Ни Хао, Кай-Лан!
Поделись знанием:
Шаблон:Мультсериал
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
 |
Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей.
|
«Ни Хао, Кай-Лан!» – анимационный сериал производства Nick Jr., основанный на воспоминаниях детства создателя сериала Карен Чау, которая воспитывалась в китайско-американской культуре. «Ни Хао» означает «Привет», а Кай-Лан – это китайское имя Чау, данное ей при рождении.
Содержание
Место действия
На протяжении всего 1-го сезона зритель думает, что герои сериала живут в Китае, но в финале сезона выясняется, что их место жительства – Калифорния (подразумевается Чайнатаун).
Сюжет
«Ни Хао» – это «привет» по-китайски. Именно так жизнерадостная Кай-Лан обращается к маленьким телезрителям в начале каждой серии. Кай-Лан Чоу, любознательная китайско-американская дошкольница пяти с половиной лет — даже не с половиной, а с тремя четвертями! — приглашает ребят поиграть с ней и её лучшими друзьями: тигрёнком Ринту, коалой Толи и обезьянкой Хохо. Вместе с друзьями она придумывает игры, отправляется на фестивали, устраивает праздники и ходит в гости. Между делом друзья изучают китайский язык. В играх им помогает дедушка Её, которого все очень любят и уважают. Главная забота Кай-Лан в том, чтобы все, кто её окружает, были счастливы. В каждой серии возникают ситуации, в которых персонажи демонстрируют те или иные чувства: обиду, расстройство, зависть, – и все сообща решают, как преодолеть возникшие сложности и восстановить мир.
Персонажи
- Кай-Лан – главная героиня сериала. Ей шесть лет. Она говорит на английском и на китайском языках и охотно обучает своих друзей, а заодно и зрителей, многим словам и фразам на её родном языке, а также знакомит с китайской культурой и играми. Кай-Лан является безусловным лидером своей маленькой команды, при этом беспрекословно слушается дедушку и проявляет деликатность и уважение к чувствам друзей. Её любимое животное – динозавр; в своей музыкальной группе она играет на бубне. В серии Большой Сюрприз Кай-Лан девочка пытается сделать большой сюрприз для дедушки Её, но все украшения и ананасовый торт уносит ветер. Это одна из немногих серий, где Кай-Лан расстраивается, а друзья стремятся её тешить – обычно всё происходит наоборот.
- Её – дедушка Кай-Лан. Он родился в Гонконге и учит увлекательным традициям свою внучку. Умеет играть на тубе. Кроме того, любит собирать яблоки и готовит пельмени для Кай-Лан и всех её друзей. Порой дедушка появляется среди них неожиданно, но команда Кай-Лан к этому скоро привыкает.
- Ринту – пятилетний тигрёнок. Любит шумные игры и порой ведёт себя грубо, не осознавая этого. Но когда ему указывают на его промахи, готов пойти на компромисс. Ринту любит драконов.
- Толи – пятилетний коала. Любит панд и фрукты (особенно яблоки, бананы и ананасы). Вокалист в музыкальной группе Кай-Лан. Почти во всех сериях у него возникают конфликты с друзьями.
- Хохо – белая обезьянка в возрасте четырёх лет. Хохо полон неиссякаемой энергии и стремится быть в центре внимания. Его часто можно найти прыгающим среди своих друзей; в музыкальной группе Кай-Лан он выступает в роли диджея. Xохо любит бананы. Обидчив, с настороженностью относится ко всему новому. Его часто приходится утешать и ободрять.
- Лулу – розовый шестилетний носорожек. Живёт в замке высоко в облаках. Вокруг рога Лулу обвязан красный шар, который помогает ей летать в небе и добираться до своего жилища. Лулу всегда рядом, чтобы помочь её друзьям решить их проблемы. Играет на фортепиано в музыкальной группе Кай-Лан.
Напишите отзыв о статье "Ни Хао, Кай-Лан!"
Ссылки
- Ni Hao, Kai-Lan (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Ни Хао, Кай-Лан!
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
