Новая Зеландия

Новая Зеландия
англ. New Zealand
маори Aotearoa

Флаг Герб
Гимн: «God Defend New Zealand»
Дата независимости	доминион: 26 сентября 1907 Вестминстерский статут: 11 декабря 1931 (принят 25 ноября 1947) Конституционный указ: 13 декабря 1986 (от Великобритании)
Официальные языки	английский, маори, новозеландский жестовый язык
Столица	Веллингтон
Крупнейшие города	Окленд, Веллингтон, Крайстчерч, Гамильтон, Данидин, Тауранга
Форма правления	парламентарная монархия
Королева Генерал-губернатор Премьер-министр	Елизавета II Патриция Редди Джон Ки
Территория • Всего • % водной поверхн.	75-я в мире 268 680 км² 2,1
Население • Оценка (2015) • Плотность	▲4 596 700 чел. (124-е) 16,5 чел./км²
ВВП   • Итого (2013)   • На душу населения	150,6 млрд долл. (70-й) 35 500 долл.
ИЧР (2013)	▲ 0,910 (очень высокий) (7-е место)
Валюта	новозеландский доллар (NZD, Код 554)
Интернет-домен	.nz
Телефонный код	+64
Часовой пояс	+12
«God Save the Queen» используется в качестве гимна на официальных церемониях в присутствии монарха.

Но́вая Зела́ндия (англ. New Zealand, маори Aotearoa) — государство в юго-западной части Тихого океана, в Полинезии, расположенное на двух крупных островах (Северный и Южный) и большом количестве (приблизительно 700) прилегающих более мелких островов. Население, по данным Статистического управления Новой Зеландии на июнь 2015 года, составляет 4 596 700 человек.

Столица страны — город Веллингтон.

Государство построено на принципах конституционной монархии и парламентской демократии и входит в число развитых стран мира. В XI—XIV веках страна была заселена выходцами из Полинезии, европейские исследователи открыли острова́ в 1642 году. Активное освоение земель Великобританией началось с 1762 года. Одной из основных особенностей Новой Зеландии является географическая изолированность. Ближайшие соседи страны: к западу — Австралия, отделённая Тасмановым морем (кратчайшее расстояние — около 1700 км); к северу — островные территории Новой Каледонии (около 1400 км), Тонга (около 1800 км) и Фиджи (около 1900 км).

Королевство Новой Зеландии включает в себя независимые в государственном управлении, но свободно ассоциированные с Новой Зеландией островные государства Острова Кука, Ниуэ, а также несамоуправляющуюся территорию Токелау и антарктическую Территорию Росса.

Название и его этимология

Название, данное стране маори до появления здесь первых европейцев, не сохранилось, но известно, что остров Северный маори именовали Те Ика-а-Мауи (маори Te Ika-a-Māui), что может быть переведено как «рыба, принадлежащая Мауи». Мауи — полубог в легендах маори, поймавший в океане огромную рыбу, превратившуюся после этого в остров. Остров Южный имел два распространённых названия: Те Ваи Паунаму (маори Te Wai Pounamu) и Те Вака-а-Мауи (маори Te Waka a Māui). Первое название может быть переведено как «нефритовая вода», а второе как «лодка, принадлежащая Мауи», уже упомянутому выше полубогу легенд маори. До начала XX века остров Северный часто именовался коренными жителями Аотеароа (Aotearoa ), что может быть переведено как «страна длинного белого облака» (ao = облако, tea = белый, roa = длинный), и позднее именно это название стало общепринятым названием в языке маори для всей страны.

Первый европейский мореплаватель, побывавший у берегов Новой Зеландии, голландец Абел Тасман, назвал её «Staten Landt», думая, что на юге Новая Зеландия соединена с одноимённым островом Огненной Земли, находящимся на юге Южной Америки. Именно это название было в 1645 году трансформировано голландскими картографами в латинское Nova Zeelandia в честь одной из провинций Нидерландов — Зеландия (нидерл. Zeeland) и в голландское название Nieuw Zeeland. Позднее британский мореплаватель Джеймс Кук использовал английскую версию этого имени, New Zealand, в своих записях, и именно оно стало официальным названием страны. Русское название, Новая Зеландия, является точным переводом исторически сложившегося имени.

Ранние европейские картографы называли острова Северным, Средним (нынешний Южный) и Южным (Ракиура). В 1830 два главных острова стали именоваться Северным и Южным, и к 1907 году эти названия устоялись. В 2009 году Географический совет Новой Зеландии обнаружил, что формально названия главных островов так и не были установлены. В 2013 их официально поименовали Северным (или Те Ика-а-Мауи) и Южным (или Те Ваипоунаму). Названия на маори и английском языке могут использоваться взаимозаменяемо.

История

Полинезийский период

Новая Зеландия — одна из самых поздно заселённых территорий. Радиоуглеродный анализ, свидетельства обезлесения и вариабельность митохондриальной ДНК у маори позволяют сделать вывод о том, что первые восточные полинезийцы поселились здесь в 1250—1300 годах после продолжительных путешествий по южным тихоокеанским островам. Постепенно у поселенцев сформировалась собственная культура и язык, они разделились на иви (племена) и хапу (кланы), которые сотрудничали, соперничали и воевали. Часть маори мигрировала на архипелаг Чатем (названный ими Рекоху), где превратились в народ мориори с отдельной культурой. Мориори были почти полностью уничтожены в 1835—1862 годах в результате завоевания маори из иви Таранаки и болезней, завезённых европейцами. В 1862 году в живых остался всего 101 мориори, а последний известный чистокровный мориори — Томми Соломон — умер в 1933 году.

Европейский период

Первые европейцы, достигшие Новой Зеландии, прибыли на корабле вместе с нидерландцем Абелем Тасманом в 1642 году. В результате стычек с местными четверо членов команды оказались убиты, а как минимум один маори оказался ранен картечью. Следующий визит европейцев состоялся только в 1769 году: британский исследователь Джеймс Кук нанёс на карты почти всю береговую линию островов. Вслед за Куком Новую Зеландию посетило множество европейских и североамериканских китобоев и охотников на тюленей, а также торговых кораблей, менявших пищу, металлические инструменты, оружие и другие товары на лес, продукты питания, артефакты и воду. Эти торговцы принесли маори картофель и мушкет, что коренным образом изменило сельскохозяйственный и военный уклад этого народа. Картофель стал надёжным источником пищи, позволившим проводить более длительные военные кампании. В результате межплеменных мушкетных войн, объединивших более 600 битв в 1801—1840 годах, было убито от 30 до 40 тысяч маори. С начала XIX века в Новой Зеландии начали селиться христианские миссионеры, обратившие большинство аборигенов в свою веру. В XIX веке автохтонное население страны сократилось до 40 % доконтактного уровня, основным фактором этого были завезённые болезни.

В 1788 году капитан Артур Филлип принял пост губернатора новой британской колонии Нового Южного Уэльса, включавшей в то время и Новую Зеландию. Британское правительство назначило Джеймса Басби британским резидентом в Новой Зеландии в 1832 году после получения петиции от северных маори. Тремя годами позже, узнав о появлении французского поселения Шарля де Тьерри, конфедерация племён маори послала королю Вильгельму IV декларацию независимости, прося защиты. Волнения, предложение о поселении в Новой Зеландии Новозеландской компании, к тому времени уже отправившей корабль к островам для приобретения земель у маори, и неоднозначный юридический статус декларации независимости заставили министерство по делам колоний отправить капитана Уильяма Гобсона в Новую Зеландию для установления там британского суверенитета и подписания соглашения с маори. Договор Вайтанги был подписан в заливе Бей-оф-Айлендс 6 февраля 1840 года. В ответ на попытки Новозеландской компании создать независимое поселение в Веллингтоне и французских поселенцев приобрести земли в Акароа Гобсон провозгласил британский суверенитет над всей Новой Зеландией 21 мая 1840 года, хотя к тому моменту не все копии Договора были подписаны маори. После этого количество иммигрантов, особенно британских, начало расти.

Новая Зеландия стала отдельной от Нового Южного Уэльса одноимённой колонией 1 июля 1841 года. В 1852 году колония получила представительское правительство, а двумя годами позднее впервые собрался первый парламент. В 1856 году колония получила самоуправление, и все внутренние вопросы, кроме политики в отношении туземного населения, решались там самостоятельно. Контроль над колониальной политикой Новая Зеландия получила в середине 1860-х годов. Опасаясь, что Южный остров может захотеть сформировать отдельную колонию, глава колонии Альфред Дометт выпустил постановление о переносе столицы из Окленда в пролив Кука. Веллингтон был избран новой столицей за расположение в центре страны и удобную бухту. Парламент впервые провёл заседание в Веллингтоне в 1865 году. С увеличением количества мигрантов вспыхнули конфликты за землю, вылившиеся в новозеландские земельные войны 1860-х — 1870-х годах, в результате которой у маори было конфисковано множество земель.

В 1891 году к власти в стране пришла первая политическая партия — Либеральная партия под председательством Джона Балланса. Либеральное правительство, позже возглавленное Ричардом Седдоном, приняло множество важных социоэкономичеких законов. В 1893 году Новая Зеландия стала первой в мире страной, предоставившей всем женщинам право голоса, а в 1894 впервые в мире приняла закон о порядке разрешения споров между работодателями и профсоюзами. В 1898 году правительство Седдона приняло закон о пенсиях по старости, ставший первым в Британской империи.

В 1907 году по запросу парламента Новой Зеландии король Эдуард VII провозгласил её доминионом Британской империи, что отражало её фактическое самоуправление. Вестминстерский статут был принят в 1947 году, он вывел Новую Зеландию из-под обязательного принятия действий британского парламента.

Современная история

Новая Зеландия участвовала в мировой политике, приняв участие в Первой и Второй мировых войнах как часть Британской империи, а также пострадала от Великой депрессии. В результате депрессии было избрано первое лейбористское правительство и началось строительство государства всеобщего благосостояния с протекционистской экономикой. Процветание Новой Зеландии началось после окончания Второй мировой войны, тогда же маори начали перемещаться в города из деревень в поисках работы. Возникло протестное движение маори, критикующее Европоцентризм и занимающееся такими вопросами, как увеличение известности культуры маори и урегулированием споров о договоре Вайтанги. В 1975 году был организован трибунал Вайтанги, целью которого было расследование предполагаемых нарушений условий договора, а десятью годами позже было вынесено решение. Правительство утверждает об окончании урегулирования споров со многими иви, однако уже в 2000-х годах возникли трения относительно принадлежности приливной полосы берега и морского дна.

В 1987 году Новая Зеландия впервые в мире законодательно провозгласила свою территорию безъядерной зоной. В результате принятия данного статуса Новая Зеландия ввела запрет на вход в свои территориальные воды кораблей с ядерным оружием на борту и с ядерными силовыми установками, что существенно ограничило возможность захода кораблей Военно-морских сил США в порты Новой Зеландии.

В апреле 2013 года в стране были легализованы однополые браки.

Новая Зеландия продолжает развиваться как независимая демократическая страна и активная участница международных экономических и политических отношений, уделяющая особое внимание развитию и укреплению взаимоотношений среди стран Тихоокеанско-Азиатского региона.

Государственно-политическое устройство

Новая Зеландия — одна из наиболее стабильных и хорошо управляемых стран мира. По состоянию на 2014 год Новая Зеландия была четвёртой по силе демократических институтов в мире и второй по отсутствию коррупции после Дании. В Новой Зеландии высока активность населения на выборах (77 % по сравнению со средней по ОСЭР 68 %).

Основы государственного строя

Елизавета II

Сэр Джерри Матепараи

Королева и генерал-губернатор

Новая Зеландия — унитарное государство, основанное на принципах конституционной монархии и парламентской демократии. В основу системы государственного устройства положен принцип Вестминстерской модели парламентаризма, заключающийся в том, что политическая власть осуществляется демократически избранным парламентом: королева царствует, но правительство правит до тех пор, пока имеет поддержку Палаты представителей. В 1840 году был подписан договор Вайтанги, по которому острова Новой Зеландии стали колонией Великобритании. Монархия Новой Зеландии юридически отличается от британской монархии, так как в 1947 году Новая Зеландия ратифицировала Вестминстерский статут 1931 года, давший стране право принимать свои собственные законы.

Новая Зеландия совместно с её зависимыми территориями Токелау, антарктической территорией Росса и свободно ассоциированными государствами Острова Кука и Ниуэ составляют Королевство Новой Зеландии.

В Новой Зеландии нет кодифицированной конституции. Конституция включает в себя прерогативы королевы, конституционные акты и уставы Соединённого Королевства, которые были включены в конституционную базу Новой Зеландии (Великая хартия вольностей). Важными конституционными актами являются Конституционный закон 1986 года, в котором главой государства признаётся королева Великобритании и обозначается три ветви власти: исполнительная (правительство), законодательная (парламент) и судебная, Билль о правах 1990 года, где изложены основные права и свободы человека и закон о выборах 1993 года, подтверждающий свободные и демократические выборы.

Исполнительная власть

Главой государства является монарх Новой Зеландии, которым с 6 февраля 1952 года является королева Елизавета II. Статус монарха определён конституционным принципом «царствует, но не управляет», и монарх не имеет существенного политического влияния, сохраняя церемониальную и символическую роль. Тем не менее, ряд функций законодательно закреплены за монархом и могут быть исполнены только им. Среди наиболее важных полномочий — назначение генерал-губернатора и подписание Указа о таковом назначении; объявление созыва или роспуска Парламента страны. Новая Зеландия, совместно с рядом других стран-участниц Содружества Наций, воплощает принцип разделения монарха, заложенный в Декларации Бальфура 1926 года.

Интересы монарха на территории страны представляет генерал-губернатор (официальный титул — генерал-губернатор и верховный главнокомандующий в Новой Зеландии, Governor-General and Commander-in-Chief in and over New Zealand), назначаемый монархом по рекомендации премьер-министра, как правило, сроком на пять лет. Присягу генерал-губернатора принимает верховный судья Новой Зеландии. Основной обязанностью генерал-губернатора является представление интересов монарха, и функции его ограничены ролью гаранта конституционных прав, церемониальными обязанностями (к примеру, назначение министров по рекомендации премьер-министра) и общественной активностью. В качестве гаранта конституционных прав генерал-губернатор обеспечивает легитимность и последовательность в работе правительства страны и исполняет ряд формальных законодательных действий, совершаемых по рекомендации премьер-министра, и королевских прерогатив, как например, роспуск парламента перед очередными выборами или назначение премьер-министра. Во исполнение своих церемониальных функций генерал-губернатор присутствует на церемонии открытия заседаний новой сессии парламента, получает верительные грамоты вновь назначенных послов других государств в Новой Зеландии, возглавляет приёмы глав государств и правительств других стран в Новой Зеландии. В качестве общественной работы генерал-губернатор и его супруга участвуют в работе попечительных советов многих благотворительных обществ и принимают участие в гражданских церемониях. С 1967 года на пост генерал-губернатора назначаются только граждане Новой Зеландии. Власть королевы и генерал-губернатора ограничена конституцией, и обычно требует санкции кабинета министров страны.

С августа 2011 года пост генерал-губернатора Новой Зеландии занимает Джерри Матепараи (Jerry Mateparae).

Парламент

Парламент Новой Зеландии — однопалатный орган законодательной власти, состоящий из монарха страны (представляемого в каждодневной деятельности генерал-губернатором) и Палаты представителей. Ранее в Новой Зеландии существовала и вторая палата парламента — Законодательный совет — которая была упразднена в 1951 году. Роль монарха в работе Парламента определяется функциями созыва и роспуска самого Парламента и возложением королевских санкций на законодательные акты, принимаемые Палатой представителей. Верховенство парламента над Короной изначально появилось в Великобритании в Билле о правах, а позже было закреплено в Новой Зеландии отдельным законом. Первый парламент страны был сформирован в 1852 году. Административное управление заседаниями парламента осуществляет его спикер.

Палата представителей избирается гражданами в результате демократических выборов, после которых победившая партия или коалиция формирует правительство. При отсутствии такой возможности и соответствующем голосовании получается правительство меньшинства. Премьер-министром обычно становится лидер победившей партии или коалиции. Кабинет, состоящий из премьер-министра и министров, является высшим законотворческим органом государства, он несёт ответственность за важнейшие действия правительства. По традиции члены кабинета связаны коллективной ответственностью за решения.

Палата представителей

Палата представителей Новой Зеландии (англ. New Zealand House of Representatives) состоит из 120 членов, из которых семь зарезервированы за маори. Члены Палаты представителей избираются в соответствии с Законом о выборах 1993 года (раз в три года в ходе всеобщих национальных выборов, проходящих на принципах смешанной пропорциональной избирательной системы). Из числа своих членов Палата представителей выбирает членов Кабинета министров и премьер-министра страны. В 1936 году Новая Зеландия стала первой в мире страной, регулярно транслирующей заседания парламента по радио.

