Новгородов, Семён Андреевич

Новгородов Семён Андреевич
Сэмэн Ноҕоруодап
Дата рождения:	13 февраля 1892(1892-02-13)
Место рождения:	2-й Хатылинский наслег, Ботурусский улус, Якутская область, Российская империя
Дата смерти:	28 февраля 1924(1924-02-28) (32 года)
Место смерти:	неизвестно
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	Лингвистика
Альма-матер:	Петроградский государственный университет (1923)

Семён Андреевич Новгородов (якут. Сэмэн Ноҕоруодап; 13 февраля 1892 — 28 февраля 1924) — якутский политик и лингвист, создатель якутской письменности.

Детство и молодость

Семён Андреевич Новгородов родился 13 февраля 1892 года во 2-м Хатылинском наслеге Ботурусского улуса (ныне Болтогинский наслег Чурапчинского улуса, Якутия). Его отец был беден, но впоследствии разбогател. Он научил своего сына читать книги на церковнославянском языке. Позднее Новгородов учился русскому языку и арифметике у сонаслежника-псаломщика Андрея Винокурова. Потом он посещал частную школу политссыльного И. Т. Цыпенко в Чурапче. Так как Семён был прекрасным учеником, в 1905 году он поступил в реальное училище в Якутске. Во время обучения Новгородов много читал; начал собирать якутский фольклор. Семён Новгородов принял участие в создании первого литературного и политического журнала на якутском языке Саха саҥата (1912—1913 гг.), в котором он публиковал свои работы.

Якутская письменность

Первый вариант якутской письменности, созданной русскими, недостаточно хорошо отражал особенности фонетики якутского языка. В своих первых трудах Новгородов использовал смесь кириллицы и латиницы. После того, как Новгородов окончил реальное училище, он преподавал в Еловской начальной школе и Вилюйском городском четырёхклассном училище. В 1913 году поступил на арабско-персидско-турецкий разряд Восточного факультета Петербургского университета в Санкт-Петербурге. В декабре 1913 года принял участие во Всероссийском съезде народных учителей, выступив с докладом об обучении детей из национальных меньшинств на родных языках и необходимости учебников на якутском языке.

Годом позже Новгородов переходит на монголо-манчжуро-турецкий разряд Восточного факультета. В 1914 году по заданию Русского комитета по изучению Средней и Восточной Азии Новгородов собирает фольклорные сказания в Таттинском улусе Якутии. Летние каникулы 1915 года проводит в в Уфимской губернии, где практикуется в татарском языке и собирает фольклор волжских татар.

Также Новгородов изучает различные системы письменности для создания новой якутской. После долгих поисков его привлёк международный фонетический алфавит. Он добивался того, чтобы этот алфавит был принят для якутского языка. Многие представители якутской интеллигенции, возглавляемые поэтом А. Е. Кулаковским, защищали кириллицу. У Новгородова были следующие аргументы:

1. Якутская кириллица использовалась лишь 50 лет, и большая часть якутов была неграмотна.
2. Она не была унифицирована; параллельно использовались два варианта: бетлинговский (академический) и хитровский (миссионерский).

Главной проблемой якутской кириллицы было большое количество умляутов, а также знаков долготы и краткости. Новгородов считал, что они замедляют скорость письма, а также приводят к многочисленным ошибкам — при наборе, написании и произношении, особенно это касалось миссионерского варианта.

Политическая деятельность

Зиму 1916—1917 гг. Новгородов провёл, преподавая в якутской школе. Его статья «Основные задачи якутской интеллигенции» была опубликована в газете «Якутские ведомости». Новгородов поддерживал Февральскую революцию 1917 года. Он участвовал во многих съездах и даже был избран членом исполкома бюро Комитета общественной безопасности Якутска. На первом свободном съезде крестьян-якутов Новгородов представил свой вариант якутского алфавита, основанного на IPA, и говорил о необходимости издания первого якутского букваря (речь для съезда была написана В. М. Ионовым, также он разрешил Новгородову пользоваться рукописью своего букваря). Съезд поддержал его, и весной-летом 1917 года Новгородов вместе с Н. Е. Афанасьевым переработали рукопись Ионова. Новый букварь был назван Сахалыы сурук-бичик. Однако в нём не использовался алфавит IPA, поскольку некоторые его знаки невозможно было печатать в местных типографиях.

