Ният

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ният (араб. نية‎), или, в соответствии с принятой в востоковедческих кругах транслитерацией, нийат, — важное понятие в исламском праве. «Ният» переводится как «намерение», «мотивация», «интенция», и трактуется как осознанное совершение какого-либо действия или отказ от его совершения с чётким осознанием цели и смысла действия либо воздержания от него. Ният играет ключевую роль в оценке поступков человека, в частности, влияет на богословско-правовое заключение относительно ритуальной и юридической силы того или иного действия (намаза, поста, брака, развода) или на решение исламского суда по уголовному делу.





Ният в Сунне

Как в суннитских, так и в шиитских сборниках хадисов приводится немало преданий касательно нията.

Хадисы о нияте из суннитских сборников

Одним из наиболее известных хадисов, приводимых в суннитских (аль-Бухари, Муслим, Канз аль-Уммал) сборниках, является следующее изречение пророка Мухаммада:

Я слышал, как посланник Аллаха (да благословит его Аллах и да приветствует), сказал: «Поистине, дела [оцениваются] только по намерениям и, поистине, каждому человеку достанется только то, что он намеревался (обрести). Так, совершивший переселение к Аллаху и посланнику Его переселится к Аллаху и посланнику Его, а переселявшийся ради чего-нибудь мирского или ради женщины, на которой он хотел жениться, переселится (лишь) к тому, к чему он переселялся.[1]

Данный хадис также приводится в трёх трудах суннитского учёного ан-Навави. Это «Сады праведных» («Рийад ас-салихин»), «Поминания» («Аль-Азкар») и «Сорок хадисов ан-Навави» («Аль-арба’уна хадисан ан-нававиййа»), в котором ан-Навави, в частности, цитирует высказывание одного из суннитских учёных Абу Дауда:

Поистине, тот хадис, в котором говорится, что дела оцениваются только по намерениям, составляет собой половину ислама, поскольку религия может быть либо явной, и это — дело, либо скрытой, и это — намерение.[2]

Ан-Навави также приводит комментарий основателей двух из четырёх канонических суннитских мазхабов — Ахмада ибн Ханбала и аш-Шафии:

Хадис, в котором сказано, что дела оцениваются только по намерениям, заключает в себе треть знания, объясняется же это тем, что раб может приобрести для себя что-либо посредством своего сердца, своего языка и различных частей своего тела. Таким образом, намерение, возникающее в сердце, является одной из трёх вышеупомянутых вещей.[3]

В своде аль-Бухари также приводится следующий хадис пророка Мухаммада со слов Ибн Аббаса:

Поистине, Аллах определил хорошие и плохие дела и затем объяснил так: кто намерился совершить хорошее дело и не сделал его, тому Аллах записывает хорошее дело полностью, а если он намерился и совершил его, то Аллах записывает ему от десяти до семисот и больше хороших дел. Кто намерился совершить грех и не сделал его, тому Аллах записывает одно хорошее дело полностью, а если он намерился и совершил его, то Аллах записывает ему один грех.[4]

В ещё одном из шести канонических суннитских сборников хадисов — в своде ан-Нисаи — также приводятся хадисы о нияте. Один из них, переданный со слов Абу Умамы Бахили, гласит:

Поистине, Аллах не принимает поступка, помимо того, который был [совершён] искренне ради Него и ради стремления к Его лику.[5]

В том же сборнике содержится и иной хадис пророка Мухаммада от Абу Дарды, также связанный с темой намерений:

Кто ложится спать с намерением встать ночью на тахаджуд-намаз, но сон одолевает его, пока не наступает утро, ему записывается то, что он намеревался [сделать]. И сон его был подарком ему от Аллаха.[6]

В своде Ибн Маджа приводится хадис, переданный со слов Зейда ибн Сабита, в котором тема нията получает и несколько иное преломление:

Чьим стремлением является этот мир, Аллах разбивает его дела и внушает ему [страх] перед бедностью, [предстающей перед] его глазами. И в этом мире он не получит больше того, что ему предписано. А кто стремится к будущей жизни (ахират), Аллах облегчает его дела, делает его сердце богатым, и этот мир является перед ним униженным.[7]

В суннитских книгах также содержится некоторое количество других хадисов на тему нията.

