Киси, Нобусукэ

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Нобусукэ Киси»)
Перейти к: навигация, поиск
Нобусукэ Киси
岸 信介<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Нобусукэ Киси</td></tr>

премьер-министр Японии
25 февраля 1957 — 19 июля 1960
Монарх: Сёва
Предшественник: Тандзан Исибаси
Преемник: Хаято Икэда
 
Рождение: 13 ноября 1896(1896-11-13)
Табуси, Префектура Ямагути, Япония
Смерть: 7 августа 1987(1987-08-07) (90 лет)
Токио, Япония
Имя при рождении: Нобусукэ Сато
Партия: Либерально-демократическая партия Японии
Образование: Токийский университет
 
Награды:

Нобусукэ Киси (яп. 岸 信介 Киси Нобусукэ?, 13 ноября 1896 — 7 августа 1987) — государственный и политический деятель, а также 56-й и 57-й премьер-министр Японии с 25 февраля, 1957 по 19 июля, 1960. На его премьерский срок приходится подписание обновленного договора безопасности, и волна связанных с этим, сильнейших за послевоенную японскую историю, беспорядков[1][2].





Биография

Ранние годы

Нобусукэ Киси, урождённый Нобусукэ Сато, родился в деревне Табуси, Префектура Ямагути в семье бывшего чиновника и поэта-любителя Хидэсукэ Сато. Но в раннем возрасте покинул семью и жил в богатой семье Киси, приняв их фамилию после свадьбы. Биологический брат Нобусукэ — Эйсаку Сато также впоследствии занимал пост премьер-министра Японии и стал лауреатом Нобелевской премии мира в 1974 году, а второй брат Итиро Сато стал вице-адмиралом[1].

Нобусукэ закончил Токийский императорский университет[2] в 1920 году, и поступил на работу в Министерство торговли и промышленности. В 1935 году он стал одним из высших должностных лиц участвующих в промышленной разработке Маньчжоу-Го[1]. В октябре 1941 года премьер-министр Хидэки Тодзио, сам бывший ветераном Маньчжурской кампании, назначил Киси на пост министра торговли и промышленности, который он занимал до октября 1943 года. После являлся государственным министром с октября 1944 года до капитуляции Японии в 1945 году. Подозревался в военных преступлениях, и до 1948 года находился под стражей как подозреваемый класса «А». Впрочем на Токийском процессе ему не было предъявлено никаких обвинений[3].

Несмотря на снятие подозрений, Киси попал в многочисленную группу людей, которые подвергались гонениям со стороны союзных оккупационных властей в рамках борьбы со сторонниками старого милитаристского режима, и ему, как и многим другим, запрещалось занимать любые общественные должности. Несколько лет Киси занимается бизнесом[1]. Но в 1952 году после снятия всех ограничений Киси снова возвращается в политику. В 1953 году избирается в парламент Японии как член Либеральной партии (яп. 日本自由党 Нихон Дзию:то:). Позже присоединяется к новой Демократической партии (яп. 日本民主党 Нихон Минсюто:), занимает там должность генерального секретаря, и содействует объединению Либеральной и Демократической партий[2]. В 1955 году Демократическая и Либеральная партии объединяются и выбирают Итиро Хатояму в качестве главы новой Либерально-Демократической партии Японии. В дальнейшем Нобусукэ был министром иностранных дел в кабинете Тандзана Исибаси, а с 31 января 1957 года, после того как Исибаси пережил инсульт и стал недееспособен, Нобусукэ временно заменял его на посту премьер-министра. Уже в феврале Исибаси подает в отставку, и Киси избирается новым полноправным премьер-министром[1].

Премьер-министр

На посту премьер-министра Киси проводил подчеркнуто «проамериканскую» политику. Такая политика не была направлена на попрание идеи укрепления независимости и самостоятельности Японии. Скорее она была направлена на смягчение отношений с США после довольно-таки жесткой политики Хатоямы, для возвращение к курсу экономически продуктивной доктрины Ёсиды (англ. Yoshida Doctrine) и заключению нового, равноправного, договора безопасности[4].

