Новая Южная Гренландия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Но́вая Ю́жная Гренла́ндия[1] (Ю́жная Гренла́ндия[2], реже Земля́ Мо́релла) — остров-призрак, зарегистрированный в марте 1823 года американским капитаном Бенджамином Мореллом в ходе промышленно-исследовательской экспедиции на шхуне «Уосп» (англ. Wasp — «Оса») в антарктическом море Уэдделла. В своей книге «Рассказ о четырёх путешествиях» («англ. Narrative of Four Voyages»), написанной девять лет спустя, Морелл указал точные координаты острова и дал приблизительное описание его береговой линии, простиравшейся, по его заявлению, более чем на 480 км.





Предыстория

Во времена путешествия Морелла география тогда ещё безымянного моря Уэдделла и прилегающих к нему областей была совершенно неизвестна, что способствовало правдоподобности заявлений Морелла, обладавшего репутацией мистификатора. Однако явные ошибки в его отчёте о походе подорвали доверие к его заявлениям и породили сомнения. Тем не менее, его версию существования мифической земли окончательно развеяли только антарктические экспедиции в начале XX столетия. До этого не предпринималось направленных попыток исследования данной земли. Корабли практически не заходили в море Уэдделла ввиду сложностей навигации, обусловленных наличием льда. В июне 1912 года германский исследователь Вильгельм Фильхнер не выявил никаких следов земли после того, как его судно «Дойчланд» (нем. Deutschland — «Германия»), захваченное льдами в море Уэдделла, сдрейфовало к области, указанной Мореллом. Промеры глубин выявили глубину свыше 1500 м, рядом с такой глубиной не может быть никакой суши. Три года спустя полярный исследователь Эрнест Шеклтон, корабль которого «Эндьюранс» (англ. Endurance — «Стойкость»), вмёрз в лёд в этом районе, также подтвердил отсутствие земли.

Ошибка Морелла объяснялась по-разному. Морелл описал своё открытие коротко и прозаично, доказано, что он не искал личной славы, это говорит против версии о намеренном обмане с его стороны. В своём рассказе он передал всю славу открытия Роберту Джонсону — капитану торгового судна, который двумя годами раньше открыл и назвал эту землю. Морелл мог добросовестно заблуждаться, определяя местонахождение своего корабля или неверно вспомнить детали, составляя свой отчёт девять лет спустя. Он мог стать жертвой арктического миража. В 1843 году заслуженный британский морской исследователь Джеймс Кларк Росс доложил о возможном нахождении земли недалеко от «земли Морелла», однако его доклад также не получил подтверждений.

Экспедиция «Уосп» (1822—1823)

В начале XIX века карты Антарктики представляли собой сплошное «белое пятно», хотя были зарегистрированы случаи, когда была видна суша[~ 1]. В 1822 году Бенджамин Морелл, отправившийся годом ранее[3] к Южным Сандвичевым островам, принял командование шхуной «Уосп» в ходе двухлетнего похода, целями которого были охота на тюленей, исследования и торговля в антарктических морях и южной части Тихого Океана[4]. У него также были полномочия «совершать новые открытия». Он предполагал проверить возможность достижения Южного полюса[4][~ 2]. Путешествие стало первым из четырёх длительных морских походов, предпринятых Мореллом в последующие восемь лет, хотя после первого путешествия он уже больше не возвращался в Антарктику.

22 июня 1822 года «Уосп» вышла из Нью-Йорка. В конце октября судно достигло Фолклендских островов. После этого Морелл потратил 16 дней на бесплодные поиски несуществующих островов Авроры[~ 3][6]. Далее шхуна направилась к Южной Георгии и 20 ноября встала там на якорь. В своём отчёте Морелл неверно записал позицию своей якорной стоянки, указав её в открытом море на расстоянии 97 км от береговой линии[6]. Затем «Уосп» двинулась на восток для охоты на морских котиков. Согласно Мореллу 6 декабря шхуна достигла отдалённого острова Буве. По замечанию историка антарктических исследований У. Дж. Миллза «этот ускользающий остров был найден с невероятной лёгкостью»[6].