Хадисы о нияте из шиитских сборников

Прежде всего следует отметить, что шииты, в отличие от суннитов, употребляют термин «хадис» не только по отношению к высказываниям пророка Мухаммада, но и называют так изречения Фатимы Захры и двенадцати Имамов (в то время как общий термин «Сунна» или «ахбар» (ед.ч. «хабар» подразумевает не только слова, но и действия, и молчаливое одобрение тех или иных поступков со стороны пророка Мухаммада или же — в шиитском варианте — всех четырнадцати Непорочных: Мухаммада, Фатимы, двенадцати Имамов).

В шиитской книге «Амали ас-Садук» рассказывается следующая история:

Когда Пророк (да благословит Аллах его и его семейство) послал Али в поход вместе с отрядом [бойцов], один мужчина сказал своему брату: «Давай отправимся в военный поход вместе с отрядом Али, у нас будет возможность заполучить раба, или животное, или что-то ценное». [И тогда Пророк] сказал: «Дела [оцениваются] по намерениям, и каждый человек получает то, к чему стремился. И кто выступает, стремясь к тому, что у Аллаха, награда ему будет от Аллаха, а кто выступает, движимый мирскими побуждениями и намерениями, не получит ничего, кроме того, к чему он стремился.[8]

В своде «Гурар аль-хикам», в частности, приводятся два хадиса имама Али ибн Абу Талиба относительно намерения. Первый гласит:

Ният — основа действия.[8]

Во втором говорится:

Праведный ният — одно из двух дел [т. е. сам по себе уже является действием].[9]

В своде «Аль-Кафи» есть следующий хадис от четвёртого имама шиитов Али Зейн аль-Абидина:

Нет действия без нията.[10]

В шиитских книгах также приводятся изречения шестого имама Джафара ас-Садика, посвященные теме нията. В частности, в «Аль-Кафи» содержится хадис:

Имам ас-Садик (мир ему) сказал: «Люди Ада будут ввергнуты в него навсегда, ибо их намерения в этом мире были таковы, что если бы они остались в нём навечно, они бы никогда не подчинялись Аллаху; а люди Рая будут вечно пребывать тем, поскольку их намерения в мирской жизни были таковы, что если бы они всегда оставались в ней, они повиновались бы Аллаху. Поэтому вечную участь люди получают по их намерениям». А затем он процитировал аят Аллаха в Коране: «Скажи [, Мухаммад]: "Каждый человек выбирает свой путь, а ваш Господь лучше знает, кто избрал прямой путь"» (17:84). И пояснил его значение: «[Имеется в виду] его [избравшего прямой путь] намерение.[9]

В «Аль-Махасин» есть похожий хадис имама ас-Садика:

Аллах воскресит людей, [судя их] в соответствии с их намерениями в Судный день.[8]

Как уже упоминалось, доброе намерение (то есть хороший ният) в хадисах уже само по себе расценивается как праведное действие. В этом едины сунниты и шииты, и, так же как в суннитских сводах, в шиитских сборниках также есть множество хадисов на эту тему.

В частности, в «Макарим аль-ахлак» приводится хадис пророка Мухаммада, обращавшегося к одному из сподвижников с такими словами:

О, Абу Зарр, стремись [имей ният] делать добро, даже если у тебя нет для этого возможности, а не то ты будешь занесён в число небрежных.[8]

Другой хадис Мухаммада, содержащийся в своде «Аль-Кафи», гласит:

Ният верующего лучше его действия, а ният неверующего хуже его действия, и каждый действует в соответствии с собственным ниятом.[11]

В хадисе имама ас-Садика, который приводится в книге «Илал аш-Шараи», разъясняется смысл данного изречения пророка Мухаммада, согласно которому ният верующего лучше его действия:

Потому что действие может совершаться напоказ, однако только ният искренне обращён к Господу миров, и Всемогущий воздаёт по намерениям так, как Он не воздаёт за действия.[12]

Важно, что в хадисах ният фигурирует как всеобъемлющий, фундаментальный принцип. Так, в сборнике «Макарим аль-ахлак» приводятся слова пророка Мухаммада, адресованные Абу Зарру аль-Гифари:

О, Абу Зарр, во всём, что ты делаешь, у тебя должен быть праведный ният, даже во время сна и приёма пищи.[13]

В компендиуме шиитских хадисов «Бихар аль-анвар» содержится хадис имама ас-Садика с аналогичным смыслом:

Искренность намерения важна для раба [Аллаха] в каждом его движении и состоянии покоя, ибо если бы это не было так, он бы был сочтён за небрежного.[8]

В таких шиитских книгах, как «Гурар аль-хикам», «Аль-Махасин», «Аль-Кафи» и «Бихар аль-анвар», также содержится немало хадисов четырнадцати безгрешных, в которых восхваляется праведный ният и порицается ният нечестивый.

