Новак, Виллен Захарович

Вилле́н Но́вак
укр. Віллен Захарович Новак
Имя при рождении:	Виллен (Валериан) Захарович Новак
Дата рождения:	3 января 1938(1938-01-03) (86 лет)
Место рождения:	с. Глезно Любарский район Житомирская область, СССР
Гражданство:	СССР СССР Украина Украина
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист
Карьера:	1971— по настоящее время
Награды:

Виллен Захарович Но́вак (укр. Віллен Захарович Новак, род. 3 января 1938, с. Глезно Любарского района Житомирской области) — советский и украинский кинорежиссер. Народный артист Украины (1999). Член-корреспондент Национальной академии искусств Украины (2002).

Биография

В 1972 году окончил Киевский государственный институт театрального искусства им. И. К. Карпенко-Карого по специальности «Кинорежиссура».

В 1970—1971 г. — ассистент режиссёра Киевской киностудии им. А. Довженко.

С 1972 г. — кинорежиссёр, художественный руководитель творческого объединения телевизионных фильмов, творческого объединения прокатных фильмов, кинорежиссер-постановщик высшей категории Одесской киностудии художественных фильмов.

В. Новак около пяти лет был художественным руководителем «Одесской киновидеостудии нового образца».

В настоящее время — режиссёр-постановщик Одесской киностудии.

Член Национального Союза кинематографистов Украины.

Фильмография

Режиссёрские работы

• 1973 — Ринг
• 1977 — Красные дипкурьеры
• 1979 — Камертон
• 1980 — Вторжение
• 1981 — Третье измерение
• 1984 — Две версии одного столкновения
• 1987 — В Крыму не всегда лето
• 1989 — Гу-га
• 1993 — Дикая любовь (лидер проката 1994 г.)
• 1997 — Принцесса на бобах (лидер проката 1997 г.)
• 2003 — Личная жизнь официальных людей
• 2008 — Стреляй немедленно!

Роли в кино

• 1975 — Ар-хи-ме-ды! — эпизод

Награды и премии

• Орден «За заслуги» ІІІ степени (2004),
• Юбилейная медаль «20 лет независимости Украины» (2011).
• лауреат 10 фестивальных наград, четыре из которых получены на международных кинофестивалях.

Ссылки

• [academia.gov.ua/sites/Novak/Novak.htm НОВАК ВІЛЛЕН ЗАХАРОВИЧ]

Отрывок, характеризующий Новак, Виллен Захарович

Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.