Миллз также отмечает ненадёжность описания Мореллом топографических особенностей острова, так как последний постоянно покрыт ледяным щитом[6][7]. Затем Морелл попытался пройти на юг, но на 60-й параллели наткнулся на толстый слой льда и повернул на северо-восток к острову Кергелен, где 31 декабря встал на якорь[6][7].

11 января 1823 года после нескольких дней исследований и хорошей охоты шхуна покинула Кергелен, двинувшись сначала на юг, а потом на восток. 1 февраля Морелл отметил свою крайнюю восточную позицию в точке с координатами 64°52’S, 118°27’E[8][9]. Согласно своему отчёту, Морелл решил воспользоваться сильным восточным ветром и пойти от этой точки на запад к нулевому меридиану по Гринвичу. Его отчёт не изобилует деталями, но показывает, что за 23 дня[8][~ 4] была пройдена дистанция свыше 5600 км. Достоверность этого утверждения оспаривается: маловероятно, что можно было пройти по прямой с такой скоростью в водах, изобилующих льдами. Кроме того, если принять на веру, что экспедиция зашла так далеко в южные широты, то получится, что Морелл на своём корабле «заплыл» на 100 миль вглубь территории антарктического материка[6][9]. 28 февраля «Уосп» достигла острова Кэндлмас (en) (из группы Южных Сандвичевых островов). После нескольких дней поисков топлива для корабельных печей 6 марта шхуна направилась на юг, в район, позднее названный морем Уэдделла[6][~ 5]. Обнаружив, что море свободно ото льда, Морелл достиг 70°14' южной широты, после чего 14 марта повернул на северо-запад. Своё отступление Морелл объяснял недостатком топлива, хотя ранее он заявлял, что если море будет свободно, то он сможет довести судно до 85° ю. ш. или до самого полюса[12]. Эти слова очень похожи на слова британского исследователя Джеймса Уэдделла при описании его поисков в том же районе месяцем раньше, что даёт историкам повод обвинить Морелла в плагиате результатов Уэдделла[13].

Земля на горизонте

На следующий день, 15 марта, в 2 часа пополудни на борту шхуны «Уосп», направлявшейся на северо-запад по морю, впоследствии названному именем Уэдделла, Морелл отметил: «В трёх лигах (14 км) к западу мачтовый заметил землю»[14]. Далее в отчёте: «В половине пятого мы приблизились к земле, которую капитан Джонсон называл Новой Южной Гренландией»[14][15]. Роберт Джонсон, бывший капитан «Уосп», в 1821 году предпринял экспедицию вдоль западного берега антарктического полуострова, назвав его «Новой Южной Гренландией»[6][~ 6]. Морелл ссылается на результаты наблюдений Джонсона, Морелл предположил, что земля, которую он видел в тот момент, была восточным берегом полуострова, чьи географические характеристики и размеры не были тогда известны. Действительная позиция Морелла была на 14° восточнее берега полуострова[17]. Морелл описывал охоту на морских котиков в течение дня во время движения вдоль берега. На следующее утро охота возобновилась, корабль медленно пошёл на юг и продолжил плавание до остановки, вызванной, по словам Морелла, «нехваткой воды и концом сезона». В 120 км к северу он заметил снежные горы и записал, что их можно было различить, удалившись на расстояние 75 миль к югу[14].

Затем Морелл повернул на север от точки с координатами, вычисленными им как 67°52’S, 48°11’W. Тремя днями спустя (19 марта) корабль прошёл мимо суши, которую он принял за северный мыс земли (координаты 62°41’S, 47°21’W). «Эта земля изобилует морскими птицами всех видов», — писал Морелл[14]. Он также отметил, что видел 3 тысячи морских слонов. В 10 часов «Уосп» «простилась с мрачными берегами Новой Южной Гренландии»[14] — в обширном экспедиционном отчёте более о ней не упоминалось. Шхуна дошла до Огненной земли, прошла через Магелланов пролив в Тихий океан и 26 июля 1823 года достигла Вальпараисо (Чили)[14].