Ният в мусульманском праве (фикхе)

Ният принимается во внимание и учитывается при вынесении решения о юридической силе тех или иных действий — как в сфере поклонения (ибадат), так и в области социальной кооперации (муамалат).

Ният в намазе

Ният расценивается в качестве необходимой и неотъемлемой составляющей намаза, без которого сам намаз недействителен. Ният предшествует произнесению формулы «Аллаху Акбар», с которой начинается любой намаз. Хотя ният не обязательно формулировать вслух, внутренне молящий должен быть уверен, какой именно из пяти обязательных или иных дополнительных намазов он намеревается совершить, и является ли это обычным выполнением предписанного намаза, или же восполнением намаза, пропущенного ранее (када).

Вот что об этом говорится в книге Мухаммада Джавада Магнийи «Пять школ исламского права»:

Сущность нията, упоминаемого в главе о ритуальном омовении (вуду), заключается в том, что это намерение выполнить то или иное действие в знак подчинения приказу Всемогущего Аллаха. Определение вида молитвы (салят), будь она обязательной или дополнительной, обычной (ада) или задолженной (када), зависит от нията молящегося. Таким образом, если он намеревается прочитать дополнительную молитву в начале и совершает её с подобным ниятом, она будет считаться дополнительной; если же он намерен выполнить обязательную молитву — такую, как полуденная (зухр) или послеполуденная (аср), она и будет расценена соответствующим образом. Но если у него не будет и вовсе никакого нията, это будет пустой тратой сил, ибо невозможно [совершать действие] без [осознанного] намерения.[14]

То же самое правило действует и в отношении малого (вуду) и большого (гусл) ритуального омовения: человек должен совершать их с намерением выполнения предписанного Шариатом омовения, а не просто из желания принять душ, умыться и т. д.

Ният в посте

Как и у молящегося, у постящегося должен присутствовать ният соблюдения поста постольку, поскольку он является предписанием ислама. Некоторые муджтахиды требуют, чтобы во время месяца Рамадан такой ният был осознан до азана утреннего намаза (фаджр), иначе пост не считается действительным. Что касается добровольных постов вне Рамадана, то намерение соблюдать такой пост должно появиться до канонического полудня.

В соответствии с положениями джафаритского и ханбалитского мазхабов, пост человека считается прерванным, если у него появился ният поесть или выпить воды в дневное время месяца Рамадан, даже если он не осуществил своего намерения.

Ният в бракоразводном процессе

Во всех школах исламского права важным условием действительности никяха является согласие обеих сторон (и жениха, и невесты) на заключение брака. Тем самым, и со стороны мужчины, и со стороны женщины должен присутствовать ният вступить в этот брак.

Что касается развода, то в этом вопросе есть некоторые разночтения. Мухаммад Джавад Магнийя отмечает:

Согласно имамитской школе, развод, данный непреднамеренно, или по ошибке, или посредством жеста, не имеет силы.

Абу Зурара утверждает, что ханафиты принимают в качестве действительного развод, инициированный любым человеком [мужчиной], кроме несовершеннолетних, лунатиков и умственно неполноценных. Таким образом, развод, данный посредством жеста, или в состоянии опьянения, вызванного употреблением запретного, или под давлением, по ханафитскому мазхабу действителен...Аш-Шафии и Абу Ханифа утверждали: «Ният не требуется в разводе».

Имамиты передают хадис от Имамов Ахл аль-Бейт (мир им): «Нет развода, кроме как по желанию. Нет развода, кроме как с [соответствующим] ниятом.[15]

Ният и уголовное право

Так же, как и в светском законодательстве, в исламской правовой системе проводится дифференциация между умышленным и непредумышленным убийством, то есть при рассмотрении дел об убийстве принимается во внимание ният обвиняемого.

Кроме того, ният также учитывается при рассмотрении дел о прелюбодеянии (зина).