С 1951 года Палата представителей является единственной палатой парламента страны. После принятия в 1947 году Вестминстерского статута Палата представителей стала высшим выборным законодательным органом страны. Основываясь на исторической традиции, Палата представителей Новой Зеландии в своей структуре и организации строилась на принципах Вестминстерской модели парламентаризма. Существенные изменения в такой модели начали происходить лишь в 1950-х годах — в 1951 году был упразднён высший Законодательный Совет с назначаемыми членами, и парламент стал однопалатным и полностью выборным; изменилась процедура работы Палаты.

Глава правительства

Главой правительства Новой Зеландии является премьер-министр. Премьер-министром страны становится лидер партийной фракции, получившей большинство (в том числе, и коалиционное большинство) в ходе выборов членов Палаты представителей. Премьер-министр назначается на свой пост генерал-губернатором.

Как и во многих других уложениях, определяющих роль тех или иных государственных деятелей Новой Зеландии, обязанности премьер-министра страны не имеют законодательного описания и во многом определяются конституционными обычаями. Его положение в среде прочих членов Палаты представителей определяется принципом «Первый среди равных» и, занимая высшую административную должность, премьер-министр, тем не менее, обязан придерживаться решений Кабинета министров. Среди основных прав и обязанностей премьер-министра Новой Зеландии можно назвать:

• Право определять повестку заседаний Палаты представителей
• Право представлять генерал-губернатору кандидатов для назначения и увольнения со своих должностей министров
• Право назначать и снимать со своей должности заместителя премьер-министра
• Право просить Королеву генерал-губернатора предложить дату новых выборов в Парламент
• Право рекомендовать монарху кандидата на пост генерал-губернатора

С 2008 года премьер-министром Новой Зеландии является Джон Ки (John Key), лидер Национальной партии.

Кабинет министров

Кабинет министров является исполнительным органом Палаты представителей и высшим органом исполнительной власти страны. Главой кабинета министров является секретарь (Secretary of the Cabinet). Все члены Кабинета министров являются одновременно членами Исполнительного совета. Члены Кабинета министров назначаются генерал-губернатором по рекомендации премьер-министра и являются министрами правительства (англ. Cabinet ministers) Новой Зеландии, хотя в ряде случаев министр правительства может и не являться членом Кабинета министров. В своей работе Кабинет министров подразделяется на отраслевые комитеты, подготавливающие проекты решений, выносимые после этого на заключительное обсуждение Комитетом. Решения комитета министров принимаются простым большинством голосов.

Исполнительный совет

Исполнительный совет — консультативный орган при генерал-губернаторе. Членом Исполнительного совета может быть только член парламента. Члены Исполнительного совета являются королевскими министрами (англ. Ministers of the Crown), вне зависимости от того, являются ли они членами кабинета министров. Решения Исполнительного совета, как правило, представляются непосредственно самим генерал-губернатором (хотя генерал-губернатор и не является членом Совета), и формируются на основе политики, определяемой Кабинетом министров.

Судебная система

В основе юридическо-правовой системы Новой Зеландии лежит общее право. На назначения судей и судебных работников не влияют политические соображения, они находятся под строгим контролем срока пребывания в должности для того, чтобы судебная власть оставалась независимой от правительства, как того требует конституция. Теоретически это означает, что судейский корпус может толковать закон на основании исключительно законодательных актов парламента, не испытывая постороннее влияние. Лондонский Судебный комитет Тайного совета был апелляционным судом последней инстанции до 2004 года, когда появился верховный суд Новой Зеландии. Судебную власть возглавляет верховный судья Новой Зеландии, включая Апелляционный суд, Высокий суд и все им подчиняющиеся суды более низшей инстанции.

Кроме этого, в Новой Зеландии действуют 62 районных суда (District Court), в которых рассматриваются все дела, где ответчику не грозит пожизненное заключение или сумма ущерба не превышает 200 000 новозеландских долларов.

Также в стране действует система специализированных судебных институтов — Семейный суд (Family Court), занимающийся рассмотрением дел, связанных с родительскими обязанностями, Молодёжный суд (Youth Court) для рассмотрения дел против лиц в возрасте от 12 до 16 лет, Природоохранный суд (Environment Court), Суд по вопросам трудового права (Employment Court) и ряд других.

Главой Судебной системы является Королева.

Внутренняя политика

Избирательная система

Почти все парламентские выборы в Новой Зеландии в 1853—1993 годах проходили по системе относительного большинства. С 1930-х на политическом горизонте страны доминируют две партии — Национальная и Лейбористская. С 1996 года используется разновидность пропорционального голосования — смешанная избирательная система. У каждого избирателя имеется два голоса: один для голосования по одномандатным округам (причём несколько кресел зарезервировано для маори), а другой — за партию. С 2014 года в стране 71 кресло зарезервировано за депутатами-одномандатниками (включая 7 для маори), а остальные 49 распределены так, чтобы количество кресел у партии соответствовало количеству проголосовавших за неё избирателей (однако для попадания в парламент партия должна либо преодолеть 5-процентный ценз, либо выиграть одно кресло в одномандатном округе). Такая система практически лишает какую-либо одну партию возможности занять все места в Палате и делает важным вопрос партийных коалиций, которые часто объявляются ещё до проведения выборов.

С марта 2005 по август 2006 года Новая Зеландия была единственной страной в мире, где все важнейшие позиции в правительстве (глава государства, генерал-губернатор, премьер-министр, спикер парламента и главный судья Верховного суда) занимали исключительно женщины.

Каждый гражданин Новой Зеландии, достигший 18 лет, имеет право выдвигать свою кандидатуру на выборах в Палату Представителей. Каждый гражданин Новой Зеландии и её постоянный житель (Permanent Resident) имеет право участвовать в выборах. Выборы проходят раз в три года.

Основные политические партии

По состоянию на 2015 год в Новой Зеландии зарегистрировано 15 политических партий, 7 из них представлены в Парламенте страны. Кроме этого в стране работает ещё около 15 незарегистрированных политических партий. Крупнейшими партиями страны принято считать и правоцентристскую Национальную партию и левоцентристскую Лейбористскую партию.

По представительству в Парламенте наиболее влиятельными партиями являются:

• Национальная партия (National Party);
• Лейбористская партия (The Labour Party of New Zealand);
• Партия зелёных Новой Зеландии (Green Party of Aotearoa New Zealand);
• Новая Зеландия прежде всего (New Zealand First);
• Партия маори (Maori Party);
• Объединённое будущее Новой Зеландии (United Future New Zealand);
• ACT New Zealand.

Либеральная партия (Liberal Party), официально сформированная в 1891 году и прекратившая своё существование в 1927 году, стала первой политической партией, сформированной в стране.

Международное положение, внешняя политика и вооружённые силы

См. также: Вооружённые силы Новой Зеландии

В ранний период истории внешняя торговля и внешняя политика были отданы во власть британскому колониальному правительству. На Имперских конференциях 1923 и 1926 годов было решено, что Новая Зеландия может сама подписывать политические договоры, и первый такой договор (с Японией) был ратифицирован в 1928 году. 3 сентября 1939 году Новая Зеландия присоединилась к Великобритании и объявила войну Германии, а премьер-министр Майкл Сэвидж произнёс:

Куда она идёт, туда идём и мы.

Оригинальный текст (англ.)  

Where she goes, we go; where she stands, we stand.

— [www.nzhistory.net.nz/people/michael-joseph-savage-biography Michael Joseph Savage]. Ministry for Culture and Heritage (July 2010). Проверено 29 января 2011.

В 1951 году Великобритания стала всё больше внимания уделять своим интересам в Европе, тогда как Новая Зеландия, Австралия и США заключили договор АНЗЮС. Влияние США на Новую Зеландию ослабло после протестов из-за войны во Вьетнаме, отказа США выразить порицание Франции за потопление корабля Rainbow Warrior, из-за разногласий в вопросах охраны окружающей среды и торговли сельхозпродукцией и безъядерного статуса Новой Зеландии. Несмотря на решение США не выполнять свои обязательства по договору АНЗЮС, сам договор остался в силе между Новой Зеландией и Австралией, чья внешняя политика развивалась аналогично новозеландской. Новая Зеландия имеет статус основного союзника США вне НАТО. Австралия и Новая Зеландия поддерживают близкий политический контакт, между ними установлено соглашение о свободной торговле и свободе перемещения, позволяющем гражданам двух стран посещать, жить и работать как в Австралии, так и в Новой Зеландии без ограничений. В 2013 году около 650 000 новозеландских граждан проживало в Австралии, что составляло 15 % населения островного государства; в то же время, 65 000 австралийских граждан проживало в Новой Зеландии.

Заметно участие Новой Зеландии в политической жизни островных государств Тихого океана. Значительная часть гуманитарной помощи Новой Зеландии идёт в эти страны, множество местных жителей переезжает в Новую Зеландию в поисках работы. В соответствии с законами 1970 года о самоанской квоте и 2002 года о тихоокеанской визе, до 1100 самоанцев и до 750 людей из других тихоокеанских государств могут становиться постоянными резидентами Новой Зеландии каждый год. В 2007 году также появилась возможность получить временную рабочую визу для выполнения сезонных работ, и в 2009 году по ней приехало около 8000 жителей тихоокеанских стран. Новая Зеландия участвует в Форуме тихоокеанских островов, Азиатско-Тихоокеанском экономическом сотрудничестве и Ассоциации государств Юго-Восточной Азии, включая Восточноазиатский саммит. Новая Зеландия — страна-учредительница ООН, член Содружества наций, ОСЭР и Оборонного соглашения пяти держав.

Вооружённые силы Новой Зеландии делятся на три вида войск: Военно-морские силы Новой Зеландии, Армия Новой Зеландии и Королевские военно-воздушные силы Новой Зеландии. Национальная безопасность не требует больших затрат ввиду малой вероятности прямого нападения, расходы на содержание вооружённых сил и оборону страны составляют около 1 % ВНП. Страна принимала участие в обеих мировых войнах, включая Дарданелльскую операцию, Критскую операцию, Эль-Аламейн и сражение под Монте-Кассино. Кампания в Дарданеллах сыграла важную роль в формировании новозеландской национальной идентичности и усилило общий с Австралией опыт участия в АНЗАК. Согласно Мэри Эдмонд-Пол, «Первая мировая война оставила на обществе Новой Зеландии шрамы: около 18 500 человек умерло в результате войны, более 41 000 было ранено, множество психологически травмировано, из общего числа 103 000 отправленных за океан солдат и населения немногим больше миллиона». Новая Зеландия сыграла ключевую роль в морской битве у Ла-Платы и воздушной битве за Британию. Во время Второй мировой войны США разместили в Новой Зеландии более чем 400-тысячный контингент.

Кроме того, Новая Зеландия принимала участие в Корейской, Англо-бурской, Малайской, Афганской войнах и в войне в Персидском заливе. Новозеландские региональные и глобальные миротворческие миссии участвовали в миссиях на Кипре, в Сомали, Боснии и Герцеговине, Синае, Анголе, Камбодже, на Ирано-иракской границе, Бугенвиле, в Восточном Тиморе, а также на Соломоновых Островах.

Новая Зеландия заняла 8-е место в рейтинге Центра глобального развития 2012 года, перечисляющего наиболее развитые страны по степени вовлечённости в улучшение благосостояния более бедных государств. Новая Зеландия — четвёртая в рейтинге миролюбия 2014 года.

Международные рейтинги

Новая Зеландия, входя в число наиболее развитых стран мира, неуклонно занимает ведущие позиции в мировых рейтингах уровня жизни и экономического и социального развития.

Рейтинг	Позиция в рейтинге
Глобальный индекс миролюбия, 2015 год	4 из 162
Индекс развития человеческого потенциала, 2014 год	7 из 187
Индекс восприятия коррупции, 2014 год	2 из 180
Рейтинг конкурентноспособности экономики, 2009—2010 года	23 из 133
Индекс барьеров для ведения бизнеса, 2015 года	2 из 189

Государственная символика

Флаг Новой Зеландии, утверждённый 24 марта 1902 года, представляет собой прямоугольное полотнище в соотношении 1:2. Прототип нынешнего флага с синим знаменем и флагом Великобритании в углу появился в 1865 году в результате постановления правительства о том, что корабли всех британских колоний должны иметь такой флаг. В 1867—1869 годах в правом нижнем углу были красные буквы NZ, а в 1869—1902 годах — четыре красные звезды с белой каймой. Синий фон флага ассоциируется с голубым цветом неба и моря, окружающих страну. Звезды Южного Креста проводят связь с местоположением страны в южной части Тихого океана. Символика флага Великобритании говорит об историческом наследии, что страна была бывшей Британской колонией.

Первый государственный герб Новой Зеландии был введён в обращение в 1911 году, ныне действующий герб был принят в 1956 году. Герб представляет собой щит, удерживаемый с одной стороны белокурой женщиной с флагом Новой Зеландии в руках и с другой стороны — воином маори. Над щитом возвышается корона святого Эдуарда. Под щитом расположены две ветви папоротника. Герб ассоциируется с единством всех культур и народов, населяющих страну, и с приверженностью новозеландской монархии.

Два гимна признаны государственными в Новой Зеландии — «Боже, защити Новую Зеландию» (англ. God, Defend New Zealand) и «Боже, храни Королеву» (англ. God, Save the Queen). Хотя оба имеют равный статус, «Боже, защити Новую Зеландию» более используем.

Текст «Боже, защити Новую Зеландию» был написан в 1870 году Томасом Бракеном (англ. Thomas Bracken). Победителем конкурса на музыку к тексту, проводимого в 1876 году, стал Джон Джозеф Вудс (англ. John Joseph Woods). Песня получила популярность, и в 1940 году правительство страны приобрело авторские права на неё и определила её в качестве национального гимна. Но лишь в 1977 году песня законодательно была утверждена в качестве второго государственного гимна.

Текст гимна «Боже, защити Новую Зеландию» состоит из пяти куплетов. Оригинал текста написан на английском языке, официальная версия имеет также перевод на язык маори. Традиционно на государственных мероприятиях исполняется лишь первый куплет, сначала звучит версия на языке маори, затем — версия на английском языке.

География

Географическое положение

Новая Зеландия расположена в юго-западной части Тихого океана в полинезийском треугольнике в центральном районе полушария воды. Основную территорию страны составляют два острова, имеющие соответствующие названия — остров Южный и остров Северный, которые разделены проливом Кука, длина которого составляет 22,5 км в самом узком месте. Западное побережье островов омывается Тасмановым морем, остальные берега страны — Тихим океаном. Кроме двух основных островов, Новой Зеландии принадлежит около 700 островов значительно меньшей площади, большинство из которых необитаемы. Крупнейшими из них являются остров Стюарт, острова Антиподов, остров Окленд, острова Баунти, острова Кэмпбелл, архипелаг Чатем и острова Кермадек. Общая площадь страны составляет 268 680 км². Это делает её немного меньше по своим размерам, чем Италия или Япония, но несколько больше Великобритании. Длина береговой линии Новой Зеландии составляет 15 134 километра.

Южный остров — крупнейший остров Новой Зеландии и 12-й по величине остров на планете, его площадь составляет 150 437 км². На острове проживает примерно одна четвёртая часть населения страны. Вдоль острова с севера на юг тянется хребет складчатых гор Южные Альпы, самой высокой вершиной которых является гора Кука (43°35′44″ ю. ш. 170°08′27″ в. д.43.5957472° ю. ш. 170.1410417° в. д. / -43.5957472; 170.1410417   , другое официальное название — Аораки) высотой 3754 метра. Кроме неё на Южном острове есть ещё 18 вершин высотой более 3000 м. Восточная часть острова более равнинная и практически полностью занята сельскохозяйственными угодьями. Западное побережье острова заселено гораздо менее плотно. Здесь сохранились значительные массивы практически нетронутой природы с девственным растительным и животным миром. Западная часть знаменита также многочисленными национальными парками, фьордами и ледниками, спускающимися со склонов Южных Альп прямо в Тасманово море. Самое большое озеро острова — Те-Анау (второе по площади озеро Новой Зеландии).

Северный остров, площадью 113 729 км², 14-й по величине остров на планете. Остров значительно менее горист, чем Южный, и более удобен для создания населённых пунктов и морских портов, именно поэтому на нём проживает большая часть населения и здесь расположены крупнейшие города страны. Самой высокой точкой Северного острова является активный вулкан Руапеху (39°16′ ю. ш. 175°34′ в. д.39.267° ю. ш. 175.567° в. д. / -39.267; 175.567   ) высотой 2797 метров. Северный остров отличается высокой вулканической активностью: из шести вулканических зон страны пять расположены на нём. В самом центре Северного острова расположено озеро Таупо, самое большое озеро в Новой Зеландии. Из него берёт своё начало река Уаикато, длина которой составляет 425 километров, что делает её самой длинной рекой в Новой Зеландии.