В ходе первых плаваний в Южный океан в течение XVI века земли, которые впоследствии были признаны несуществующими, время от времени появлялись в докладах моряков, проходивших в этих водах[18]. Полярный историк Роберт Хедланд из Института полярных исследований имени Скотта предполагал различные причины ложного видения этих земель — от «избытка рома» до «намеренного обмана с тем, чтобы отвлечь корабли соперников от хороших мест для охоты на морских котиков». Большие массы льда, на которых были россыпи камней, могли показаться скалами, а ледники — берегами суши, так как грязный лёд можно спутать с землёй. Вполне возможно существование некоторых их этих земель, которые могли впоследствии погрузиться в море ввиду вулканической активности. Некоторые могли видеть и ныне существующие земли, но ошибиться в определении координат ввиду погрешностей хронометров, неблагоприятной погоды или собственной некомпетентности[19].

Поиски земли Морелла

В 1838 году французский исследователь Дюмон-Дюрвиль пошёл мимо «северного мыса» «Новой Южной Гренландии», но никакой земли там не обнаружил[20]. Это событие, а также сам характер отчёта Морелла, его явные ошибки и репутация автора как хвастуна, «героя автобиографического романа героического жанра» (по словам британского географа Хью Роберта Милла), заставила многих географов игнорировать заявления Морелла[21]. Сомнения не исчезли и после доклада сэра Джеймса Кларка Росса о появлении земли в 1843 году недалеко от точки, где её якобы наблюдал Морелл, хотя слова Росса и сыграли роль в поддержке заявлений Морелла[20][22]. До 1903 года никто не заходил в море Уэдделла, пока Уильям Спейрс Брюс на корабле «Скотия» не достиг 74°1’S, но не нашёл в этом секторе земли, увиденной Мореллом и Россом[~ 7]. Однако Брюс в целом положительно относился к Мореллу и писал, что его заявления не должны отвергаться, пока не будут полностью опровергнуты.

Первый направленный поиск Новой Южной Гренландии состоялся в ходе второй германской арктической экспедиции 1911—1912 годов под руководством Вильгельма Фильхнера. Корабль «Дойчланд» был захвачен льдами, когда экипаж пытался основать базу на берегах залива Вахсела. Последующий ледовый дрейф в середине июня 1912 года привёл корабль в точку на 60 км восточнее от места, где Морелл видел землю[24]. 23 июня Фильхнер с двумя товарищами захватил трёхнедельный запас провизии и оставил судно, направившись на запад по льду в поисках земли Морелла. Световой день длился всего два-три часа, температура падала до −35 °C, что затрудняло путешествие. Группа прошла 50 км, проводя периодические наблюдения[24]. Они не нашли признаков земли, свинцовый груз, сброшенный через дыру во льду, пока верёвка не оборвалась, достиг отметки 1 600 метров, подобная глубина подтвердила, что поблизости не было суши, рядом с такой глубиной не могло было быть земли. Фильхнер пришёл к выводу, что Морелл стал жертвой миража[24].

17 августа 1915 года корабль «Эндьюранс» сэра Эрнеста Шеклтона, который вмёрз в лёд за три года до этого, отдрейфовал к точке в 10 миль к западу от позиции, отмеченной Мореллом. Замер глубин показал 1676 фатомов (3000 м). Шеклтон написал: «Я решил, что земля Морелла должна быть добавлена в длинный список антарктических островов и берегов, превратившихся в айсберги»[25]. Новый промер глубин 25 августа показал 1900 фатомов (3500 м); Шеклтон получил дополнительное доказательство отсутствия Новой Южной Гренландии[25].

Хотя поиски и наблюдения Фильхнера и Шеклтона были приняты как разоблачение мифа о Новой Южной Гренландии[26], оставался открытым вопрос о достоверности сообщения сэра Джеймса Росса о появлении земли возле точки с координатами 65°S, 47°W[27]. Репутация Росса была достаточно весомой, к его сообщениям относились серьёзно, результаты его наблюдений заносились на карты, в том числе на карты Адмиралтейства[28]. В 1922 году Фрэнк Уайлд, возглавивший экспедицию Шеклтона-Роуэтта на борту «Квест» (англ. Quest — «Поиск») после ранней смерти Шеклтона в ходе экспедиции, обследовал область, где Росс видел сушу. Уайлд ничего не обнаружил, для большей достоверности он промерил глубину в точке с координатами 64°11’S, 46°4’W, результат — 4300 м. Рядом с такой глубиной не могло быть никакой земли[29].