В первые годы правления Киси Япония входит в Совет Безопасности ООН, делает репарационные выплаты Индонезии, создает новый торговый договор с Австралией, и подписывает мирный договор с Чехословакией и Польшей. Также наблюдается сдвиг на сближение Японии со странами Азии. В 1957 году Киси посещает 6 стран Юго-Восточной и Южной Азии[1], здесь согласовываются вопросы по репарационным обязательствам и экономическому сотрудничеству. Во время этих поездок Киси впервые озвучивает идею создания Азиатского фонда развития. Это стало началом японской стратегии глубокой торгово-экономической экспансии в Азию. В 1959 году Киси посещает страны Западной Европы и Латинской Америки[1].

Договор безопасности 1960 года

Летом 1957 года Киси посещает Вашингтон где ему удается добиться от США создания специальной комиссии по изучению вопроса о создании нового договора безопасности и сокращению контингента американских войск в Японии. В январе 1960 года Киси возвращается в Вашингтон для подписания нового договора. В связи с этим Киси также инициирует проект по пересмотру конституции с целью возвращения Японии права на полноценные вооружённые силы[1].

Движение протеста против подписания и, в особенности, против ратификации договора стало самым масштабным социально-политическим движением Японии в послевоенные годы[4]. После того как в мае ЛДП ратифицирует договор воспользовавшись своим большинством в парламенте и отстранив оппозиционных депутатов, протестанты сталкиваются с полицией на ступенях здания национального парламента. В первый месяц демонстраций 500 человек получили ранения. Киси поначалу не воспринимал демонстрации серьёзно и даже называл их «маловажными» и «незначительными»[5].

Летом 1960 года Японию должен был посетить американский президент Дуайт Эйзенхауэр. Киси, в свете только что заключенного договора, планировал превратить этот визит в демонстрацию японо-американской дружбы и «нового партнерства» и заверял что инцидентов не произойдет. Перед визитом президента в Токио прибыл президентский пресс-секретарь Джеймс Хагэрти, в аэропорту его встретили тысячи демонстрантов, которые заблокировали машину Хагэрти, когда тот попытался выехать из толпы. Пресс-секретаря пришлось эвакуировать с помощью американского военного вертолета. К своему смущению Киси был вынужден отменить визит. 23 июня прошел процесс обмена ратификационными грамотами между США и Японией, после чего договор вступил в силу, в тот же день кабинет Киси ушел в отставку.

После ухода в отставку Киси остаётся активным и влиятельным деятелем Либерально-Демократической партии[3]. Несмотря на то что поправка об вооружённых силах не была принята, Киси начинает новый проект по более широкой трактовке законов о силах самообороны, которая давала бы им больше свободы действий[1].

Синтаро Абэ являлся приёмным сыном Киси, а его сын, Синдзо Абэ, 90-й премьер-министр, приходится Киси внуком.

Напишите отзыв о статье "Киси, Нобусукэ"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.britannica.com/EBchecked/topic/319374 Kishi Nobusuke] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. Проверено 4 декабря 2009.
  2. 1 2 3 КИСИ Нобусукэ // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.
  3. 1 2 Киси Нобусукэ // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  4. 1 2 История Японии / Под ред. А. Е. Жукова. — М.: Институт востоковедения РАН, 1998. — Т. 2. 1868—1998. — С. 569. — ISBN 5-89282-073-4.
  5. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,939094,00.html Bonus to be wisely spent]. Time (25 января, 1960). Проверено 4 декабря 2009. [www.webcitation.org/65j8V0H8Q Архивировано из первоисточника 26 февраля 2012].
  6. </ol>

Ссылки

  • Richard J. Samuels. [www.jpri.org/publications/workingpapers/wp83.html Kishi and Corruption: An Anatomy of the 1955 System] (англ.). Japan Policy Research Institute (December 2001). Проверено 5 ноября 2009. [www.webcitation.org/65j8W7QKl Архивировано из первоисточника 26 февраля 2012].
  • [www.jimin.jp/jimin/english/history/chap3.html Period of President Kishi's Leadership] (англ.)(недоступная ссылка — история). — сайт Либерально-демократической партии Японии. [web.archive.org/20020220041123/www.jimin.jp/jimin/english/history/chap3.html Архивировано из первоисточника 20 февраля 2002].
Политические должности
Предшественник:
Мамору Сигэмицу
Министр иностранных дел
1956–1957
Преемник:
Айитиро Фудзияма
Предшественник:
Тандзан Исибаси
Премьер-министр Японии
1957–1960
Преемник:
Хаято Икэда

Отрывок, характеризующий Киси, Нобусукэ



Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.