Природа

Рельеф

Рельеф Новой Зеландии представляет в основном крутые холмы (на Северном острове) и горы (на южном). Более 75 % территории страны лежит на высоте более 200 м над уровнем моря. Большинство гор Северного острова не превышают высотой 1700 м. 19 пиков Южного острова выше 3000 м. Прибрежные зоны Северного острова представлены просторными долинами. На западном побережье Южного острова расположены фьорды.

Климат

Климат Новой Зеландии меняется от тёплого субтропического на севере Северного острова, до прохладного умеренного на юге и в центральных регионах Южного острова; в горных районах преобладает суровый альпийский климат. Цепь высоких Южных Альп разделяет страну пополам и, преграждая путь преимущественным западным ветрам, делит её на две различные климатические зоны. Западное побережье Южного острова — самая влажная часть страны; восточная часть, находящаяся всего в 100 километрах от неё — самая сухая.

Восточно-Австралийское течение, проходящее через Тасманово море между Австралией и Новой Зеландией, делает климат островов и восточного побережья Австралии более тёплым и влажным, тропическим вместо субтропического; способствует распространению тропической морской фауны в субтропические области вдоль юго-восточного побережья Австралии и Новой Зеландии.

На большей части Новой Зеландии уровень осадков составляет от 600 до 1600 миллиметров в год. Они распределяются относительно равномерно в течение года, за исключением более сухого летнего периода.

Средняя годовая температура составляет от +10 °C на юге, до +16 °C на севере. Самый холодный месяц — июль, а самые тёплые месяцы — январь и февраль. На севере Новой Зеландии различия между зимними и летними температурами не очень значительны, но на юге и в предгорных районах разница достигает 14 °C. В гористых районах страны с увеличением высоты температура резко понижается, примерно на 0,7 °C каждые 100 метров.

В Окленде, крупнейшем городе страны, среднегодовая температура составляет +15,1 °C, при этом самая высокая зафиксированная температура составила +30,5 °C, а минимальная −2,5 °C. В столице страны, Веллингтоне, среднегодовая температура составляет +12,8 °C, максимальная зафиксированная температура +31,1 °C, минимальная −1,9 °C. Самая низкая температура во всей Океании наблюдалась именно в Новой Зеландии, так как она расположена дальше всего от экватора среди стран Океании (до 47 параллели южной широты) в городе Рэнферли 18 июля 1903 года и составила −25,6 градусов.

Абсолютный максимум температуры в Новой Зеландии был отмечен в городе Рангиора, равный +42,4 градусам, на северо-востоке Южного острова, между 43 и 44 параллелями, ближе к 43. Абсолютный минимум и максимум температуры в стране наблюдались на Южном острове, где более континентальный климат, чем на Северном острове.

Количество солнечных часов в году относительно высоко, особенно в районах, защищённых от западных ветров. На большей части территории оно составляет не менее 2000 часов. Пиковые значения солнечной радиации в стране примерно на 40 % выше североамериканских ввиду небольшой толщины озонового слоя над Антарктикой, из-за чего Новая Зеландия имеет один из самых высоких уровней заболеваемости раком кожи в мире.

Снегопады крайне редки в прибрежных районах севера страны и в западной части Южного острова. В остальных регионах незначительные и непродолжительные снежные осадки возможны в зимние месяцы.

Геологическое строение

Острова, образующие Новую Зеландию, располагаются в тихоокеанском геосинклинальном поясе между двумя литосферными плитами — тихоокеанской и австралийской. На протяжении длительных исторических периодов место разлома между двумя плитами подвергалось сложным геологическим процессам, постоянно меняющим структуру и формы земной коры. Именно поэтому, в отличие от большинства островов Тихого океана, острова Новой Зеландии образованы не только в результате вулканической активности, но и в результате сбросов и сложены из геологических пород разного состава и разного возраста.

Активная тектоническая деятельность в земной коре этого региона продолжается и на современном геологическом этапе формирования нашей планеты. И результаты её заметны даже за исторически короткий срок с начала освоения островов европейцами. Так, например, в результате разрушительного землетрясения 1855 года береговая черта около Веллингтона поднялась более чем на полтора метра, а в 1931 году, также в результате сильного землетрясения около города Нейпир на водную поверхность поднялось около 9 км² суши.

Расположение Новой Зеландии исторически связано с активной вулканической деятельностью на её территории. Исследователи предполагают её начало в период раннего миоцена, а период формирования современных зон повышенной вулканической активности был завершён в период позднего плиоцена. Крупнейшие вулканические извержения, предположительно, имели место в период позднего плиоцена — раннего плейстоцена, когда примерно 5 млн кубических километров породы могло извергнуться на поверхность Земли.

На современном этапе зоной повышенной тектонической активности и сопряжённого с этим высокого числа землетрясений является западное побережье Южного острова и северо-восточное побережье Северного острова. Ежегодное количество землетрясений в стране составляет до 15 000, большинство из них небольшие и лишь около 250 ежегодно могут быть отнесены к числу заметных или сильных. В современной истории наиболее сильное землетрясение зафиксировано в 1855 году около Веллингтона, силой около 8,2 балла; наиболее разрушительным стало землетрясение 1931 года в районе Нейпира, унесшее 256 человеческих жизней.

Вулканическая активность в современной Новой Зеландии по-прежнему высока и на территории страны активны 6 вулканических зон, пять из которых расположены на Северном острове. В районе Таупо (озеро)озера Таупо в 186 году до н. э. произошло крупнейшее в истории человечества документально зафиксированное вулканическое извержение Хатепе. Последствия извержения описаны в исторических хрониках настолько отдалённых мест, как Китай и Греция. На месте извержения теперь располагается крупнейшее в тихоокеанском регионе пресноводное озеро Таупо, своей площадью сопоставимое с территорией Сингапура.

Полезные ископаемые

Новая Зеландия располагается на границе индо-австралийского и тихоокеанского сейсмических колец. Процессы их взаимодействия, в том числе быстрое поднятие горных массивов и активная вулканическая деятельность в течение двух миллионов лет, определили геологию земельного массива островов.

Несмотря на разнообразие природных ископаемых, промышленно разрабатываются лишь месторождения газа, нефти, золота, серебра, железистого песчаника и каменного угля. Кроме вышеперечисленного, имеются обширные запасы известняка и глин (в том числе и бентонитовая глина). Алюминий, титанистый железняк, сурьма, хром, медь, цинк, марганец, ртуть, вольфрам, платина, тяжёлый шпат и целый ряд других полезных ископаемых часто встречаются, но разведанные промышленные запасы их невелики.

Особо следует отметить, что все месторождения и вся добыча нефрита с 1997 года отданы в управление маори, в связи с той важной исторической ролью, которую изделия из нефрита-«поунаму» играют в культуре этого народа.

Подтверждённые запасы золота в Новой Зеландии составляют 372 тонны. В 2002 году добыча золота составила немногим менее 10 тонн.

Подтверждённые запасы серебра в Новой Зеландии составляют 308 тонн. В 2002 году добыча серебра составила почти 29 тонн.

Подтверждённые запасы железистого песчаника составляют 874 млн тонн. Его промышленная добыча начата в 1960-е годы. В 2002 году добыча составила около 2,4 млн тонн.

Подтверждённые запасы природного газа в Новой Зеландии составляют 68 млрд м³. Промышленная добыча газа начата в 1970 году. В 2005 году добыча природного газа в стране составила ориентировочно 50 млн м³.

Запасы нефти составляют ориентировочно 14 млн тонн, промышленная её добыча начата в 1935 году. Добыча нефти в стране заметно снижается в последние годы. В 2005 году добыча нефти в стране составила немногим более 7 млн баррелей.

Объёмы добычи угля, неуклонно повышавшиеся многие десятилетия, стабилизированы в первом десятилетии XXI века благодаря программам, направленным на снижение потребления твёрдого топлива. Около трети добываемого угля отправляется на экспорт. В стране продолжают действовать 60 угольных шахт.

Внешние моря

Новая Зеландия изолирована от других островов и материков большими морскими расстояниями. Омывающее её западное побережье Тасманово море отделяет страну от Австралии на 1700 км. Тихий океан омывает восточное побережье страны и отделяет страну от ближайших соседей, на севере — от Новой Каледонии на 1000 км; на востоке — от Чили на 8700 км; на юге — от Антарктиды на 2500 км.

Протяжённость прибрежной полосы Новой Зеландии составляет 15 134 км. Территориальные воды — 12 морских миль. Исключительная экономическая зона — до 200 морских миль. Площадь морской эксклюзивной экономической зоны составляет приблизительно 4 300 000 км², что в 15 раз превосходит площадь земной поверхности страны.

В районе Новой Зеландии имеются два постоянных морских течения — тёплое Восточно-Австралийское и течение Западных Ветров. Восточно-Австралийское, следуя на север и северо-восток, омывает западную часть Северного острова. Течение Западных Ветров заметно на юге, и основной поток его проходит южнее Южного острова в восточном направлении.

В прибрежных водах страны расположено до 700 небольших островов, большинство из них находится на расстоянии до 50 км от основных островов. Из общего числа лишь приблизительно 60 пригодны для проживания или заселены в настоящее время.

Внутренние воды

См. также: Список рек Новой Зеландии и Список озёр Новой Зеландии

Благодаря особым геологическим и географическим условиям в Новой Зеландии много рек и озёр. Большинство рек короткие (менее 50 км), берут начало в горах и быстро спускаются к равнинам, где замедляют своё течение. Уаикато — крупнейшая река страны протяжённостью 425 км. В стране также протекает 33 реки протяжённостью более 100 км и 6 рек протяжённостью от 51 до 95 км. Общая протяжённость рек и других внутренних водных путей в стране составляет 425 000 км.

В Новой Зеландии 3280 озёр с площадью водного зеркала более 0,01 км², 229 озёр имеют водное зеркало более 0,5 км² и 40 — более 10 км². Крупнейшее озеро страны — Таупо (площадь 623 км²), наиболее глубокое озеро — Хауроко (глубина — 462 метра). Большинство озёр Северного острова образованы в результате вулканической деятельности, а большинство озёр Южного острова образованы ледниковой активностью.

Новая Зеландия — одна из немногих стран южного полушария, имеющая на своей территории ледники (Тасманский, Фокса, Франца-Иосифа и др.). Тасманский ледник образует узкий ледяной язык протяженностью 27 км, шириной местами до 3 км; общая площадь его 52 км². В некоторых частях он достигает толщины 610 м и является крупнейшим ледником Новой Зеландии.

Водные ресурсы

Среднегодовой объём возобновляемых водных ресурсов по статистическим данным 1977—2001 годов в Новой Зеландии оценивается в 327 км³, что составляет около 85 м³/год на душу населения. В 2001 году ресурсы речного стока и озёр составили около 320 км³, ресурсы ледников около 70 км³, ресурсы атмосферной влаги около 400 км³ и ресурсы подземных вод оценивались ориентировочно в 613 км³.

Охрана и управление водными ресурсами и системой водоснабжения населения и объектов экономики в Новой Зеландии находится в ведении органов местного самоуправления. Стоимость основных производственных фондов водохозяйственного комплекса оценивается более чем в 1 млрд новозеландских долларов. Системы централизованного водоснабжения обеспечивают питьевой водой около 85 % населения страны. Около 77 % потребляемой в стране пресной воды используется в ирригационных системах.

Почвы

В целом почвы страны относительно малоплодородны и небогаты гумусом. Наиболее распространены следующие 15 типов почв:

• аллофановые — вулканические глинистые почвы,
• антропогенные,
• бурые,
• глеевые,
• зернистые,
• меланик — плодородная почва с чёрным пахотным слоем
• органик,
• оксидик,
• паллик,
• подзолистые,
• пемзовые,
• примитивные (слаборазвитые),
• современные (молодые),
• семиаридные,
• ультик.

Животный мир

Длительная историческая изоляция и отдалённость от других континентов создали уникальный и во многом неповторимый природный мир островов Новой Зеландии, отличающийся большим количеством эндемичных растений и птиц.

Ещё около 1000 лет назад, до появления на островах постоянных поселений человека, исторически полностью отсутствовали млекопитающие. Исключение составляли два вида летучих мышей и обитающие в прибрежных водах киты, морские львы (Phocarctos hookeri) и морские котики (Arctocephalus forsteri).

Одновременно с приходом на эти земли первых постоянных жителей, полинезийцев, на островах появились малые крысы (Rattus exulans) и собаки. Позднее первые европейские переселенцы привезли свиней, коров, коз, мышей и кошек. Развитие европейских поселений в XIX веке вызвало появление в Новой Зеландии всё новых и новых видов животных.

Появление некоторых из них оказало крайне негативное влияние на флору и фауну островов. К таким животным следует отнести крыс, кошек, хорьков, кроликов (завезённых в страну для развития охотничьего промысла), горностаев (завезённых в страну для контроля над популяцией кроликов). Завезли и опоссумов для развития пушной промышленности. Когда пришлось выпустить животных на волю, они стали залезать на столбы с проводами и грызть их. В результате, город оставался без тока, а животные гибли. Пришлось обить все столбы жестью, чтобы опоссумы не могли влезть наверх. Люди также бездумно завезли чёрных лебедей, дятлов, канареек, жаворонков, гусей (как диких, так и домашних) и многие другие виды птиц. Завезённые крысы и мелкие птицы служат пищей пастушку-уэке, эндемику Новой Зеландии. Но как будто этого было мало, человек привёз в Новую Зеландию оленей, свиней и других крупных млекопитающих, которых он отпускал на волю, считая что так леса будут смотреться красивее. Не имея естественных врагов в окружающей природе, популяции этих животных достигали таких размеров, что естественные представители флоры и фауны Новой Зеландии оказались под серьёзной угрозой. Лишь только в последние годы усилиями природоохранных ведомств Новой Зеландии некоторые прибрежные острова и были избавлены от этих животных, что позволило надеяться на сохранение там натуральных природных условий.

Из представителей фауны Новой Зеландии наиболее известными являются птицы киви (Apterygiformes), ставшие национальным символом страны. Среди птиц также необходимо отметить кеа (Nestor notabilis) (или нестор), какапо (Strigops habroptilus) (или совиный попугай), такахе (Notoronis hochstelteri) (или бескрылая султанка).

Только в Новой Зеландии сохранились останки истреблённых около 500 лет назад гигантских нелетающих птиц моа (Dinornis), достигавших высоты 3,5 м. Немногим позднее, предположительно всего около 200 лет назад, был истреблён и крупнейший из известных видов орлов — орёл Хааста, имевший размах крыльев до 3 метров и весивший до 15 кг.

Среди рептилий, встречающихся в Новой Зеландии, можно отметить гаттерию (Sphenodon punctatus) и сцинка (Scincidae).

Единственным представителем насекомоядных, завезённым в страну и адаптировавшимся к свободным условиям обитания в ней, является европейский ёж (Erinaceus europaeus).

В Новой Зеландии нет змей, и из пауков ядовиты только катипо.

В пресных водоёмах страны обитает 29 видов рыб, 8 из которых находятся на грани исчезновения (как например, новозеландский прототрокт). В прибрежных морях обитает до 3000 видов рыб и других обитателей моря.

В Новой Зеландии обитает 40 видов муравьёв.

Растительность

Флора Новой Зеландии насчитывает около 2000 видов растений.

Леса страны разделяются на два основных типа — смешанные субтропические и вечнозелёные. В лесах доминируют ногоплодники (Podocarpus). Сохранились, хотя и резко сократились за время промышленного освоения лесов, заросли агатиса новозеландского (Agathis australis) и дакридиума кипарисового (Dacrydium cupressinum).

В искусственных лесах, площадь которых составляет в целом около 2 млн гектаров, в основном выращивается Сосна лучистая (Pinus radiata), завезённая в Новую Зеландию в середине XIX века. Насаждение лучистой сосны в районе Kaingaroa Forest создали крупнейший в мире искусственно выращенный лес.

Новая Зеландия имеет самое большое количество печёночных мхов в сравнении с другими странами. На территории страны насчитывается 606 их видов, 50 % из них составляют эндемики.

Широко распространены листостебельные мхи, бриофлора Новой Зеландии включает 523 вида листостебельных мхов.

Среди примерно 70 известных в природе видов незабудок (Myosotis), около 30 являются эндемиками Новой Зеландии. В отличие от незабудок в других частях планеты, только два вида этих растений в Новой Зеландии имеют синий цвет — Myosotis antarctica и Myosotis capitata.