Осенью 1917 года Новгородов возвратился в Петроград, чтобы продолжить образование. Летом 1918 года он нанялся переводчиком в гидрографическую экспедицию, которая должна была изучать устье Лены, но гражданская война разрушила его планы. Поэтому он провёл 4 месяца, работая в Эхирит-бухачатском аймаке Иркутской губернии. Так как он изучал монгольский, он свободно говорил на бурятском и участвовал в местных собраниях. В марте 1919 года Новгородов опубликовал несколько статей, в которых требовал создания кафедры якутского языка при Иркутском государственном университете, а также отметил сходство современного якутского и языка орхоно-тюркских памятников, подтверждённое более поздними работами других исследователей.

В сентябре 1919 года Новгородов приехал в Якутск и присоединился к якутскому культурно-просветительному обществу «Саха аймах». Так как правительство Колчака не поддерживало идеи Новгородова, он приветствовал возвращение советской власти. В это же время Новгородов развивает бурную общественную и научную деятельность; он руководит подотделом по научному исследованию Якутской губернии, заведует его лингвистической секцией, участвует в научной экспедициях в восточные улусы Якутии, ведёт лекции на агитационно-политических и педагогических курсах, занимает должность председателя комиссии по составлению учебников на якутском языке. Так как в Якутии были проблемы с типографским оборудованием, в 1920 году Новгородову была поручена его закупка в Центральной России.

В 1922 году выходит второй, переработанный якутский букварь Бастааҥҥы сурук-бичик. В том же году, якутский язык стал преподаваться в школах Якутской ССР. В 1923 году новый якутский шрифт был подготовлен в Петрограде, тогда же был опубликован ещё один букварь Сурук-бичик и книга для чтения Ааҕар кинигэ. Этот букварь был гораздо лучше других и состоял из пяти частей: художественная литература, история, география, медицина и фольклор. В 1923—1924 годах букварь был распространён по всей Якутии и широко применялся в местных ликбезах. После того, как новое типографское оборудование было завезено в республику, у местных жителей появилась возможность издавать свои книги и газеты. В конце 1923 года стала выходить республиканская газета «Кыым» — на новгородовском варианте алфавита. До 1930 года, когда Якутия перешла на Яналиф, на новгородовском алфавите было издано более 200 книг, включая 30 учебников. Новый алфавит стал большим толчком в развитии якутской культуры.

В 1922 году Новгородов окончил университет и вместе с М. К. Аммосовым представлял Якутию в Народном комиссариате по делам национальностей. Он принимал участие в установлении границ ЯССР. Также Новгородов был избран Якутским губернским съездом ревкома в депутаты XI съезда РКП(б). Семён Новгородов умер от острой уремии 28 февраля 1924 года. Похоронен на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

Статьи

• [ilin-yakutsk.narod.ru/1992/59.htm Основные задачи якутской интеллигенции]
• [ilin-yakutsk.narod.ru/1992/61.htm Якутский язык и грамота в качестве необязательных предметов]
• Первые шаги якутской письменности

Память

• 13 февраля, в день рождения Семёна Новгородова, в Якутии отмечается День родного языка и письменности.
• Имя С. А. Новгородова присвоено:

Чурапчинской средней школе (1994);

Национальному книжному издательству «Бичик» Республики Саха (Якутия) (2007).

• На территории книжного издательства Бичик установлен бюст Семёна Новгородова (2009).

Семья

• Супруга — Мария Павловна Новгородова (Фелицина), работник библиотеки АН СССР.
• Дочь — Елена Семёновна Новгородова (8 марта 1924 — ноябрь 2012).

Литература

• Лингвист Семен Андреевич Новгородов: хаартыскалар, докумуоннар, ыстатыйалар/ Сост. С. А. Попов. — Якутск: Бичик, 2007. — 196 с.: ил.
• Пестерев В. И. История Якутии в лицах. — Якутск: Бичик, 2001. — С. 183—186. — 464 с. — ISBN 5-7696-1606-7.

Отрывок, характеризующий Новгородов, Семён Андреевич

– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.