Мнения и теории

Согласно У. Дж. Миллзу, среди современников у Морелла была репутация «самого большого вруна в Южном Океане»[6]. Миллз называл поход Морелла на запад от его самой дальней восточной позиции «невозможным … неправдоподобно быстрым, не говоря уже о прохождении к югу от побережья на большей части пути»[6]. В поисках объяснений изобилия ошибок координат и временных дат Миллз предположил, что когда Морелл спустя девять лет писал отчёт о своём путешествии, у него уже не было доступа к вахтенному журналу корабля и следовательно, чтобы привести отчёт в порядок, «он мог быть вынужден дополнять его наиболее вероятными деталями»[6]. По мнению Миллза, этим и объясняется изобилие ошибок при определении координат и времени[6].

Хьюго Роберт Милл, отмечавший в 1905 году (перед решающим опровержением существования Новой Южной Гренландии) явную абсурдность некоторых событий, описываемых Мореллом, сделал заключение, что ввиду грубых ошибок и привычки Морелла включать в свои истории опыт других исследователей, следует считать все его заявления недоказанными[30]. Несмотря на это, Милл допустил, что «человек, которого могут считать невежественным, хвастливым и невразумительным, всё же сделал основательную работу»[31]. Канадский географ Пол Симпсон-Хасли подошёл более благожелательно к отчёту Морелла. Канадец полагал, что Морелл, двигаясь на запад, развил хотя и быструю но вполне возможную скорость[32], и что Морелл вполне мог продвинуться на юг до 70° южной широты. Милл подверг это сомнению[17], он считал, что для такого продвижения температуры воздуха и воды должны были быть на 10—15 градусов выше. Однако месяцем раньше Джеймс Уэдделл прошёл на четыре градуса южнее, чем Морелл[32].

Писатель Руперт Гулд, включивший длинное эссе о Новой Южной Гренландии в своё произведение «Загадки» (англ. Enigmas), опубликованное в 1929 году, склонялся к версии о честности Морелла. Он опроверг предположение, что Морелл мог просто приврать о появлении земли ввиду малодостоверности его открытия, описанного им в его 500-страничном отчёте. Гулд писал: «Если Морелл хотел получить незаслуженную репутацию исследователя Антарктики, можно было бы предположить, что он мог сделать это лучше, чем спрятать доказательства (после того, как он вообще их забыл) в непримечательном углу столь обширной книжки»[33]. На несколько страницах своего отчёта, посвящённого Антарктике, он описал своё открытие коротко и, как факт, и приписал его не себе, а капитану Джонсону, сделавшему открытие двумя годами раньше[32].

Гулд также обсуждает возможность того, что Морелл на самом деле видел восточный берег Земли Грейама (часть Антарктического полуострова), также называемый берегом Фойна (en)[~ 8]. Берег Фойна расположен в 14° западнее от места, где Морелл наблюдал землю. В доказательство Гулд утверждает, что береговая линия полуострова соответствует описанию береговой линии, сделанной Мореллом[35]. Эта теория опирается на возможную ошибку, которую мог совершить Морелл при вычислении позиции корабля, ввиду того, что у него не было хронометра, необходимого для точных навигационных исследований. В своём отчёте Морелл упоминал об отсутствии различных навигационных и математических инструментов[36]. Однако в других частях его рассказа географические координаты определяются достаточно верно[37]. В любом случае, ошибка в 14° при определении долготы слишком велика. В районе Южных Сандвичевых островов позиция корабля была определена достаточно аккуратно, и расстояние в 560 км оттуда до берега Фойна кажется слишком большим для десятидневного похода[32]. Гулд утверждает, что «баланс доказательств» показывает, что Морелл видел берег Фойна[38].