Из 187 видов цветковых травянистых растений природной флоры Новой Зеландии 157 — эндемики.

В Новой Зеландии встречается необычно большое, в сравнении с другими территориями со сходными климатическими условиями, количество папоротников. Циатея серебристая (Cyathea dealbata) (также известная в стране как серебряный папоротник) является одним из общепринятых национальных символов и изображена на национальном гербе страны.

Экология

См. также: Национальные парки Новой Зеландии

Одним из основных символов Новой Зеландии является её старательно сохраняемый зелёный и чистый (англ. Green and Clean New Zealand) и 100 % чистый (англ. 100% Pure New Zealand) имидж. Именно поэтому вопросы защиты и охраны окружающей среды являются одними из приоритетных в развитии страны.

В 2005 году Новая Зеландия стала первой в мире страной в которой был введён углеродный налог. В качестве одного из важных перспективных направлений планирует уже к 2020 году стать первой в мире страной, имеющей нейтральный баланс выброса углерода в атмосферу, и тем самым добиться признания за собой статуса самой чистой страны в мире.

Законодательство страны определяет около 60 типов природных территорий, подлежащих защите и сохранению, среди них наиболее крупными и значимыми формами являются национальные парки (в том числе морские парки), природные, научные, экологические и туристические заповедники и резерваты. В стране создано 14 национальных парков, 4 морских парка, 21 морских и прибрежных заповедников и более 3000 резерватов. Общая площадь национальных парков, заповедников и природных территорий, находящихся под защитой, составляет около 6,5 млн гектар или около 25 % от общей территории страны.

В стране функционирует несколько зоопарков и ботанических садов, крупнейшим из которых является, открытый в 1922 и содержащий на своей территории более 170 видов животных, Оклендский зоопарк. Кроме этого, крупные зоопарки открыты в городах Веллингтоне и Окленде, и единственный зоопарк с свободным содержанием животных работает в Крайстчерче. Уникальный парк создан недалеко от города Фангареи, специализирующийся на сохранение животных подсемейства большие кошки.

Природные катаклизмы

См. также: Список крупных бедствий Новой Зеландии

Землетрясение 2010

Сильное землетрясение с магнитудой 7,1 в регионе Кентербери, на Южном острове Новой Зеландии, произошедшее 4 сентября в 4 часа 35 минут по местному времени (UTC+12). Эпицентр находился в 40 км западнее Крайстчерча, около городка Дарфилд. Гипоцентр находился на глубине всего 10 км.

Землетрясение 2011

Землетрясение магнитудой 6,3 произошло 22 февраля 2011 года у берегов Новой Зеландии. Эпицентр землетрясения находился в непосредственной близости от второго по величине города страны Крайстчерч на острове Южный. Погибло 147 человек. По данным J.P. Morgan, землетрясение в Новой Зеландии может обойтись страховым компаниям в 12 млрд долларов.

Проблема озонового слоя

Из-за существующей гигантской озоновой дыры над Антарктидой, в Новой Зеландии очень сильное ультрафиолетовое излучение. Как следствие, рак кожи является самой распространённой формой рака в Новой Зеландии. Ежегодно регистрируется 67 тыс. случаев этой болезни, в то время как других типов раковых заболеваний всего 16 тыс. случаев в год. Количество больных меланомой в Новой Зеландии и Австралии примерно в четыре раза выше, чем в Канаде, США и Великобритании. Усугубляется ситуация тем, что многие жители — потомки британцев, которые всегда отличались светлой кожей. А человеку со светлой кожей, чтобы обгореть в Новой Зеландии, бывает достаточно и пятнадцати минут. Людям со светлой кожей необходимо использовать защитный крем.

Города

Крупнейшие города и населённые пункты Население (2007) Координаты Окленд 1 294 000 36°50′48″ ю. ш. 174°45′54″ в. д.36.8467222° ю. ш. 174.7651639° в. д. / -36.8467222; 174.7651639    Веллингтон 379 000 41°17′11″ ю. ш. 174°46′34″ в. д.41.2865111° ю. ш. 174.7763278° в. д. / -41.2865111; 174.7763278    Крайстчерч 378 700 43°31′53″ ю. ш. 172°38′11″ в. д.43.5316361° ю. ш. 172.6366444° в. д. / -43.5316361; 172.6366444    Гамильтон 163 900 37°47′13″ ю. ш. 175°16′58″ в. д.37.7871250° ю. ш. 175.2829056° в. д. / -37.7871250; 175.2829056    Данидин 114 600 45°52′28″ ю. ш. 170°30′12″ в. д.45.8745583° ю. ш. 170.5033889° в. д. / -45.8745583; 170.5033889    Тауранга 114 200 37°41′03″ ю. ш. 176°10′12″ в. д.37.6844167° ю. ш. 176.1700694° в. д. / -37.6844167; 176.1700694    Палмерстон-Норт 78 800 40°21′20″ ю. ш. 175°36′43″ в. д.40.3557472° ю. ш. 175.6121889° в. д. / -40.3557472; 175.6121889    Хейстингс 64 600 39°38′36″ ю. ш. 176°50′35″ в. д.39.6435306° ю. ш. 176.8431944° в. д. / -39.6435306; 176.8431944    Нельсон 58 300 41°16′14″ ю. ш. 173°17′02″ в. д.41.2707861° ю. ш. 173.2840000° в. д. / -41.2707861; 173.2840000    Нейпир 57 900 39°29′11″ ю. ш. 176°54′58″ в. д.39.4864111° ю. ш. 176.9162806° в. д. / -39.4864111; 176.9162806    Роторуа 55 500 38°07′49″ ю. ш. 176°15′01″ в. д.38.1304694° ю. ш. 176.2504639° в. д. / -38.1304694; 176.2504639    Нью-Плимут 51 000 39°03′28″ ю. ш. 174°04′35″ в. д.39.0580528° ю. ш. 174.0764333° в. д. / -39.0580528; 174.0764333    Фангареи 50 900 35°43′22″ ю. ш. 174°19′21″ в. д.35.7229056° ю. ш. 174.3227722° в. д. / -35.7229056; 174.3227722    Инверкаргилл 47 900 46°24′47″ ю. ш. 168°21′24″ в. д.46.4130556° ю. ш. 168.3568861° в. д. / -46.4130556; 168.3568861    Уонгануи 39 800 39°55′49″ ю. ш. 175°02′51″ в. д.39.9303250° ю. ш. 175.0476639° в. д. / -39.9303250; 175.0476639    Гисборн 33 600 38°39′58″ ю. ш. 178°01′33″ в. д.38.6663806° ю. ш. 178.0259500° в. д. / -38.6663806; 178.0259500

Часовой пояс

Новая Зеландия располагается в двух часовых поясах. Острова Южный и Северный, а также прилегающие мелкие острова используют стандартное новозеландское время (New Zealand Standard Time или NZST) и находятся в 12 часах впереди всемирного координированного времени (UTC). Острова архипелага Чатем используют стандартное время Чатем (Chatham Standard Time или CHAST) и располагаются на 12 часов 45 минут впереди всемирного координированного времени. В летний период стрелки часов переводятся на один час вперед и разница с всемирным координированным временем в этот период составляет 13 часов для NZST и 13 часов 45 минут для CHAST.

Административно-территориальное устройство

Первые европейские переселенцы, обосновавшиеся в Новой Зеландии, разделили страну на провинции. Для создания более централизованной системы финансового управления территориями, разделение страны на провинции было отменено в 1876 году. В результате этого Новая Зеландия до сих пор не имеет системы внутригосударственного административно-территориального деления схожей с тем, что в других странах может именоваться провинция, штат, область. Имеющаяся система подчинения территорий строится на принципе местного самоуправления. С 1989 года действует система, построенная на использовании региональных советов (Regional Council) и территориальных управлений (Territorial Authorities).

Административное устройство

Современная Новая Зеландия имеет 12 региональных советов, осуществляющих местное самоуправление и отвечающих за проблемы окружающей среды и систему регионального транспорта. Кроме этого, действуют 74 территориальных управления (16 городских советов, 57 местных советов и один островной), отвечающих за системы дорог и коммуникации в своём регионе, системы жизнеобеспечения, выполняющих надзор и регулирование в строительстве и т. д.

В настоящее время в Новой Зеландии существуют следующие районы, управляемые региональными советами:

	№ на карте	Район	Административный центр	Площадь, км²	Население, чел. (2013)	Плотность, чел./км²
	1	Нортленд	Фангареи	13 941	151 692	10,88
	2	Окленд	Окленд	5048	1 415 550	280,42
	3	Уаикато	Гамильтон	25 598	403 638	15,77
	4	Бей-оф-Пленти	Тауранга	12 447	267 741	21,51
	5	Гисборн(1)	Гисборн	8351	43 656	5,23
	6	Таранаки	Нью-Плимут	7273	109 608	15,07
	7	Манавату-Уангануи	Уонгануи	22 215	222 672	10,02
	8	Хокс-Бей	Нейпир	14 164	151 179	10,67
	9	Веллингтон	Веллингтон	8124	471 315	58,02
	10	Марлборо(1)	Бленем	12 484	43 416	3,48
	11	Нельсон(1)	Нельсон	445	46 437	104,35
	12	Тасман(1)	Ричмонд	9786	47 157	4,82
	13	Кентербери	Крайстчерч	45 346	539 436	11,90
	14	Уэст-Кост	Греймут	23 336	32 148	1,38
	15	Отаго	Данидин	31 476	202 467	6,43
	16	Саутленд	Инверкаргилл	28 681	93 339	3,25
		Всего		268 715	4 242 051	15,79
(1) Региональные советы, одновременно наделеные функциями территориального управления.

Внешние острова Новой Зеландии

Новая Зеландия владеет 9 островными группами, которые находятся в субтропических и субантарктических зонах; 7 из них не входят ни в регионы, ни в округа какой-либо административной единицы. Они находятся в непосредственном управлении специального органа — англ. Area Outside Territorial Authority. Архипелаг Чатем имеет статус специальной территориальной единицы, а остров Соландр входит в регион Саутленд.

Карта: Внешние острова Новой Зеландии.
Группа островов (Оригинальное название)	Площадь, км²	Население, чел. (2013)	Наивысшая точка (м)	Координаты
Севернее Северного острова
остров Кермадек	33,08	—	Пик Моумоукаи (516)	29°16′ ю. ш. 177°55′ з. д.29.267° ю. ш. 177.917° з. д. / -29.267; -177.917 (Kermadec Islands)
Три-Кингс (Ngamotukaraka, Manawa Tawhi)	4,86	—	(Великый остров) (294)	34°09′ ю. ш. 172°08′ в. д.34.150° ю. ш. 172.133° в. д. / -34.150; 172.133 (Three Kings Islands)
Юг/восток от Южного острова
Чатем (Wharekauri, Rekohu)	966,00	600	Холм Маунгейтер (294)	43°54′ ю. ш. 176°32′ з. д.43.900° ю. ш. 176.533° з. д. / -43.900; -176.533 (Chatham Islands)
Соландр (Hautere)	0,70	—	(Остров Соландр) (330)	46°34′ ю. ш. 166°53′ в. д.46.567° ю. ш. 166.883° в. д. / -46.567; 166.883 (Solander Islands)
Субантарктические острова Новой Зеландии
Баунти	1,35	—	(Остров Фаннель) (88)	47°46′ ю. ш. 179°02′ в. д.47.767° ю. ш. 179.033° в. д. / -47.767; 179.033 (Bounty Islands)
Снэрс (Tini Heke)	3,41	—	(Норт-Ист-Айленд) (152)	48°01′ ю. ш. 166°32′ в. д.48.017° ю. ш. 166.533° в. д. / -48.017; 166.533 (The Snares)
Антиподов	20,97	—	Гора Галловей (366)	49°41′ ю. ш. 178°48′ в. д.49.683° ю. ш. 178.800° в. д. / -49.683; 178.800
Окленд (Motu Maha)	625,60	—	Гора Дик (705)	50°42′ ю. ш. 166°05′ в. д.50.700° ю. ш. 166.083° в. д. / -50.700; 166.083 (Auckland Islands)
Острова Кэмпбелл (Motu Ihupuku)	113,31	—	Гора Хони (569)	52°32′ ю. ш. 169°09′ в. д.52.533° ю. ш. 169.150° в. д. / -52.533; 169.150 (Campbell Islands)
Всего	1769,28	600	Гора Дик (705)

Королевство Новой Зеландии

Государство Новая Зеландия имеет одну зависимую территорию (Токелау). В то же время Новая Зеландия является основным членом Королевства Новая Зеландия — одного из 16 королевств Содружества. В отличие от других королевств Содружества, Королевство Новой Зеландии не является государством и не имеет международного государственного признания. Термин «Королевство Новой Зеландии» имеет концептуальный, символический характер, указывающий на единство истории и моральных ценностей различных стран, государств и территорий и на признание единого главы государства. Помимо непосредственно Новой Зеландии в состав королевства входят также Острова Кука, Токелау, Ниуэ и антарктическая Территорию Росса. Острова Кука и Ниуэ являются независимыми государствами, свободно ассоциированными с Новой Зеландией. Токелау — зависимая территория под управлением Новой Зеландии. Территория Росса была передана под управление Новой Зеландии Великобританией в 1923 году и с 1961 года де-факто Новая Зеландия соблюдает условия Договора об Антарктике, согласно которому Антарктида является интернациональной территорией не принадлежащей ни одному государству.

Жители всех входящих в Королевство государств и территорий являются гражданами Новой Зеландии. Новая Зеландия обеспечивает безопасность государств-членов Королевства и представляет их интересы на международной арене.

Монарх Новой Зеландии является официальным главой всех государств и территорий Королевства.

Острова Кука

Острова Кука стали зависимой территорией Новой Зеландии в июне 1901 года в результате аннексии, получившей одобрение Парламента Новой Зеландии в сентябре-октябре 1900 года. Прямое управление Новой Зеландии осуществлялось вплоть до 1965 года, когда под эгидой ООН страна стала на путь самоопределения. На основании принятой конституции страны, Острова Кука являются самоуправляемыми и свободно ассоциированными с Новой Зеландией. Новая Зеландия сохраняет обязательства по обеспечению безопасности Островов Кука, но любое военное вмешательство возможно только на основании решения правительства Островов Кука. Новая Зеландия также сохраняет обязательства по международному представительству интересов Островов Кука, но в настоящее время Острова Кука имеют также и собственные дипломатические представительства в 20 странах мира.

Токелау

Токелау перешли в управление Новой Зеландии в 1926 году от Великобритании, которая аннексировала острова 10 годами ранее. В настоящее время это несамоуправляемая территория под административным контролем Новой Зеландии. В 2006 и 2007 годах этот статус островов был подкреплён результатами референдумов. Но, в соответствии с хартиями ООН, Токелау и Новая Зеландия продолжают вести работы по созданию условий для перехода к полному самоопределению Токелау как независимого государства, и в 2005 году Токелау и Новая Зеландия создали Договор о свободном объединении и разработали проект будущей Конституции Токелау. Начиная с 2003 года Токелау самостоятельно ведёт все операции с государственным бюджетом. На международной арене Новая Зеландия представляет интересы Токелау, но территория также имеет собственные представительства в ряде международных организаций.

Ниуэ

Ниуэ стала зависимой территорией Новой Зеландии в 1901 году. В 1975 году в результате референдума, проведённого под эгидой ООН, страна получила независимость, и с тех пор, в соответствии с положениями собственной конституции, является самоуправляемым государством в свободной ассоциации с Новой Зеландией. Хотя Новая Зеландия сохранила обязательства по представительству международных интересов Ниуэ, тем не менее, в практике Ниуэ самостоятельно представляет свои интересы на международной арене и самостоятельно участвует в работе международных организаций. Новая Зеландия несёт ответственность за обеспечение безопасности Ниуэ. Конституция Ниуэ предусматривает необходимость для Новой Зеландии оказания экономической помощи стране, и Новая Зеландия является самым крупным донором государственного бюджета Ниуэ. В 2006 и 2007 финансовых годах Ниуэ начали самостоятельно администрировать свой государственный бюджет, но в 2008 году бюджет практически полностью лишился поступлений, кроме поступлений от экономической помощи других государств.