В связи с этим можно привести в качестве примера некоторые судебные решения, вынесенные Али ибн Абу Талибом в соответствии с Сунной пророка Мухаммада. В частности, в «Аль-Кафи» (раздел «Навадир», хадис 10) приводится следующий рассказ:

К Имаму Али (мир ему) привели мужчину и женщину, совершивших прелюбодеяние. Женщина поклялась, что её заставил мужчина. Имам (мир ему), приняв заверение женщины, не стал наказывать её.[16]

О другом таком решении упоминает шейх Муфид в книге «Китаб аль-иршад»:

Несколько человек пришли к Умару и заявили, что видели, как одна замужняя женщина изменила своему мужу. Умар приказал казнить её. Женщина, взывая к Аллаху, сказала: «Господи! Ты знаешь, что я невиновна!»

Умар, рассердившись, спросил: «Ты опровергаешь свидетельство этих людей?»

Имам Али (мир ему), наблюдавший за происходящим, сказал: «Подождите, быть может, у неё есть веская причина».

Когда её спросили о случившемся, она рассказала всё подробно: «Однажды я со своим соседом повела верблюдов к водопою. По дороге меня стала мучить жажда, но, сколько я ни просила у соседа воды, он ставил условие, что я должна сблизиться с ним. Поэтому, чтобы не умереть от жажды, мне пришлось согласиться на это».

Имам Али (мир ему) сказал: «Аллах Велик! "Но кто принуждён без нечестивости и своевольного непослушания — на том греха не будет" (2:173)».

После этих слов Умар освободил женщину.[17]

Использованная литература

  1. M. Muhammadi Rayshahri, The Scale of Wisdom, Icas Press, 2009;
  2. Имам ан-Навави, Сорок хадисов, комментарии и разъяснения доктора Мустафы аль-Буга Мухйи-д-дин Мисту, первое издание, Москва, 2001;
  3. Шейх Мухаммад Юсуф Кандехлави. Шейх Мухаммад Са’д Кандехлави. Избранные хадисы, Казань, центр инновационных технологий, 2003;
  4. Мухаммад Таки Тустари. Решения и мудрость Али ибн Аби Талиба. Москва, «Исток», 2010.

Напишите отзыв о статье "Ният"

Примечания

  1. Имам ан-Навави, Сорок хадисов, комментарии и разъяснения доктора Мустафы аль-Буга Мухйи-д-дин Мисту, первое издание, Москва, 2001, стр. 12; M. Muhammadi Rayshahri, The Scale of Wisdom, ICAS Press, 2009, стр. 1114
  2. Имам ан-Навави, Сорок хадисов, комментарии и разъяснения доктора Мустафы аль-Буга Мухйи-д-дин Мисту, первое издание, Москва, 2001, стр. 13
  3. Имам ан-Навави, Сорок хадисов, комментарии и разъяснения доктора Мустафы аль-Буга Мухйи-д-дин Мисту, первое издание, Москва, 2001
  4. Шейх Мухаммад Юсуф Кандехлави. Шейх Мухаммад Са'д Кандехлави. Избранные хадисы, Казань, Центр инновационных технологий, 2003, стр. 505
  5. Шейх Мухаммад Юсуф Кандехлави. Шейх Мухаммад Са'д Кандехлави. Избранные хадисы, Казань, центр инновационных технологий, 2003, стр. 509
  6. Шейх Мухаммад Юсуф Кандехлави. Шейх Мухаммад Са'д Кандехлави. Избранные хадисы, Казань, центр инновационных технологий, 2003, стр. 510
  7. Шейх Мухаммад Юсуф Кандехлави. Шейх Мухаммад Са'д Кандехлави. Избранные хадисы, Казань, центр инновационных технологий, 2003
  8. 1 2 3 4 5 M. Muhammadi Rayshahri, The Scale of Wisdom, ICAS Press, 2009, стр. 1114
  9. 1 2 стр. 1115.
  10. стр. 1114.
  11. стр. 1116.
  12. стр. 1116-1117.
  13. стр. 1117.
  14. Muhammad Jawad Maghniyyah. The Five Schools of Islamic Law, Ansariyyan Publications, 2000, стр. 86
  15. Muhammad Jawad Maghniyyah. The Five Schools of Islamic Law, Ansariyyan Publications, 2000, стр. 382
  16. Мухаммад Таки Тустари. Решения и мудрость Али ибн Аби Талиба. Москва, «Исток», 2010, стр. 62
  17. Мухаммад Таки Тустари. Решения и мудрость Али ибн Аби Талиба. Москва, «Исток», 2010, стр. 63

Отрывок, характеризующий Ният

– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.