Картина «Памяти героев» (1944)
  • Симфонический мугам «Раст» (1949)
  • «Концертный вальс» (1954)
  • Сюита из балета «Читра» (1970)
  • «Поэма» для фортепиано и симфонического оркестра (1945).
Другие сочинения
  • Музыкально-сценическая композиция «Цветы одного сада» для солистов, хора, оркестра азербайджанских народных инструментов (1949)
  • «Песня и танец» для струнного квартета (1959)
  • Музыка к физкультурным парадам (1938, 1940, 1941, 1947)
  • Песни на слова азербайджанских поэтов, в том числе «Песня о Родине» (1937)
  • Пьесы для духового оркестра
  • Песни, обработки народных песен
  • Редакции 1-го акта оперы «Наргиз» М. Магомаева, оперы «Ашуг-Гариб» З. Гаджибекова, музыкальной комедии «Аршин мал алан» У. Гаджибекова.
Музыка для драматического театра и кино

Фильмография

  • 1936 — «Алмас» (композитор)
  • 1936 — «Türk qadınının baharı» (композитор)
  • 1938 — «Советский Азербайджан» (композитор)
  • 1939 — «Крестьяне» (композитор)
  • 1940 — «Новый горизонт» (композитор)
  • 1940 — «İyirminci bahar» (композитор)
  • 1945 — «Аршин мал алан» (дирижёр)
  • 1947 — «По ту сторону Аракса» (композитор)
  • 1947 — «Фатали-хан» (композитор)
  • 1948 — «Вечерний концерт»
  • 1954 — «Родному народу» (фильм-спектакль) (композитор)
  • 1957 — «Так рождается песня» (композитор)
  • 1957 — «Двое из одного квартала» (дирижёр)
  • 1958 — «Тени ползут» (дирижёр)
  • 1959 — «На дальних берегах» (дирижёр)
  • 1959 — «Тайна крепости» (дирижёр)
  • 1959 — «Настоящий друг» (дирижёр)
  • 1960 — «Маттео Фальконе» (дирижёр)
  • 1964 — «Когда песня не кончается» — дирижёр
  • 1964 — «Кого мы больше любим» («Сила притяжения») (киноальманах) (дирижёр)
  • 1964 — «Волшебный халат» (дирижёр)
  • 1970 — «Ищите девушку» (дирижёр)
  • 1975 — «Маэстро Ниязи»
  • 1977 — «Композитор Муслим Магомаев»
  • 1981 — «Поющая земля»
  • 1983 — «Маэстро Ниязи»
  • 2002 — «Маэстро»
  • 2007 — «Маэстро Ниязи».

Генеалогия

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гаджибек
Гаджибеков
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Абдул-Гусейн
Гаджибеков
(1842—1901)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Исмаил-бек
Гаджибеков
(1879—1921)
 
Саяд
Гаджибекова
(1872—1954)
 
Абухаят
Гаджибекова
(1880—1951)
 
Зульфугар
Гаджибеков

(1884—1950)
 
Узеир
Гаджибеков

(1885—1948)
 
Джейхун
Гаджибеков

(1891—1962)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Солтан
Гаджибеков

(1919—1974)
 
Джамал
Пашаев

(1895—1953)
 
Ниязи
Тагизаде-
Гаджибеков

(1912—1984)
 
Чингиз
Гаджибеков
(1913—1971)
 
Джейхун
Гаджибеков
(1919—1941)
 
Тимучин
Гаджибеков
(1921—1993)
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Исмаил
Гаджибеков

(1949—2006)
 
Джамиль
Пашаев
(1926—1978)


</center>


Напишите отзыв о статье "Тагизаде-Гаджибеков, Ниязи Зульфугар оглы"

Примечания

  1. XXX съезд Коммунистической партии Азербайджана: стенографический отчет. — Б.: Азербайджанское государственное издательство, 1982. — С. 587. — 597 с.
  2. Анар. [azeribooks.narod.ru/proza/anar/jivoy_sredi_jivikh.htm Живой среди живых]. «Известия», Москва 1989 г.
  3. [www.vestikavkaza.ru/articles/V-postpredstve-Dagestana-vspominali-Bariyat-Muradovu.html В постпредстве Дагестана вспоминали Барият Мурадову | Bестник Kавказа]
  4. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/92582/Ниязи Ниязи]
  5. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11143 Герой Соц. Труда Ниязи (Таги-заде-Гаджибеков Ниязи Зульфугарович) :: Герои страны]

См. также

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11143 Тагизаде-Гаджибеков, Ниязи Зульфугар оглы]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Тагизаде-Гаджибеков, Ниязи Зульфугар оглы

– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.