Территория Росса

Территория Росса перешла в управление Новой Зеландии в 1923 году от Великобритании, именно тогда были определены границы этих территорий и оговорены входящие в них земли и острова, включающие в себя часть Земли Виктории, шельфовый ледник Росса, острова Росса, Баллени, Скотт и Рузвельт. На основании целого ряда государственных актов Новая Зеландия распространяет свою юрисдикцию на Территорию Росса и ограничивает воды вокруг неё в качестве собственной эксклюзивной экономической зоны. Тем не менее, после подписания в 1961 году договора об Антарктике, признавшему наличие территориальных претензий ряда государств на земли и воды Антарктиды (но не разрешивший эти претензии и ограничивающий появление новых претензий такого рода), Новая Зеландия де-факто соблюдает интернациональный статус материка и ограничивает свою юрисдикцию лишь территорией собственной антарктической станции либо своими гражданами, находящимися на континенте. Научные базы Скотт (Новая Зеландия) и Мак Мёрдо (США) — единственные круглогодичные обитаемые населённые базы на этой территории.

Население

По данным на февраль 2010 года население Новой Зеландии составляет около 4,353 млн человек.

Основную часть населения страны составляют новозеландцы европейского происхождения, в основном потомки выходцев из Великобритании. Имеются значительные диаспоры голландцев, немцев, хорватов, «белых» южноафриканцев. По данным переписи населения 2006 года, суммарная доля населения европейского происхождения составляет приблизительно 67,6 % от общего населения страны. Представители коренного народа, маори, составляют около 14,6 % населения. Две следующие крупнейшие этнические группы — представители азиатских и полинезийских народов составляют 9,2 % и 6,5 % населения страны соответственно.

Средний возраст жителей страны на 2013 год составлял около 38 лет. В 2006 году в стране проживало более 500 человек в возрасте старше 100 лет. В том же году доля населения в возрасте до 15 лет составляла 21,5 %.

Прирост населения в 2007 году составил 0,95 %. Общий коэффициент рождаемости в том же году составил 13,61 рождений на 1000 человек населения, а общий коэффициент смертности — 7,54 смертей на 1000 человек населения.

Больша́я часть новозеландцев постоянно (или в течение длительного времени) проживает за пределами страны. Самая крупная новозеландская диаспора проживает в Австралии (в 2000 году количество новозеландцев, проживающих в Австралии составило около 375 000 человек) и в Великобритании (в 2001 году около 50 000 человек, при этом около 17 % новозеландцев имеют либо британское гражданство, либо право на его получение). Традиционно новозеландцы, проживающие вне страны, поддерживают тесные контакты с родиной, и многие из них заслуженно вошли в число выдающихся представителей своей страны (см. также: Известные новозеландцы).

По данным переписи населения 2006 года, бо́льшая часть населения, около 56 %, исповедуют христианство (в 2001 году таких было 60 %). Наиболее распространёнными деноминациями христианства в стране являются англиканство, католицизм латинского обряда, пресвитерианство и методизм. В стране действуют малочисленные группы Армии Спасения, адвентистов седьмого дня, Ассамблей Бога. Последователи сикхизма, индуизма и ислама составляют следующие крупнейшие религиозные общины Новой Зеландии. Около 35 % населения страны в ходе переписи не ассоциировали себя с религией (в 2001 году таких было 30 %). Значительный процент жителей страны придерживается разного рода новых религиозных учений, в том числе Викки и сатанизма; приверженцев неоязычества в Новой Зеландии больше, чем иудеев.

Коренное население

Выходцы из Полинезии, начавшие заселение ранее безлюдных островов Новой Зеландии предположительно в XI—XIV веках, создали основу для формирования самобытного народа и уникальной культуры маори. Первая встреча маори и европейцев состоялась в 1642 году, когда корабль голландского мореплавателя Абеля Тасмана подошёл к берегам Новой Зеландии.

Современная история

Следующая встреча произошла лишь в 1769 году, когда к этим берегам подошла экспедиция Джеймса Кука. Общая численность маори в это время составляла, предположительно, около 100 000 человек. Уже к 1800 году европейские корабли стали посещать Новую Зеландию сравнительно часто, а к 1830 году в Новой Зеландии уже проживало около 2000 европейцев. Их положение среди маори было не всегда равным, многие из них были рабами или полурабами, но некоторые занимали и достаточно высокое положение в иерархии племён. Маори традиционно не имели товарно-денежных отношений и торговли, но практиковали товарообмен. Эту традицию они распространили и на отношения с европейскими моряками и китобоями. Одним из основных товаров, интересовавших маори стало европейское огнестрельное оружие, в результате чего в начале XIX века в стране вспыхнула серия кровавых межплеменных столкновений, получившая название Мушкетные войны и продолжавшаяся с перерывами до 1840 года. Межплеменные конфликты, знакомство маори с алкогольными напитками, а также ранее неизвестные болезни, в основном корь, грипп и венерические заболевания, значительно сократили в эти годы количество коренного населения в Новой Зеландии, и в 1896 году численность маори достигло своего минимального значения в современной истории — чуть более 42 000 человек.

В 1840 году Великобритания и вожди племён маори достигли соглашения и подписали письменный договор, получивший название Договор Вайтанги, в соответствии с положениями которого маори передавали Новую Зеландию под опеку Великобритании, но сохраняли свои имущественные права, а Великобритания получала исключительное право на покупку у них земельных угодий. В этот период происходила активная взаимная интеграция увеличивающегося количества европейских переселенцев и маори. Объектом торговли в основном продолжала оставаться принадлежавшая маори земля, но стали возникать и получили развитие собственные деловые начинания маори.

Одной из проблем, мешавшей созданию устойчивых механизмов продажи земли маори и определения её стоимости стало разногласие в фундаментальном толковании права на землю между маори и европейцами, которое усугубилось неточностью формулировок перевода Договора Вайтанги. Исторически маори никогда ранее не продавали землю, но вожди племён могли передать её в пользование тем, кому она требовалась. Очевидно, что такое положение кардинально отличалось от потребностей и намерений европейских поселенцев. Всё это послужило основой для серии вооружённых конфликтов между маори и поселенцами и частями британской армии в период между 1845 и 1872 годами, получивших название Новозеландские земельные войны. Более 2000 маори погибло в этих столкновениях. Результатом столкновений стала конфискация администрацией страны более 14 000 км² земель маори в качестве наказания за поднятые ими восстания.

В начале 60-х годов XIX века количество маори и количество европейцев в Новой Зеландии впервые оказалось примерно равным — около 60 000 каждых из них. Вплоть до 20-х годов XX века количество маори либо снижалось, либо оставалась на неизменном уровне, а количество европейцев в 1921 году составляло уже 1 200 000 человек.

Несмотря на значительное уменьшение своей пропорциональной представительности в обществе, маори продолжали во многом оставаться социально независимыми, хотя легко адаптировались к условиям европейской цивилизации. Стали появляться значительные политики и предприниматели из числа маори. В 1858 году на основании специально подготовленного Указа в стране была открыта субсидируемая государством система школ для детей маори. В 1865 году система прекратила своё существование в качестве наказания за Земельные войны, но двумя годами позже была вновь восстановлена. Вплоть до 1928 года в стране существовали раздельные программы обучения для маори и европейцев. А с 1935 года образование стало обязательным (до 15 лет) и бесплатным.

Начиная с 1867 года маори имеют постоянно зарезервированную квоту мест в Парламенте страны, избрание на которые происходит отдельным голосованием только среди маори. По состоянию на 2008 год семь мест в Парламенте страны (из 69) принадлежало таким членам Парламента. Также маори могут избираться в Парламент и на основе общего голосования.

В 1900 году государство объявило о создании программы по улучшению здравоохранения маори.

В 1928 году в правительстве страны появился первый министр маори. В период Второй мировой войны, несмотря на то, что обязательная воинская обязанность не распространялась в Новой Зеландии на маори, значительное их число вступило в действующие подразделения Вооружённых сил Новой Зеландии в качестве добровольцев и участвовали в боевых действиях в Египте, в Италии и в Греции.

В 40—70-х годах XX века начался активный процесс урбанизации маори, и начиная с этого периода большая часть маори проживает в городах. В 60—70-х годах того же века в связи с общим улучшением уровня образования маори и улучшением их благосостояния начались процессы роста национального самосознания, что привело к необходимости признания роли маори в развитии и становлении страны. В 1975 году был принят государственный указ, закреплявший статус Договора Вайтанги, и на основе его начиная с 1977 года в стране стал действовать Суд Вайтанги, рассматривающий дела, связанные с возвратом земель и прочих ресурсов и определением компенсаций за ущерб, нанесённый народу маори начиная с периода Земельных войн. Суд Вайтанги не является судебно-юридической инстанцией, но создаёт механизм ведения консультаций и переговоров между правительством страны и маори в выше оговорённых вопросах. По состоянию на 2008 год сумма выплаченных компенсаций составляла более 900 млн новозеландских долларов.

В 1987 году язык маори стал одним из государственных языков Новой Зеландии.

Современное демографическое положение

Информация данного раздела приводится по данным переписи населения Новой Зеландии 2006 года.

Маори составляют 14,6 % населения страны. Общее их число — 565 329 человек. За 15 лет (1991—2006 года) численность этого народа в стране выросла почти на 30 %. Около 47 % из их числа являются потомками смешанных браков (в основном с европейцами). 51 % проживающих в Новой Зеландии маори — мужчины, 49 % — женщины. Из них 35 % — дети младше 15 лет. Средний возраст маори, проживающих в Новой Зеландии, — около 23 лет. При этом, средний возраст женщин немногим более 24 лет, а средний возраст мужского населения — немногим более 21 года.

Около 87 % маори проживают на Северном острове и около 25 % проживают в городе Окленд или в его пригороде. Наибольшая концентрация представителей этого народа наблюдается на острове Чатем.

23 % могут свободно общаться на языке маори. Около 25 % не владеют им вовсе.

Около 4 % маори имеют университетское образование (или выше). Около 39 % общего населения маори имеют постоянную работу в режиме полной занятости.

Социально-экономические проблемы

По состоянию на 2008 год маори составляли около 50 % людей, находящихся в местах лишения свободы в стране, а 42 % криминальных происшествий в стране происходят при участии маори. Маори среди всех этнических групп Новой Зеландии сохраняют самый высокий уровень безработицы и имеют самую низкую продолжительность жизни и самый высокий уровень заболеваемости.

См. также: #Полинезийский период, #Язык маори и #Традиционное искусство маори

.

Языки общения

Английский язык, язык маори и новозеландский жестовый язык являются официальными языками страны.

Английский язык является основным языком общения, и 96 % населения страны используют его в качестве такового. Большинство книг, газет и журналов издаётся на нём, он же преобладает в вещании радио и телевидения. Язык маори является вторым государственным языком. В 2006 году новозеландский жестовый язык (New Zealand Sign Language) получил статус третьего государственного языка.

Новозеландский диалект английского языка близок к австралийскому, но сохранил в себе гораздо большее влияние английского языка южных регионов Англии. Вместе с тем, он приобрел некоторые характерные особенности шотландского и ирландского акцента. Определённое влияние на произношение оказал язык маори и некоторые слова этого языка вошли в повседневное общение многонационального сообщества страны.

Помимо этого, в стране живут представители ещё 171 языковой группы. Самые употребляемые языки после английского и маори — самоанский язык, французский, хинди и китайский. Русский язык и другие славянские языки малоупотребительны в связи с малой численностью населения, для которого эти языки являются родными.

Язык маори

Статус официального языка язык маори (самоназвание Te Reo Māori, те-рео-маори) получил в 1987 году. Использование его стало обязательно в названиях государственных департаментов и учреждений, а использование его без ограничений стало возможно для сотрудников и посетителей всех государственных служб, в судах, в общественных больницах, а также в подразделениях вооружённых сил. Изучение основ языка маори является обязательным курсом школьных программ, а ряд учебных заведений ведёт обучение на двух языках. Многие географические названия в Новой Зеландии исторически сохранили свои корни в языке маори.

Маори — самый южный язык австронезийской языковой семьи. Около 150 тысяч человек заявляют о владении маори.

Новозеландский жестовый язык

В 2006 году новозеландскому жестовому языку был придан статус третьего официального языка страны. Новозеландский жестовый язык — это естественно возникший язык, используемый глухими или слабослышащими людьми с целью коммуникации. Основой его послужил британский жестовый язык, и его признают одним из диалектов языка BANZSL. В каждодневном общении по данным на 2013 год жестовый язык использовало более 24 тысяч человек.

Экономика

Новая Зеландия — развитая страна с рыночной системой экономики, основу которой составляют сельское хозяйство, обрабатывающая и пищевая промышленность и туризм. Экономика страны имеет экспортную ориентацию. Основными торговыми партнёрами являются Австралия, США, Япония, Китай.

Валовой национальный продукт (ВНП) Новой Зеландии составлял в 2007 году 112,7 млрд американских долларов, занимая по этому показателю по разным оценкам 58—60 место в мире. Доходы государственного бюджета — 54,36 млрд долларов. Доходы на душу населения составляли в 2007 году 26 300 американских долларов, занимая по этому показателю 21 место в мире. В декабре 2014 года, доходы на душу населения составляли 34 910 американских долларов (NZ$47,836) Уровень годового прироста ВНП составляет 4,8 %. Уровень инфляции по данным 2006 года составлял 3,8 %. Внешний долг стран по данным 2006 года составлял 59,08 млрд долларов США (47-е место в мире), что составляло в расчёте на душу населения ориентировочно 11,7 тыс. долларов США. Доля государственного сектора в экономике невелика: в 2008 году под контролем государства находилось 19 предприятий и организаций.

Количество работоспособного населения в стране в 2013 году — 2,41 млн человек. Большая часть из этого числа (до 74 %) занята в сфере обслуживания. Уровень безработицы на декабрь 2014 года — 5,7 %.

Новая Зеландия является членом ряда международных и региональных экономических организаций. В числе наиболее влиятельных — Организация экономического сотрудничества и развития, Всемирная торговая организация, Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество, Международное энергетическое агентство.

Новая Зеландия в 2012 году возглавила рейтинг лучших стран для ведения бизнеса, составленный американским деловым журналом Forbes. Годом ранее Новая Зеландия занимала вторую строчку списка. Лидерство Новой Зеландии обеспечил её «прозрачный и стабильный» бизнес-климат, поощряющий предпринимательство, объясняют в Forbes. Новая Зеландия заняла первое место по четырём из 11 показателей, которые исследовали сотрудники Forbes. Страна лидирует в сфере личной свободы, защиты прав инвесторов, по низким уровням бюрократизации и коррупции.

Денежная система

Денежная система Новой Зеландии зародилась лишь с приходом на эти земли первых европейцев. В более ранние времена маори не использовали деньги в привычном понимании этого слова, предпочитая строить свои экономические взаимоотношения на основе бартерных обменов.

До 1840 года в стране не существовало единой монетной системы и поселенцы использовали в основном монеты британской чеканки. Банкноты были значительно менее распространены в обращении. После 1840 года в обращение вошли частные долговые обязательства и банкноты, выпускаемые частными торговцами. Такая ситуация складывалась вплоть до 1881 года, и суммарно 48 частных торговцев за этот период выпустили в обращение свои банкноты и монеты. В 1897 году единственной официальной валютой страны стали денежные знаки Великобритании. Кроме этого, ещё 6 банков страны имели право выпускать в обращение собственные банкноты. С 1930 года единственной легальной валютой страны стали денежные знаки, вводимые в обращение Резервным банком Новой Зеландии (англ. Reserve Bank of New Zealands). В качестве образца стала использоваться британская денежная система с делением на фунты стерлингов, шиллинги и пенсы. В 1967 году в обращение была введена десятичная система с одновременным введением в обращение долларов и центов.

В настоящее время в обращении страны находятся банкноты номиналом в 5, 10, 20, 50 и 100 долларов и монеты номиналом 1 и 2 доллара и 10, 20 и 50 центов.

Банковская система

Новая Зеландия обладает налаженной системой банковских услуг, построенной на системе обязательного государственного лицензирования всей банковской деятельности. По состоянию на 2009 год в стране действовало 19 банков, из которых 9 являлись отделениями крупных международных банков. Организация банковской деятельности координируется Резервным банком Новой Зеландии, выполняющим функции центрального банка страны и определяющим монетарную и финансовую политику государства. Основные банки страны имеют разветвленную сеть отделений во всех основных населенных пунктах страны, при этом отделения KiwiBank работают на базе почтовых отделений связи. Все основные банки страны участвуют в межбанковской системе EFTPOS (Electronic Funds Transfer at Point of Sale), обеспечивающей взаиморасчеты по платежам кредитных и дебетовых карт.

Сельское хозяйство

Новая Зеландия имеет международную репутацию страны с эффективной и высокоразвитой сельскохозяйственной индустрией. Продукция промышленного животноводства (особенно молочное животноводство и овцеводство), садоводство, виноделие и виноградарство, лесоводство стали одними из основных статей национальной экономики. Исследовательская работа и современные технологии играют важную роль в устойчивой конкурентоспособности новозеландской сельскохозяйственной продукции и высокого спроса на неё на международном рынке.