Точку зрения Фильхнера, что видение Новой Южной Гренландии было миражом, поддержал Симпсон-Хасли. Он полагал, что Морелл и его экипаж видели верхний мираж, называемый «фата-моргана»[32], который исказил далёкую ровную береговую линию или линию льдов как вертикально, так и горизонтально, превратив их в видение высоких скал, горных пиков и долин[39]. В своём экспедиционном отчёте «Юг» (англ. South) Шеклтон даёт описание наблюдения фата-морганы 20 августа 1915 года на борту «Эндьюранс», дрейфующего недалеко от позиции, где была замечена Новая Южная Гренландия: «Далёкие льды выросли в возвышающийся барьер скал, которые превращались в голубые озёра и протоки в отражении на воде у их основания. Большие белые и золотые города Востока появлялись на небольшом расстоянии [друг от друга] вдоль этих вершин скал. Линии поднимались и падали, дрожали, рассеивались и появлялись снова, изменяясь бесконечно»[25].

Пример миража Фата-моргана (на побережье Норвегии)

Дальнейшая судьба Морелла и Джонсона

Первое путешествие Морелла[~ 9] закончилось 21 августа 1831 года по его возвращении в Нью-Йорк[40][~ 10]. Впоследствии он написал свой «Рассказ о четырёх путешествиях», опубликованный в 1832 году. Он попытался продолжить карьеру, безуспешно пытаясь найти место работы в лондонской корабельной фирме братьев Эндерби, но из-за скандальной репутации его услуги были отвергнуты[41]. Чарльз Эндерби прилюдно заявил, что «так много о нём слышал, что не считает возможным заключать с ним любое соглашение»[42]. Морелл также добивался участия в экспедиции Жюля Дюмона-Дюрвиля в море Уэдделла в 1837 году, но ему было отказано[41]. Морелл, пытаясь вернуться на Тихий океан, заболел лихорадкой в Мозамбике и там скончался в 1839 году в возрасте 43 или 44 лет[43]. Остров Морелла был назван в его честь (59°27’S, 27°19’W). Другое название — остров Туле (en) в подгруппе Южного Туле (en) — трёх самых южных островов архипелага Южных Сандвичевых островов[44]. Капитан Роберт Джонсон, давший название Новой Южной Гренландии, пропал без вести вместе со своим кораблём в водах моря, впоследствии названного морем Росса[41][45].

Напишите отзыв о статье "Новая Южная Гренландия"

Комментарии

  1. ↑ Подробности о ранних наблюдениях земли Антарктиды, в том числе Беллинсгаузеном, см. Headland, 1989, pp. 108—130.
  2. ↑ Морелл предпринял и последующие путешествия: в Тихий океан, к западным и южным берега Африки и в Индийский океан, но уже на других кораблях[5].
  3. ↑ Острова Авроры были одними из многочисленных островов-призраков, появление которых было замечено в антарктических водах, сейчас доказано, что они не существуют. См. Категория:Острова-призраки.
  4. ↑ Гулд показывает, что, согласно вычислениям Морелла, в ходе этого похода 1450 км было пройдено за 4 дня, это необыкновенная скорость. Даже Гулд, симпатизирующий Мореллу, сомневается в этом[10].
  5. ↑ Джеймс Уэдделл, впервые обследовавший этот район месяцем раньше Морелла, назвал это море именем короля Георга IV, но это название не было принято; в 1900 году море было названо именем самого Уэдделла[11].
  6. ↑ Название Джонсона не было принято; в 1831 году было принято название Земля Грейама[16].
  7. ↑ Уильям Брюс прошёл на юг по 22°W западной долготы[23].
  8. ↑ Гулд использовал термин «берег Фойна» для обозначения всего восточного берега Земли Грейама. На самом деле «берег Фойна» — приблизительно 40-мильная полоса берега, отделённая от моря Уэдделла ледовым шельфом Ларсена[34].
  9. ↑ Из описанных им в «Рассказе о четырёх путешествиях».
  10. ↑ «Уосп» была заменена после первого путешествия, «Тартар» (англ. Tartar) использовался во втором путешествии, «Антарктик» (англ. Antarctic) — в третьем и четвёртом.