Промышленное поголовье овец составляло в 2005 году более 40 млн голов; поголовье крупного рогатого скота — 8,6 млн голов, из них 4,2 млн голов — молочное стадо; фермерское поголовье оленей составило в том же году 1,6 млн голов.

Структура сельскохозяйственной отрасли Новой Зеландии во многом уникальна для развитых стран. Основной её особенностью является отсутствие каких-либо дотаций со стороны государства фермерским хозяйствам. Это вызывает необходимость для производителей и экспортёров сельскохозяйственной продукции самостоятельно конкурировать со своими коллегами из других производящих стран, во многих из которых сельскохозяйственная отрасль традиционно пользуется субсидиями государства. Именно в этой связи Новая Зеландия настойчиво выступает на международных экономических форумах и особенно в рамках ВТО за введение общего режима контроля за процессами государственных финансовых поддержек сельскохозяйственных отраслей экономики во всех производящих странах.

Контроль за развитием и функционированием сельского хозяйства страны осуществляет Министерство сельского хозяйства и лесной промышленности (англ. Ministry of Agriculture and Forestry). Однако, такой контроль не является ограничительным — всё сельское хозяйство Новой Зеландии существует и развивается на принципах свободной экономики.

Промышленное рыболовство

Промышленное рыболовство играет большую роль как в жизни новозеландцев, так и в развитии экономики страны. Это во многом определяет важность для Новой Зеландии её 200-мильной исключительной экономической зоны, являющейся основной базой для рыболовов страны.

В 2002 году экономика морского хозяйства дала 3,3 млрд долларов или более 3 % от величины ВНП. В 2006 году только экспорт свежевыловленной рыбы и морепродуктов составил 1,3 млрд долларов.

Добыча морских ресурсов осуществляется на основе научно обоснованных норм квотирования, определяемых государством и распределяемых среди национальных рыбодобывающих компаний. Часть квот на промышленную добычу принадлежит маори. Для выполнения квотируемого вылова новозеландские компании часто фрахтуют рыбодобывающий и перерабатывающий флот других стран, чаще всего Украины, России, Китая.

Рыболовы страны ведут промышленную добычу более 130 видов рыб и других морских ресурсов. Наиболее важное значение среди них имеют новозеландский макруронус, луциан, хоплостет, кальмар, большепёрый джакас, хек, лангуст и ряд других. Около 90 % добытой рыбы и морепродуктов предназначаются для экспорта.

Промышленное производство

Сельскохозяйственное производство, промышленное рыболовство, пищевая и лесная промышленность являются основой экономики страны и во многом определяют и направление развития промышленного производства. Пищевая индустрия — крупнейшая промышленная отрасль по занятости и разветвлённости инфраструктуры в экономике Новой Зеландии. Суммарные объёмы продукции пищевой промышленности составляют около 10 % ВНП, а экспорт продукции пищевой промышленности около 15 млрд долларов.

Характерной особенностью страны является и практически полное отсутствие крупных промышленных предприятий и отраслей тяжёлой промышленности. Вместе с тем, в стране существует около 15 000 компаний, занимающихся производством промышленной продукции для различных отраслей экономики. Большая доля производства ориентирована на экспорт. Промышленные компании генерируют суммарно около 15 % ВНП. Основное количество промышленного производства ориентировано на обеспечение потребностей автомобильного транспорта, авиации и оборонной отрасли, а также на производство электронных изделий и в промышленности высоких технологий.

Биотехнологическое производство (особенно сельскохозяйственные биотехнологии и фармакологические технологии) традиционно для Новой Зеландии. Его годовой объём составляет около 800 млн долларов.

Энергетика

В основе энергетической отрасли экономики Новой Зеландии лежит использование нефте- и газопродуктов, электроэнергии и геотермальной энергии. В связи с безъядерным статусом страны, атомная энергетика в Новой Зеландии не используется, и планов её появления не существует.

Суммарные энергетические показатели добычи газа в Новой Зеландии составляют ориентировочно 200 петаджоулей.

Суммарные энергетические показатели добычи нефти составляют 38 петаджоулей. Добыча нефти в стране заметно снижается в последние годы, и количество импортируемых нефтепродуктов неуклонно растет, составив в 2004 году суммарно около 300 петаджоулей.

Добыча угля в Новой Зеландии составляет в суммарных энергетических показателях ориентировочно 140 петаджоулей (по данным 2006 года). Около трети добываемого угля отправляется на экспорт.

Активно используется геотермальная энергия. Из 129 известных геотермальных зон в Новой Зеландии промышленное значение имеют 36 зон с температурами воды от 70 до 220 градусов. Геотермальный пар используется в целом ряде промышленных и сельскохозяйственных производств, но основной его объём используется для выработки электроэнергии. Такое его использование даёт не менее 7 % (2,7 млрд кВт·ч) от общего объёма вырабатываемой в стране электроэнергии.

Общее производство электроэнергии в стране в показателях 2006 года составило 41,5 млрд кВт·ч. При этом наибольшее количество электроэнергии (56 %, более 23 млрд кВт·ч) было произведено на гидроэлектростанциях. Газ и уголь стали следующими по важности источниками получения электроэнергии. С их использованием в 2006 году было выработано соответственно 21,3 % и 13,1 % от общего объёма электроэнергии или 8,8 млрд кВт·ч и 5,4 млрд кВт·ч соответственно. Альтернативные источники выработки электроэнергии представлены ветровыми станциями, в 2006 году они дали 1,5 % от общих объёмов.

Страна продолжает активно развивать ветроэнергетику, удвоив в 2007 генерирующие объёмы ветроэнергетических ферм в сравнении с показателями 2006 года. В 2008 году в стране действовало 8 ветроэнергетических ферм. 11 новых ферм находятся на разных стадиях строительства или проектирования.

Международная торговля

Географическая изолированность Новой Зеландии, ограниченность собственной индустриальной базы и удалённость её от основных мировых рынков заставляли на протяжении всей истории её развития уделять большое внимание внешней торговле и международному экономическому сотрудничеству. По различным оценкам не менее 20 % производимой в стране продукции предназначено для экспорта. По данным 2006 года общий объём экспорта Новой Зеландии составлял почти 33 млрд долларов (здесь и далее в этом разделе цифры приводятся в новозеландских долларах) и объём импорта в том же году превысил 37 млрд долларов.

Основными экспортными отраслями экономики страны традиционно принято считать сельское хозяйство, рыболовство и переработку морепродуктов, лесную и деревообрабатывающую промышленность. Именно на долю этих отраслей приходится более половины экспортной выручки страны. Молочная продукция составляет не менее 18 % от общего объёма экспорта, на долю экспорта шерсти приходится не менее 14 % и доля продукции лесного хозяйства и деревопереработки составляет не менее 4 % общего объёма экспорта Новой Зеландии.

Наибольшую долю импорта в страну составили нефтяные и топливные продукты, на такие закупки потребители страны истратили более 3,1 млрд долларов. Второй по величине нишей импорта страны стали в последние годы автомобили, привлекая 3,1 млрд долларов в общем объёме импорта. Далее следует импорт авиационной техники с ежегодными затратами на него не менее 1,7 млрд долларов.

Основными торговыми партнерами страны являются Австралия (объём торговли с этой страной составляет по данным 2005 года 6,1 млрд долларов), США (4,2 млрд долларов по тем же данным), Япония (3,3 млрд долларов). Не менее 70 % экспорта из Новой Зеландии приходится на страны АТЭС.

Новой Зеландией заключен ряд Соглашений о свободной торговле. Первое соглашение подобного рода было заключено в 1966 году с Австралией, позднее (в 1983 году) соглашение было расширено (Australia New Zealand Closer Economic Relations Trade Agreement). C 2001 года подобное соглашение действует с Сингапуром (New Zealand and Singapore Closer Economic Partnership). В 2005 году соглашение о свободной торговле было заключено с Таиландом (New Zealand and Thailand Closer Economic Partnership). В том же году аналогичное по характеру четырёхсторнее соглашение было заключено с Брунеем, Чили и Сингапуром (Trans-Pacific Strategic Economic Partnership). В 2008 первой среди развитых стран Новая Зеландия заключила соглашение о свободной торговле с Китаем (New Zealand China Free Trade Agreement)

Торгово-экономические отношения между Новой Зеландией и Российской Федерацией (а также другими странами бывшего СССР) по прежнему незначительны и существенно уступают объёму товарооборота между СССР и Новой Зеландией. В 2007 году товарооборот составил 97,2 млн американских долларов, в 2008 году 149 млн американских долларов. Объём товарооборота между двумя странами в 2008 году составил 149 млн долларов США (российский экспорт — 5,2 млн долларов, а импорт из Новой Зеландии — 143,8 млн долларов). С 2006 года на рынок Новой Зеландии вышла российская компания «Нутритек», приобретшая пакет акций местного производителя молочной продукции New Zealand Dairies Limited и инвестировавшая в предприятие 115 млн американских долларов.

Туризм

Сфера туризма и сопутствующие ей индустрии становятся с каждым годом всё более важными элементами экономики Новой Зеландии. Месторасположение страны и красота её природы в сочетании с высоким уровнем сервиса, удобством транспортных структур и развитием активных программ привлечения туристов в страну этому благоприятствуют.

В настоящее время туризм создает не менее 10 % ВНП страны. В сфере туризма работают почти 18 000 предприятий, и они создают около 10 % рабочих мест в стране.

В 2006 году страну посетило рекордное за всю её историю количество туристов — 2 422 000 человек. При этом, в среднем каждый турист находился в стране 20 дней, и они суммарно истратили в Новой Зеландии более 6,5 млрд долларов. Основное количество туристов составляют жители Австралии. Значительно выросло за последнее время число туристов из КНР, и они составили в 2006 году вторую по общему количеству группу международных туристов, посетивших страну. Далее следуют туристы из США, Германии, Южной Кореи, Японии.

По отношению к гражданам Российской Федерации и стран СНГ Новая Зеландия соблюдает довольно жёсткий визовый режим. Средний срок рассмотрения документов Иммиграционной службой Новой Зеландии — 14 календарных дней. В некоторых случаях и в зависимости от сезона этот срок может быть сокращён или увеличен. Если поездка планируется в ноябре-январе, документы на визу должны быть поданы минимум за полтора месяца до даты отъезда. Если при перелёте в Новую Зеландию самолёт делает посадку в Австралии, нужно оформить транзитную австралийскую визу вне зависимости от продолжительности остановки в Австралии и намерения не покидать здание аэропорта.

Транспорт

Развитие транспорта и транспортной инфраструктуры является одним из экономических приоритетов страны на протяжении всей истории её развития. Связано это, прежде всего, с достаточно низкой плотностью населения на относительно большой территории и значительными расстояниями между населёнными пунктами.

Марки легковых автомобилей Новой Зеландии,
зарегистрированные в 2008 году

<timeline> ImageSize = width:400 height:200 PlotArea = top:20 bottom:50 right:20 left:20 AlignBars = late

Colors =

 id:ao value:green
 id:ioao value:rgb(0,1,1)
 id:grid value:rgb(0.85,0.85,0.85)
 id:canvas value:rgb(0.95,0.95,0.95)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:50000 TimeAxis = orientation:horizontal ScaleMajor = unit:year increment:10000 start:0 gridcolor:grid ScaleMinor = unit:year increment:5000 start:0 gridcolor:grid BackgroundColors = canvas:white

BarData =

 barset:PM

PlotData=

 width:8 align:left fontsize:7 shift:(5,-3) anchor:till
barset:PM
from: 0 till: 38691 color:ao text:"Toyota"
from: 0 till: 16573 color:ao text:"Mazda"
from: 0 till: 15294 color:ao text:"Nissan"
from: 0 till: 13910 color:ao text:"Honda"
from: 0 till: 10622 color:ao text:"Ford"
from: 0 till: 8924 color:ao text:"Subaru"
from: 0 till: 8870 color:ao text:"Mitsubishi"
from: 0 till: 8182 color:ao text:"Suzuki"
from: 0 till: 7009 color:ao text:"Holden"
from: 0 till: 6351 color:ao text:"Volkswagen"
from: 0 till:29812  color:ao text:"Другие"

</timeline>

Структура транспортной системы внутри страны строится на основе сети государственных скоростных автомобильных дорог (англ. New Zealand State Highway Network), включающей более 100 автомобильных магистралей. Управляет этой сетью государственная организация Transit New Zealand. Основная транспортная артерия страны — трасса SH1, проходящая по всей длине Северного и Южного островов с севера на юг. Общая протяженность автомобильных дорог страны составляет более 92 000 км.

Протяжённость железнодорожных магистралей страны составляет 3898 км (электрифицированы около 500 км). Национальная система железных дорог управляется государственной организацией ONTRACK. В 1993 году железные дороги страны были приватизированы. В связи с их тяжёлым экономическим положением в 2003 году правительство Новой Зеландии согласилось вновь взять их под собственный контроль, а в 2008 году правительство полностью выкупило сеть железных дорог и паромных переправ, тем самым ренационализировав их.

Внутренние водные пути страны утратили свою былую важность в качестве транспортных артерий, но и по сей день 1609 км пригодны и частично используются для речной навигации.

Остров Северный и Остров Южный связаны между собой прямой паромной переправой, регулярно перевозящей пассажиров и грузы. Часть используемых паромов приспособлена для транспортировки железнодорожных вагонов и автомобилей.

Исторически большую важность для экономики страны составляют морские порты. В настоящее время порты с контейнерными терминалами работают в Окленде, Тауранге, Веллингтоне, Данидине и Нейпире. Портпункты работают в Фангареи, Гисборне, Нью-Плимут, Нельсоне, Пиктоне, Тимару и Блафе. Ещё три бухты эпизодически используются для стоянки судов и незначительной переработки грузов. В стране также действуют шесть речных портов, не играющих сегодня сколь-либо важной транспортной роли.

Несмотря на значимость морских транспортных перевозок, Новая Зеландия обладает весьма небольшим количеством крупнотоннажных морских судов. Вызвано это открытием в 1994 году каботажных перевозок для международных морских компаний и объективной невозможностью судоходных компаний Новой Зеландии конкурировать с ними.

В стране работает 113 аэропортов и аэродромов. Крупнейшим из них является аэропорт Окленда, принимающий около 11 миллионов пассажиров в год. Не менее 70 % пассажиров прибывают в Новую Зеландию через него. Следующими по значимости и объёмам перевозок являются аэропорты Веллингтон и Крайстчерч, принимающие около 4 миллионов пассажиров ежегодно.

Национальным авиаперевозчиком Новой Зеландии является компания Air New Zealand с основным аэропортом базирования в Окленде. Самолеты этой компании совершают регулярные полеты в 11 стран мира, а участие компании в международных партнерских программах позволяет её пассажирам без труда добраться практически в любую точку мира. Четыре её дочерние компании — Air Nelson, Eagle Airways, Mount Cook Airline и Freedom Air — выполняют основное количество грузовых и пассажирских авиаперевозок внутри страны.

Транспортные трубопроводы используются в Новой Зеландии незначительно. Трубопроводы проложены для транспортировки газа (около 1000 километров), транспортировки нефтепродуктов (160 километров) и сжиженного газа (150 километров)

Среди легковых автомобилей в конце 2000-х годов в Новой Зеландии преобладали японские иномарки.

Международные инвестиции

Новая Зеландия, являясь полноправным участником международного финансового рынка, активно участвует в мировых инвестиционных процессах. Австралия и США являются важнейшими финансовыми партнерами страны. По данным 2006 года суммарный объём текущих инвестиций предпринимателей этих стран в экономику Новой Зеландии составил ориентировочно 110 млрд долларов (здесь и далее в этом разделе цифры приводятся в новозеландских долларах), что составило почти половину общего объёма иностранных инвестиций. Следующими по объёму общих текущих инвестиций в страну стали Великобритания, Швейцария и Сингапур, инвестировав суммарно более 20 млрд долларов. Наиболее популярными областями для иностранных инвестиций в экономику Новой Зеландии являются проекты в области финансов и страхования. Объём инвестиций иностранных предпринимателей в Новую Зеландию в 2006 году составил 19,5 млрд долларов, при этом новозеландские предприниматели инвестировали в том же году лишь 10,7 млрд долларов в зарубежные проекты.

Долгосрочные кредитные рейтинги Новой Зеландии (в национальной валюте):

• Fitch Ratings (2008): AAA
• Standard & Poor's (2009): AAA
• Moody’s Investor’s Service (2008): Aaa

Связь и коммуникации

В силу своего географического расположения Новая Зеландия на протяжении всей своей современной истории уделяла внимание развитию систем связи. Уже в 1840 году в стране начала действовать почтовая служба, а в 1862 году была проложена первая телеграфная линия, связывающая город Крайсчерч с одним из окрестных населённых пунктов. В 1865 году телеграфное сообщение было проложено между Северным и Южным островами, а в 1872 году телеграфная связь связывала два крупнейших города страны Веллингтон и Окленд. Прокладка подводного кабеля в Австралию в 1876 году впервые связала линии коммуникации Новой Зеландии, как с самой Австралией, так и через неё со странами Азии и Европы. В 1877 году в стране появилась первая телефонная линия. С 1906 года стали работать радиостанции. В 1939 году по количеству радиоприёмников на душу населения страна вышла на второе место в мире (после США). В 1960 году в стране появляется первая телевизионная станция. С 1971 года в системе гражданских коммуникаций в Новой Зеландии стали использоваться спутники. В 1985 году все высшие учебные заведения страны были связаны в единую компьютерную сеть, а в 1986 году появился новозеландский национальный домен. В 1993 году страна получила постоянный доступ к системе Интернет.

По состоянию на 2009 год в стране используется 4,245 млн сотовых телефонов, а сеть кабельной телефонной связи охватывает около 99 % жилых домов страны. В стране работает 41 телевещательная станция. 3,36 млн новозеландцев постоянно пользуются услугами Интернета.

В стране действуют три оператора сотовой связи с использованием 1X EV-DO, GSM, HSDPA, UMTS — 2degrees, Vodafone и Telecom.

В 2009 году в Новой Зеландии действовало 986 почтовых отделений, обрабатывающих около 1 млрд почтовых отправлений ежегодно.

Оптические линии связи проложенные по морскому дну

Tasman-2 — пропускная способность 1.2Gbps. Введен в эксплуатацию 1992 году. Австралия — Новая Зеландия.

Southern Cross Cable Network (SCCN) — пропускная способность 3.6Tbps. Введен в эксплуатацию в 2000 г. Приблизительная потенциальная пропускная способность > 12Tbps. Австралия, Новая Зеландия, острова Фиджи, Гавайские острова, Северная Америка.

Tasman Global Express — пропускная способность 30Tbps. Введен в эксплуатацию 2015 году. Австралия — Новая Зеландия.

APX East — пропускная способность 19.2Tbps. Введен в эксплуатацию 2015 году. Австралия — Новая Зеландия — Северная Америка.

Hawaiki Cable — пропускная способность 25Tbps. Введение в эксплуатацию — второй квартал 2018 году. В проекте упор на связь с Северной Америкой. Так же обеспечивает связь с Австралией, Американское Самоа, Гавайские острова.

Культура и общество

В современной культуре Новой Зеландии особое значение по-прежнему имеют традиции и культурное влияние народов, населяющих Британские острова, и культурные принципы, присущие большинству западноевропейских народов, представители которых в то или иное время переселились в Новую Зеландию. В то же время, традиционно влияние культурных традиций полинезийских народов. Среди последних наиболее сильны традиции маори, а также в последние десятилетия выходцы из Фиджи, Самоа, Тонга вносят свой вклад в развитие полинезийских направлений в культуре страны. В последние 25 лет в связи с усилением иммиграционных процессов возрос вклад представителей народов Азии в создание единой и многокрасочной культуры Новой Зеландии.

Сохранение и развитие национальной культуры маори является одним из приоритетов страны. Ещё полвека тому назад язык маори практически перестал использоваться в повседневном общении. Сегодня один из каналов национального телевидения вещает только на этом языке, издаются газеты, выходят в свет книги.

Работу государственных органов в вопросах культурного развития страны и общества координирует Министерство культуры и исторического наследия.

Искусство

Литература

Культура маори в течение большего периода своего развития не имела письменности, поэтому литературное творчество пришло в Новую Зеландию лишь с приходом европейских поселенцев. Традиционным жанром новозеландской литературы являются рассказ и новелла. Наиболее известные авторы — Кэтрин Мэнсфилд и Дженет Фрейм.

Киноискусство

Несмотря на то, что съёмки кинофильмов начались в Новой Зеландии ещё в 1920-х годах, активное развитие киноиндустрия получила лишь начиная с семидесятых годов того же века. С каждым годом увеличивается количество фильмов, снятых в стране, либо созданных с участием новозеландских кинематографистов. Особую известность получили трилогии «Властелин Колец» и «Хоббит», кинофильмы «Последний самурай», «Хроники Нарнии. Лев, Колдунья и Волшебный Шкаф», «Хроники Нарнии: Принц Каспиан», «Зена — королева воинов» и целый ряд других. Среди ярких представителей новозеландской киноиндустрии следует отметить кинорежиссёра Питера Джексона, сценариста и кинорежиссёра Джейн Кемпион, актёров Крейга Паркера, Сэма Нилла и Рассела Кроу, актрис Кейшу Касл-Хьюз и Люси Лоулесс.

Архитектура

В доевропейский период освоения Новой Зеландии единственной формой архитектурного зодчества являлись полинезийские традиции, сохранённые и развитые в культуре маори. Помимо жилых помещений, единственными формами строений в тот период являлись здания для общих сборов племени (мараэ, маори Marae) и крепостные укрепления. Мараэ имеют единую архитектуру и резные украшения, характерные для всего народа маори и крайне незначительно отличались в отдельных племенах.

Начало европейского освоения страны сопровождалось развитием строительства. Поскольку большую часть населения того времени составляли выходцы из Великобритании, то, вполне естественно, что в своем строительстве они изначально придерживались британской архитектурной школы. Однако, уже в XIX веке, а особенно в первой половине XX века стал складываться ярко выраженный новозеландский архитектурный стиль. Поэтому даже самые ранние новозеландские постройки имеют существенные стилистические отличия не только от британских строений того времени, но и от австралийских. Причиной этому во многом служила отдалённость страны и невысокая плотность населения, что делало крайне трудным финансирование строительства любых крупных объектов или зданий. Обилие пригодного для строительства камня позволило уже на ранних этапах освоения страны отказаться от использования дерева в строительстве.

Одним из наиболее интересных архитектурных памятников страны является застройка центральной части города Нейпир. Разрушенный землетрясением в 1931 году, город был восстановлен и застроен в характерном для того времени архитектурном стиле ар-деко, сохраняется в неизменном виде до сегодняшних дней и является объектом мирового культурного наследия ЮНЕСКО.

Наиболее известным образцом современной новозеландской архитектуры и строительных технологий является возведённая в 1997 году в Окленде телебашня Скай-Тауэр. Высота башни составляет 328 м и по состоянию на май 2007 года это наиболее высокое здание южного полушария.

Традиционное искусство маори

Исторически искусство маори носило в основном религиозный смысл. Основными его направлениями являлись резьба по дереву или кости, плетение, музыка и танцы и татуировка. Первая книга на языке маори была опубликована в 1840 году, а первая газета стала издаваться в 1900 году.

В связи с отсутствием письменности до европейского контакта, резьба по дереву стала для маори своеобразным её заменителем и в изображаемых сценах часто передавались истории и предания народа. До сего дня у маори сохранились традиции «чтения» истории своего рода по резным изображениям.

Художественные плетёные покрытия чаще всего использовались как одно из немногих украшений в жилых помещениях, а также для культовых и религиозных целей в помещениях для общих сборов племён.

Татуировка моко или та-моко является одной из древнейших культурных традиций маори, пришедшей в их историю на первых шагах развития народа. В течение долго времени наличие моко являлось символом социального статуса и люди нижнего социального слоя не имели права иметь татуировку на своём лице, хотя элементы татуировки на теле им могли быть позволены. Для мужчин традиционным считалось нанесение моко на лице, ягодицах и бёдрах. Женщинам татуировка могла быть нанесена на губы и щёки. И мужчинам и женщинам татуировка могла быть нанесена и на другие части тела, но в таком случае она имела меньшее значение. В последние годы популярность моко вновь увеличилась и теперь её нанесение часто является для маори данью уважения своим предкам и своим традициям. В то же время, элементы моко стали популярны и у представителей других этнических групп населения Новой Зеландии и даже за рубежом.

Капа ххХака — один из наиболее значимых элементов культуры маори, включающий в себя систему танцев, мимики и движений, сопровождаемых пением. Танцевальные традиции капа хака включают в себя несколько направлений — пои (маори Poi) — женский танец, более известный сегодня в мире как один из видов жонглирования шариками на верёвках, и хака (маори Haka) — танец, ставший известным в мире благодаря выступлениям новозеландской национальной сборной по регби All Blacks. Хака вошла в повседневную жизнь и является атрибутом государственных и общественных церемоний. Армейские и флотские подразделения вооружённых сил Новой Зеландии имеют собственные версии хаки. Многие спортивные клубы используют адаптированные для себя версии.

Средства массовой информации

В 2006 году в стране издавалось 20 ежедневных газет. Крупнейшей среди них является New Zealand Herald, издаваемая тиражом более 195 000 экземпляров. Кроме этого, в стране выпускается ещё 126 газет, большинство из которых принадлежит общественным организациям и отдельным лицам. В 2006 году в стране издавалось около 230 журналов. Крупнейшими являются журналы Skywatch и New Zealand Women’s Day. Их тиражи — более 500 000 и 130 000 экземпляров соответственно.

Крупнейшей телевизионной компанией страны является национальная Television New Zealand. Компания ведёт вещание на двух общенациональных каналах TV ONE и TV2. Программы ведутся 24 часа в сутки в течение 7 дней в неделю. Вещание доступно практически на всей территории страны. При финансовой поддержке государства в 2006 году компания также начала передачи нового бесплатного и свободного от рекламы телеканала FreeView. Для развития и поддержания национального языка маори в стране действует телеканал Māori Television, передачи на котором ведутся преимущественно на маори. В стране также работают две независимые телевещательная компании SKY Television и HT Media. Первая специализируется на транслировании спутниковых цифровых каналов, вторая вещает на каналах TV3 и C4.

Национальное государственное радио начало свои программы в начале 1930-х годов XX века, а первые независимые частные радиостанции стали появляться в стране лишь в 1960-х годах. Общенациональное радиовещание осуществляется Radio New Zealand Te Reo Irirangi o Aotearoa. В их управлении находится: три общенациональные сети National, Concert и AM Network; новозеландская государственная станция международного вещанияRadio New Zealand International; новостные каналы Radio New Zealand News и Current Affairs; национальный аудиоархив. Крупнейшей независимой радиокомпанией является Niu FM, управляемая National Pacific Radio Trust. Программы компании доступны для приёма в районах проживания более 85 % населения страны. Радиоканал Māori Radio ведет свои передачи на языке маори и создан в 1989 году именно в целях поддержания развития и сохранения языка этого народа. На этом канале работает 21 радиостанция, все они принадлежат различным племенам маори. В целом в стране работает около 200 других независимых радиостанций.

Наука

Королевское общество Новой Зеландии (Royal Society of New Zealand) — является национальной Академией наук и объединяет в своих рядах около 60 независимых научно-исследовательских и технологических центров. Королевские научно-исследовательские институты (Crown Research Institutes) — государственная организация, созданная в 1992 г, объединяющая девять научно-исследовательских центров, работающих в жизненно важных для страны областях исследований, является крупнейшим научно-исследовательским объединением страны. Работы в области научных исследований и внедрения исследовательских разработок координирует на общенациональном уровне Министерство исследований, науки и технологии. Государственные затраты на развитие науки и исследований составили в 2005 финансовом году около 0,5 % ВНП. Государственные затраты составляют около 11 % от общего объёма финансирования науки, технологии и развития в экономике страны.

Традиционно приоритетными для Новой Зеландии являются медицинские исследования, биология, биохимия, сельскохозяйственные исследования и лесное хозяйство, инженерные и социальные науки, антарктические исследования. Крупнейшей астрономической обсерваторией в Новой Зеландии является Университетская обсерватория Маунт Джон.

Музеи

Несмотря на недолгую историю европейского освоения Новой Зеландии, первый музей в стране был образован уже в 1852 году. Им стал существующий и по сей день один из крупнейших музеев страны Оклендский военно-исторический музей (Auckland War Memorial Museum). Крупнейшим музеем страны в настоящее время является расположенный в Веллингтоне национальный Музей Новой Зеландии, более известный под названием Те-Папа. История этого музея началась в 1865 году, но в современном виде музей был открыт для публики в 1998 году. Ежегодно он принимает около 1,3 млн посетителей.

Небольшие музеи с экспозициями, рассказывающими об истории отдельных регионов, городов и населенных пунктов, а также с экспозициями, посвященным развитию отдельных видов промышленности или отдельным областям науки, существуют практически во всех городах страны. Многие из таких музеев принадлежат частным владельцам или финансируются общественными организациями и органами местного самоуправления. Более чем 1,3 млн новозеландцев (31 % населения) посещают музеи ежегодно.

Библиотеки

Крупнейшей библиотекой страны является основанная в 1858 году Национальная библиотека Новой Зеландии. Развитая сеть библиотек существует во всех городах и крупных населённых пунктах страны. Также популярна система передвижных библиотек, посещающих те или иные малонаселённые или удалённые населённые пункты. Большинство библиотек финансируется за счёт органов местного самоуправления и благотворительных взносов. Около 40 % населения страны постоянно пользуется услугами библиотек.

Спорт

Спорт традиционно играет важную роль в жизни новозеландцев. Во многом до сего дня сохраняя традиции переселенцев с Британских островов, национальным спортом Новой Зеландии по праву можно считать регби. Национальная сборная по регби (All Blacks) занимает первое место в международном рейтинге сборных и имеет лучшее соотношение выигранных и проигранных игр среди всех национальных команд мира в этом виде спорта. В течение многих лет команда признаётся сильнейшей в мире. В стране более 140 тыс. зарегистрированных игроков, объединённых в 520 клубов, и более 2 тысяч судей этой игры.

Новозеландская школа бега вошла в мировую элиту в конце 1950-х — начале 1960-х годов: олимпийские чемпионы Питер Снелл и Мюррей Халберг вместе с их тренером Артуром Лидьярдом. Идеи Лидьярда переняли многие тренеры по всему миру. Под влиянием популяризаторских идей Лидьярда именно в Окленде в 1961 году зародился бег трусцой, который привёл к мировому беговому «буму» в 1970-х годах.

Спортсмены Новой Зеландии регулярно участвуют в Олимпийских играх (с 1920 года национальная команда участвует в летних Играх, а с 1952 года в зимних). Спортсмены Новой Зеландии завоевали на Олимпиадах (по состоянию на начало зимних Игр 2014 года в Сочи) 42 золотых, 18 серебряных и 39 бронзовых медалей. Наибольших олимпийских успехов добились гребцы: каноист Иан Фергюсон единственный из новозеландцев выиграл 4 золота и одно серебро на Играх 1984 и 1988 годов, а его напарник Пол Макдональд завоевал три золота, одно серебро и одну бронзу. Три олимпийских золота в 1960 и 1964 годах на счету прославленного бегуна Питера Снелла. Среди женщин можно отметить четырёхкратную чемпионку мира Барбару Кендалл, выигравшую на Олимпиадах золотую (1992), серебряную (1996) и бронзовую медали (2000) в соревнованиях по виндсёрфингу. Толкательница ядра Валери Адамс выиграла два подряд золота на Олимпийских играх 2008 и 2012 годов.

Традиционно важным событием в спортивной жизни страны являются Игры Содружества. В 1950 и 1990 годах эти игры проводились в Окленде. Крайстчерч и Веллингтон выступают одними из претендентов на проведение игр в 2018 году. Национальная команда Новой Зеландии — одна из шести других национальных команд, представленных на всех проводимых играх. За время проведения Игр Содружества команда Новой Зеландии завоевала 525 медалей (из них 124 золотые, 167 серебряных и 234 бронзовых).

Серьёзных успехов новозеландцы достигли в мировом автоспорте. Брюс Макларен в 1960 году стал вице-чемпионом мира Формулы-1, а впоследствии основал знаменитую гоночную команду Макларен, одну из самых успешных за всю историю автогонок. А первым новозеландским чемпионом мира Формулы-1 стал Денни Хьюм в 1967 году. Также к ведущим гонщикам Ф1 в 1960—1970-х годах относился Крис Эймон. Новозеландский экипаж в составе Брюс МакЛарен и Крис Эймон в 1966 году выиграли престижнейшую гонку 24 часа Ле-Мана за рулём Ford GT40.

В 2000 и в 2003 годах экипажи новозеландских яхт Black Magic и Team New Zealand стали победителями Кубка Америки, одной из наиболее известных в мире регат.