Примечания

  1. ↑ Albert-Montémont. [books.google.fr/books?id=U0oBAAAAYAAJ&pg=PA39&dq=%22Nouveau-Groenland+m%C3%A9ridional%22 Bibliothèque universelle des voyages] / Armand-Aubrée. — 1833. — Vol. 3. — P. 39—40.</span>
  2. ↑ Malte-Brun, Conrad. [books.google.fr/books?id=jIICpd_n690C&pg=PA347&dq=%22Groenland+m%C3%A9ridional%22 Géographie universelle de Malte-Brun] / Boulanger et Legrand. — 1864. — 347 p.</span>
  3. ↑ Morrell, 1832, pp. xx—xxvii.
  4. ↑ 1 2 Morrell, 1832, p. xxvii.
  5. ↑ Morrell, 1832, pp. i—vii.
  6. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Mills, 2003, pp. 434—435.
  7. ↑ 1 2 Morrell, 1832, pp. 58—62.
  8. ↑ 1 2 Morrell, 1832, pp. 62—65.
  9. ↑ 1 2 Mill, 1905, pp. 107—108.
  10. ↑ Gould, 1929, p. 261.
  11. ↑ Everett-Heath, 2005, Weddell Sea entry, p. 409.
  12. ↑ Morrell, 1832, pp. 66—68.
  13. ↑ Simpson-Housley, 1992, p. 57.
  14. ↑ 1 2 3 4 5 6 Morrell, 1832, pp. 69—70.
  15. ↑ Simpson-Housley, 1992, p. 52.
  16. ↑ Mill, 1905, pp. 161—162.
  17. ↑ 1 2 Mill, 1905, p. 109.
  18. ↑ [www.spri.cam.ac.uk/resources/infosheets/19.html Non-existent islands (in Summary of Peri-Antarctic Islands)]. Scott Polar Research Institute (1996). Проверено 17 декабря 2008. [www.webcitation.org/60uz7cMEm Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  19. ↑ Rubin, 2008, p. 152, insert by Robert Headland: «Non-existent Antarctic Islands».
  20. ↑ 1 2 Gould, 1929, pp. 266—267.
  21. ↑ Mill, 1905, pp. 104—105.
  22. ↑ [www.sanap.org.za/history.html History of SANAE: chronological exploration](недоступная ссылка — история). South African National Antarctic Programme (2007). Проверено 17 декабря 2008. [web.archive.org/20060925172557/www.sanap.org.za/history.html Архивировано из первоисточника 25 сентября 2006].
  23. ↑ Speak, 2003, p. 92.
  24. ↑ 1 2 3 [www.south-pole.com/p0000103.htm Wilhelm Filchner 1877–1957]. South-pole.com. Проверено 18 декабря 2008. [www.webcitation.org/60uz8Ajre Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  25. ↑ 1 2 3 Shackleton, pp. 60—61
  26. ↑ [query.nytimes.com/mem/archive-free/pdf?res=9A0CE7D7163BE633A25751C0A9609C946796D6CF New Land Found by Shackleton...New South Greenland a Myth], New York Times (2 June 1916). Проверено 18 декабря 2008.
  27. ↑ Gould, 1929, p. 272.
  28. ↑ Wild, 1923, p. 91.
  29. ↑ Wild, 1923, p. 144.
  30. ↑ Mill, 1905, p. 111.
  31. ↑ Mill, 1905, p. 105.
  32. ↑ 1 2 3 4 5 Simpson-Housley, 1992, pp. 57—69.
  33. ↑ Gould, 1929, p. 268.
  34. ↑ Stonehouse, 2002, p. 107.
  35. ↑ Gould, 1929, pp. 277—278.
  36. ↑ Morrell, 1832, p. 67.
  37. ↑ Gould, 1929, p. 276.
  38. ↑ Gould, 1929, pp. 280—281.
  39. ↑ [nsidc.org/arcticmet/basics/phenomena/superior_mirage.html Arctic Climatology and Meteorology — Superior Mirage]. National Snow and Ice Data Center. Проверено 19 декабря 2008. [www.webcitation.org/60uz9lpdX Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  40. ↑ Morrell, 1832, p. 492.
  41. ↑ 1 2 3 Mill, 1905, pp. 110—111.
  42. ↑ Gould, 1929, p. 255.
  43. ↑ [www.badarchaeology.net/data/buache.php The Phillippe Bauchet Map 1839]. Bad Archaeology (2007). Проверено 29 декабря 2008. [www.webcitation.org/60uzAY2Cg Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  44. ↑ [www.geonames.org/search.html?country=GS&q= South Georgia and the South Sandwich Islands]. Geonames (2008). Проверено 19 декабря 2008. [www.webcitation.org/60uzBQt6Y Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
  45. ↑ [www.nzetc.org/tm/scholarly/tei-McNMuri-t1-body-d1-d18.html#name-402465-mention History of the South Island of New Zealand (and adjacent islands) 1642–1835]. New Zealand Electronic Text Centre (2008). Проверено 19 декабря 2008. [www.webcitation.org/60uzCO55h Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].