К числу крупнейших крытых спортивных арен Новой Зеландии можно отнести TSB Bank Arena в Веллингтоне (4650 мест), Westpac Arena в Крайстчерче (9000 мест) и Vector Arena в Окленде (12 000 мест. Для проведения в 2011 году в Окленде чемпионата мира по регби планируется возвести крупнейший в стране стадион вместимостью до 60 000 мест. Планируемый стадион уже получил название Stadium New Zealand.

В последние годы, особенно среди молодых людей, всё более популярным становится футбол. Среди населения Новой Зеландии в возрасте до 17 лет около 18 % в 2006 году отдавали предпочтение активным занятием именно этим видом спорта. К другим популярным видам спорта и активного отдыха следует отнести гольф, крикет, теннис, нетбол (самый популярный женский вид спорта в стране), плавание.

Праздники и памятные дни

Законодательство Новой Зеландии определяет общенациональные праздники и памятные дни, а также региональные памятные дни. Все общенациональные праздники являются обязательными выходными для работающего населения страны и учащихся. Региональные памятные дни отмечают те или иные даты в истории отдельных районов и городов страны и могут являться выходными днями в празднующих районах.

В случае, если Рождество или Новый год выпадают на выходной день, работники, у которых выходные — нерабочие дни, получают дополнительный выходной в понедельник.

К числу важных общих празднований можно отнести День матери (2-е воскресенье мая) и День отцов (1-е воскресенье сентября).

Общенациональные праздник	Дата
Новогоднее празднование	1 — 2 января
День Вайтанги	6 февраля
Великая пятница	последняя пятница перед пасхальным воскресением
Пасхальное воскресенье	в соответствии с церковным календарём
Понедельник Светлой седмицы	первый понедельник после пасхального воскресенья
День АНЗАК	25 апреля
День рождения королевы	7 июня в 2010 году
День труда	4-й понедельник октября
Рождество	25 декабря
День подарков	26 декабря

Национальные символы

Национальные символы страны известны под собирательным названием «кивиана». Их можно разделить на географические, природные, военно-политические и культурные. Расположение страны в Южном полушарии обозначено на новозеландском флаге созвездием Южный Крест, горная система Южные Альпы стала символом Новой Зеландии в XIX веке, в следующем столетии уступив пляжам. Развитое животноводство сделало одним из символов страны овец, резиновые сапоги и проволоку, используемую в ограждениях. Общепринятыми национальными символами страны являются птицы киви (Apterygiformes) (англ. kiwi) и растение циатея серебристая (Cyathea dealbata), известное в новозеландском диалекте как серебристый папоротник (англ. Silver Fern). Символическое изображение его побегов в виде спирали, называемое «кору», было создано маори и перенято европейцами.

Птица киви настолько популярна, что дала в 1950-х годах своё название плодам одного из растений вида Актинидия китайская (Actinídia), выращиваемого в Новой Зеландии и экспортируемого во многие страны мира, и теперь эти фрукты более известны именно под названием киви (англ. kiwifruit). Кроме этого, киви (англ. Kiwi) стало повседневно используемым самоназванием и международным национальным прозвищем новозеландцев. Вымершая птица моа также является «кивианой», хотя после окончания колониального периода популярность киви стала выше.

Наряду с изображением птицы киви, изображения серебристого папоротника пользуются популярностью и часто используются в графике новозеландских национальных брендов и логотипов, включая валюту.

Головной убор новозеландских солдат — полевая шляпа — является символом военных побед страны. Историческое влияние Великобритании отражено присутствием Юнион Джека на флаге и королевы Елизаветы на национальной валюте. персонифицированная Зеландия была символом страны в начале XX века.

Кухня

Кулинарные традиции Новой Зеландии во многом сформировались на основе изолированного географического положения страны, вызывающего на протяжении целого исторического этапа ограничение продовольственной базы, и наличия значительных морских ресурсов. На формирование традиций также повлиял демографический характер европейского заселения страны — в основном представителей народов Британских островов. Большое влияние на формирование общей для страны кулинарной культуры в период после 70-х годов XX века вызвали кулинарные традиции новых иммигрантов из стран Азии, в основном Китая и Индии. Кухня современной Новой Зеландии сочетает в своей основе международные кулинарные школы с большим влиянием традиционной британской кухни. Среди наиболее популярных блюд по-прежнему остаются рыба и картофель фри, торт Павлова, а также своеобразный и распространенный в основном в Австралии и Новой Зеландии мясной пирожок. Влияние новозеландской кухни на мировые кулинарные традиции незначительно, хотя продукция новозеландских виноделов получила заметную популярность в мире. Блюда традиционной кухни маори практически не представлены в каждодневном рационе новозеландцев, хотя некоторые продукты, известные маори, например батат, стали широко распространены среди всего населения, а сами маори употребляют традиционное кушанье «ханги» на собраниях.

Социальная сфера

Образование

Система образования в Новой Зеландии включает в себя: дошкольные учреждения (Childhood Services), бесплатное начальное и среднее школьное образование (Primary and Secondary Education) и систему высшего образования (Tertiary Education) с равным доступом к ней всех новозеландцев.

Система дошкольного образования охватывает период жизни ребёнка до шестилетнего возраста. Дошкольные учреждения в Новой Зеландии не принадлежат государству и входят в сектор частного бизнеса. В среднем до 60 % детей дошкольного возраста посещает детские образовательные центры.

Школьное образование охватывает детей с пятилетнего возраста и обязательно для детей в возрасте от шести до шестнадцати лет. Все школы предоставляют образование на английском языке, несколько специализированных школ дают образование с преимущественным преподаванием на языке маори. В то же время, язык маори является обязательным предметом изучения в начальных школах и в большинстве школ страны существуют специализированные программы обучения для желающих учиться на языке маори.

Образование в школах отвечает общепринятым мировым стандартам обучения с признанием новозеландского школьного сертификата NCEA Level 1 соответствующим нормам, предъявляемым к британскому General Certificate of Secondary Education, канадскому и американскому Grade 10.

Система высшего образования охватывает весь сектор послешкольной профессиональной подготовки и обучения. В настоящее время в стране работает 36 открытых высших образовательных центров, включая 8 университетов, 21 технологический институт (англ. Institute of Technologies) и политехнический образовательный центр (англ. Polytechnic). Кроме этого, действуют 46 центров профессиональной подготовки и 895 частных образовательных учебных заведений, большую часть которых составляют центры изучения английского языка для иностранных студентов.

В стране развита и действует система заочного образования на всех уровнях. Многие учебные заведения проводят подготовку в вечернее время и в период каникул.

Образование, сопоставимое с «высшим образованием», принятым в России и других республиках бывшего СССР, предоставляется в основном в университетах страны, но может быть также получено в ряде технологических институтов и политехнических образовательных центров.

Здравоохранение

Система здравоохранения Новой Зеландии многоступенчата и её основа строится на региональных советах по здравоохранению (District Health Boards). В стране действует 21 подобная организация, финансирование их работы осуществляет государство. Основной их задачей является комплексное решение проблем охраны здоровья населения на их территории и системная интеграция всех структур и звеньев национальной системы охраны здоровья на своей территории.

Следующим звеном системы здравоохранения Новой Зеландии являются организации и специалисты, предоставляющие так называемую основную медицинскую помощь (Primary Health Care). Это понятие включает в себя все внебольничные услуги, предоставляемые новозеландцам, включая услуги врачей и медицинских специалистов, осуществляющих первичные приёмы; услуги специалистов и организаций, осуществляющих наблюдение за здоровьем населения или предоставляющих образовательные и информационные медицинские услуги; услуги дантистов и психологов; услуги остеопатов и хиропрактиков. Специалисты основной медицинской помощи, хотя и могут получать государственное субсидирование, но, чаще всего, работают самостоятельно вне систем государственных медицинских учреждений.

Следующим важным звеном системы здравоохранения Новой Зеландии следует считать организации системы здравоохранения (Primary Health Organisations), к которым относятся больницы, специализированные медицинские центры и санитарно-гигиенические учреждения.

Государство осуществляет контроль за полным комплексом вопросов здравоохранения в стране через структуру Министерства здравоохранения (Ministry of Health). Министерство за счёт государственного бюджета и внебюджетных поступлений осуществляет структурное финансирование отрасли. Основной целью такого финансирования считается необходимость предоставления равных возможностей получения медицинской помощи всеми слоям населения страны. Именно поэтому государственные больницы в целом ряде случаев оказывают бесплатную помощь, а через систему государственной Accident Compensation Corporation каждый новозеландец может получить бесплатную помощь в результате несчастного случая. Государство также выделяет дотации населению для покупки большого перечня лекарственных препаратов и осуществляет выплату пенсий и пособий в случае продолжительных заболеваний или потери трудоспособности. В стране также действует развитая система частного медицинского страхования.

Полиция

Полиция Новой Зеландии (New Zealand Police) — система государственных правоохранительных органов страны по охране общественного порядка и борьбе с преступностью.

Первое полицейское подразделение в Новой Зеландии было сформировано в 1840 году из числа шести британских констеблей, направленных в страну. В 1886 году впервые была сформирована единая правоохранительная организация, получившая название Полицейские силы Новой Зеландии (New Zealand Police Force).

Полицию Новой Зеландии возглавляет Национальный управляющий (National Managers) в звании комиссар, и государственное управление осуществляется министром полиции. Штаб-квартира полиции располагается в Веллингтоне, а для оперативного управления в стране работает 12 региональных полицейских центров. По специфике работы подразделения полиции разделены на Общее управление, Управление уголовных расследований и Управление дорожной безопасности.

Подготовка полицейских происходит в единственном в стране Королевском новозеландском полицейском колледже (Royal New Zealand Police College). Численность персонала полиции составляет около 10 500 человек (включая гражданских специалистов).

Новозеландские полицейские обычно не имеют при себе огнестрельного оружия и имеют лишь дубинки и газовые баллончики. Начиная с 2007 полицейским дано право применять электрошоковое оружие. Подразделения полиции или офицеры полиции, вооружённые огнестрельным оружием, привлекаются лишь для выполнения особых заданий.

Кроме задач по поддержанию общественного порядка, полиция Новой Зеландии также занимается вопросами, связанными с обеспечением национальной безопасности, включая борьбу с терроризмом. В ряде случаев, оговоренных законодательством, для защиты национальной безопасности полиция Новой Зеландии может прибегать к помощи Вооружённых Сил страны. Офицеры полиции часто участвуют в совместных международных работах по поддержанию порядка в странах Тихоокеанского региона. Полиция Новой Зеландии активно участвует в работе Интерпола.

Опросы показывают, что около 60 % населения страны положительно и с симпатией относится к работе полиции.

Общенациональный телефон экстренного вызова полиции — 111.

Службы национальной безопасности

Служба безопасности Новой Зеландии (англ. New Zealand Security Intelligence Service, SIS, реже NZSIS) — национальная разведывательная и контр-разведывательная организация Новой Зеландии, действующая с 1956 года. SIS — гражданская организация, законодательно ограниченная в целом ряде вопросов оперативной деятельности непосредственно на территории самой Новой Зеландии. Штаб-квартира организации расположена в столице страны городе Веллингтон, отделения действуют в городах Крайстчерч и Окленд. Организация подотчётна непосредственно Кабинету министров страны. Количество сотрудников предположительно не превышает 140 человек, бюджет (в оценочном анализе 2006 года) составляет около 40 — 45 млн новозеландских долларов.

Правительственное бюро безопасности связи (англ. Government Communications Security Bureau, GCSB) — национальная разведывательная организация Новой Зеландии, специализирующаяся на радиоэлектронной разведке и сборе информации в вопросах безопасности систем связи. Организация действует с 1977 года и изначально формировалась, как одно из разведывательных подразделений Министерства обороны страны. В 2000 году бюро получила самостоятельный статус и ныне является гражданской организацией, подчиненной непосредственно правительству Новой Зеландии. Количество сотрудников предположительно не превышает 300 человек, бюджет (в оценочном анализе 2006 года) составляет около 40 млн новозеландских долларов.

Для технического обеспечения своей деятельности GCSB располагает двумя станциями наблюдения. Наземные станции слежения в долине Ваихопаи (англ. Waihopai) и в Танимоана (англ. Tangimoana), являются элементами глобальной системы ECHELON, действующей в рамках альянса UKUS SIGINT.

Галерея

Панорамные фотографии Новой Зеландии

См. также

• Авторское право в Новой Зеландии

Литература

• К. В. Малаховский. История Новой Зеландии. — «Наука», 1981.
• К. В. Малаховский. Британия Южных морей. — «Наука», 1973.
• И. А. Рыбкина. Новая Зеландия. — КАРО, 2001. — ISBN 5-89815-085-4.
• Ed Kruger, Yury Sneshko. Экономика Новой Зеландии. — National Library of New Zealand: QFSE Media, 2012. — ISBN 978-0-473-21729-7.
• Беликов В. И. Маорийские синкретические религии в прошлом и настоящем // Прошлое и настоящее Австралии и Океании. — «Наука», 1979. — С. 215—228.
• Богомолов В. А. Развитие сельского хозяйства Новой Зеландии в 70-х годах XX в // Прошлое и настоящее Австралии и Океании. — М.: «Наука», 1979. — С. 109—121.
• Вернер Ланге Пауль. Горизонты Южного моря: История морских открытий в Океании. — М.: Прогресс, 1987. — 288 с.
• Влэдуциу Ион. Полинезийцы/Пер. с румын. — Бухарест: Издательство молодежи, 1967. — 174 с.
• Вольневич Я. Красочный пассат, или Странствия по островам Южных морей/Пер. с польск. — М.: Наука, 1980. — 232 с. — Серия «Рассказы о странах Востока».
• Стингл Милослав. Приключения в Океании. — М.: Правда, 1986. — 592 с.
• Стингл М. Таинственная Полинезия. — М.: Наука, Гл. редакция восточной литературы, 1991. — 224 с.
• Савельева Л. П. Ранний этап английского проникновения в Новую Зеландию (по «Историческим документам Нового Южного Уэльса») // Прошлое и настоящее Австралии и Океании. — М.: «Наука», 1979. — С. 9—21.
• Ковлер И. В. К истории формирования Либеральной партии Новой Зеландии в конце XIX в // Актуальные проблемы развития Австралии и Океании. — М.: «Наука», 1984. — С. 88—96.
• С. П. Миронов. [old.sgu.ru/news/docs/_news_384.pdf Британские колонизаторы и туземцы Новой Зеландии 1769—1840 гг.: межцивилизационные отношения в контексте колониальной политики]. — Саратов, 2005.
• Rice. Geoffrey W. The Oxford History of New Zealand. — Oxford University Press, 1993. — ISBN 978-0313323560.
• Denoon. Donald. A History of Australia, New Zealand and the Pacific: The Formation of Identities. — Wiley-Blackwell., 2000. — ISBN 978-0631218739.
• King. Michael. The Penguin History of New Zealand. — Penguin Books, 2003. — ISBN 978-0143018674.
• Birks. Stuart. The New Zealand Economy : Issues & Policies. — Dunmore Press, 1997. — ISBN 978-0864692979.
• Rudd. Chris. The Political Economy of New Zealand. — Oxford University Press, 1997. — ISBN 978-0195583311.
• John. Susan. Macroeconomics and the Contemporary New Zealand Economy. — Pearson Education New Zealand, 2004. — ISBN 978-1877267093.
• Theunissen. Steve. The Maori of New Zealand. — Lerner Publishing Group, 2002. — ISBN 978-0822506652.
• Belich. James. The Victorian Interpretation of Racial Conflict: The Maori, the British, and the New Zealand Wars. — McGill-Queen's University Press, 1990. — ISBN 978-0773507395.
• War Memorial: A Chronology of New Zealand and World War II. — Heinemann Reed, 1989. — ISBN 978-0790000435.
• Pugsley. Christopher. The Anzac Experience: New Zealand, Australia and Empire in the First World War. — Reed Publishing (NZ), 2004. — ISBN 978-0790009414.

Ссылки

• [www.govt.nz/ Правительство Новой Зеландии] (англ.)
• [www.teara.govt.nz/ Te Ara — энциклопедия Новой Зеландии] (англ.)
• [www.mch.govt.nz/ Министерства культуры и исторического наследия] (англ.)
• [www.nzembassy.com/russia Посольство Новой Зеландии в Российской Федерации] (рус.) (англ.)
• [www.newzealand.mid.ru/ Посольство Российской Федерации в Новой Зеландии] (рус.) (англ.)
• Собрание русскоязычных сайтов о Новой Зеландии в каталоге ссылок Open Directory Project (dmoz). (рус.)
• [youtube.com/watch?v=Dl2su4enJhI Видео «Новая Зеландия - самая молодая страна на земле» с официального сайта туризма и деловых отношений Новой Зеландии] на YouTube

Отрывок, характеризующий Новая Зеландия

Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…