    46. </ol>

Литература

  • Everett-Heath, John. Concise Dictionary of World Place Names. — Oxford : OUP, 2005. — ISBN 0-19-860537-4.</span>
  • Gould, Rupert T. Enigmas. — L. : Philip Allan & Co., 1929.</span>
  • Headland, Robert K. [books.google.co.uk/books?hl=en&id=Sg49AAAAIAAJ&dq=list+antarctic+expeditions&printsec=frontcover&source=web&ots=4bbLCk4Ht9&sig=X18QBinWcvpkptWzXHalMQCbCfE&sa=X&oi=book_result&resnum=6&ct=result#PPA259,M1 Studies in Polar Research: Chronological List of Antarctic Explorations and Related Historical Events]. — Cambridge : Cambridge University Press, 1989.</span>
  • Mill, Hugh Robert. The Siege of the South Pole. — L. : Alston Rivers Ltd, 1905.</span>
  • Mills, William James. [books.google.co.uk/books?id=PYdBH4dOOM4C&pg=PA435&lpg=PA435&dq=Morrell+Land&source=web&ots=hbB5yKyuld&sig=f3XCexfm6Ra9T0WmT4yoeuMDlWE&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=1&ct=result Exploring Polar Frontiers]. — Santa Barbara : ABC-CLIO, 2003.</span>
  • Morrell, Benjamin. [books.google.co.uk/books?hl=en&id=g0AGAAAAMAAJ&dq=Benjamin+Morrell&printsec=frontcover&source=web&ots=3Ez1sGL5po&sig=zqd1JhQsQYWWGhaITYuv3cDPghE&sa=X&oi=book_result&resnum=1&ct=result A Narrative of Four Voyages… etc]. — N. Y. : J & J Harper, 1832.</span>
  • Riffenburgh, Beau. Encyclopedia of the Antarctic. — N. Y. : Routledge, 2006. — ISBN 0-415-97024-2.</span>
  • Rubin, Jeff. [books.google.co.uk/books?id=A7Y5vXE9grIC&pg=PA156&lpg=PA156&dq=New+South+Greenland+Antarctica&source=web&ots=_kAaPoxh8x&sig=rOHcUc-pKRL30Sa8bCD3d-NinjQ&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=4&ct=result Antarctica]. — L. : Lonely Planet, 2008.</span>
  • Simpson-Housley, Paul. [books.google.co.uk/books?id=M1ql3mx8xYgC&pg=PA51&lpg=PA51&dq=New+South+Greenland+Antarctic&source=web&ots=LPFkfBi31s&sig=EyMxRrj2KQJciUtj0CsFW0QaSZw&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=1&ct=result Antarctica: Exploration, Perception and Metaphor]. — N. Y. : Routledge, 1992.</span>
  • Shackleton, Ernest. South. — L. : Century Publishing, 1983. — ISBN 0-7126-0111-2.</span>
  • Speak, Peter. William Speirs Bruce. — Edinburgh : National Museums of Scotland, 2003. — ISBN 1-901663-71-X.</span>
  • Stonehouse, Bernard (ed.). Encyclopedia of Antarctic and the Southern Ocean. — Chichester : John Wiley, 2002. — ISBN 0-47-198995-8.</span>
  • Wild, Frank. Shackleton’s Last Voyage: The Story of the Quest. — L. : Cassell & Co, 1923.</span>

Отрывок, характеризующий Новая Южная Гренландия

Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Новая_Южная_Гренландия&oldid=72221869»