Новгородская епархия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Новгородская епархия
Русская православная церковь

Новгородский Софийский собор — старейший православный храм в России

Основная информация
Страна Россия
Архиепископский округ Новгородская митрополия
Епархиальный центр Великий Новгород
Основана конец X века
Количество благочиний 5
Количество храмов 93 [1]
Количество монастырей 5 (действующих)
9 (недействующих)
Кафедральный храм Новгородский Софийский собор
Сан правящего архиерея Митрополит
Титул правящего архиерея Новгородский и Старорусский
Архиерей
Правящий архиерей Лев (Церпицкий)
с 20 июля 1990
Викарные епископы Арсений (Перевалов), епископ Юрьевский

Новгоро́дская епа́рхия — епархия Русской православной церкви на территории Новгородского, Старорусского, Батецкого, Валдайского, Волотовского, Демянского, Крестецкого, Маловишерского, Марёвского, Парфинского, Поддорского, Солецкого, Холмского, Чудовского и Шимского районов Новгородской области[2]. Наряду с Киевской — старейшая по времени учреждения на Руси.

В различные периоды включала весьма обширные и различные территории (в синодальный и советский период часто будучи объединяема с Санкт-Петербургской епархией): Санкт-Петербург, Олонецкую губернию, Эстляндию, Выборг, Великое княжество Финляндское, Поморье.

Титул правящего архиерея многократно менялся; сама же епархия до конца XX века именовалась «Новгородская»; с 1990-х годов принято название по современному титулу правящего архиерея.





История

Средние века

Учреждена в конце X века; источники разнятся в точной дате. Первым епископом в Новгороде принято считать Иоакима, возможно, прибывшего из Корсуня вместе с князем Владимиром.

До присоединения Новгородской республики к Московскому княжеству в 1478 году правящие епископы избирались через жребий, после чего обычно получали поставление от Киевских митрополитов. Иногда в процедуре избрания принимало участие вече; считают что первым избранным в 1156 году епископом был Аркадий, а первым смещённым в 1228 году был архиепископ Арсений.

В 1155 году Юрий Долгорукий сместил с Киевской митрополии незаконно (без благословения Патриарха) поставленного по воле киевского князя Изяслава Мстиславича Климента Смолятича. В конце 1156 из Константинополя был принят новый митрополит Константин I. За верность в поддержке своей политики Новгородским епископом Нифонтом во время смуты Константинопольский Патриарх предоставил Новгородской епархии некоторую автономию от киевского митрополита.

С 1165 года, при Иоанне I, Новгородская кафедра стала первой архиепископией в России. В Византии титул архиепископа обычно принадлежал «автокефальным» епископам, то есть тем, которые подчинялись не митрополиту, а непосредственно Патриарху.

В XII—XIII веках Юрьев монастырь стал государственным монастырём Новгородской республики, а её глава — новгородский архимандрит — главой городских магистратов.

Архиепископу Василию Калике в 1346 было пожаловано право ношения полиставриона («риз крещатых», то есть фелони, украшенной четырьмя крестами), каковой привилегией пользовались только самые высокопоставленные византийские иерархи.

Правящие архиереи вплоть до 1589 года носили титул «Архиепископ Великоновгородский и Псковский»; первым архиепископом был св. Иоанн (Илия).

В 1470-е Новгород стал очагом распространения в Северо-Восточной Руси ереси жидовствующих.

В конце XV века при дворе Новгородского архиепископа Геннадия был составлен первый полный корпус славянской Библии, известный как «Геннадиевская Библия» (1499).

С конца XIV века, начиная с архиепископа Иоанна, предстоятели епархии находились в частых конфликтах с экспансионистскими притязаниями московских князей.

После первого удачного похода на Новгород в 1471 году Иван III принудил новгородцев «ставить архиепископа на Москве»[3]. Последним епископом, избранным через жребий, был св. Феофил († 26 октября 1484): избран в декабре 1471 года и хиротонисан в Москве 15 декабря 1472 года. Впрочем, уже Феофил был сведён с кафедры 19 января 1480 года повелением великого князя и заточён в Чудовом монастыре. В последней четверти XV века значительная часть вотчин новгородского владыки и монастырей была конфискована[4].

Следующим серьёзным конфликтом новгородского владыки с властью московского князя было отлучение от Церкви в апреле 1509 года святителем Серапионом игумена и основателя Волоцкого монастыря преподобного Иосифа — монастырь тогда был в ведении Новгородской кафедры. Отлучение было наложено за самоуправство последнего, заключавшееся, по мнению новгородского архиепископа, в жалобе игумена напрямую к Московскому митрополиту Симону и Василию Ивановичу в 1507 году на своего удельного князя Феодора Борисовича (двоюродного брата великого князя). На Соборе 1509 года прещение с Иосифа было снято, а Серапион был заочно осуждён; впоследствии смещён и заточён в Андрониковом монастыре.

В 1589 году епархия получила статус митрополии.

В XVII веке на Новгородской кафедре находились будущие Московские Патриархи: Никон, Питирим и Иоаким.

В синодальный период

С 1721 года по 1762 на кафедре находились архиепископы с титулом «Великоновгородский и Великолуцкий».

1 января 1775 года императрица Екатерина II распорядилась, чтобы архиепископ Санкт-Петербургский и Ревельский Гавриил (Петров) был «совокупно и Архиеписко­пом в Новогородской Епархии»[5]. После этого за изъятием крайне непродолжительных периодов, епархия находилась в управлении Санкт-Петербургских архиереев, титул которых в такие периоды начинался со слова «Новгородский»; в 1892 году, когда на Санкт-Петербургскую кафедру был назначен Палладий (Раев) с титулом «Санкт-Петербургский и Ладожский», а на Новгородскую — Феогност (Лебедев) с титулом «Новгородский и Старорусский», стала архиепископией с самостоятельным архиереем.

В 1787 году было учреждено Старорусское викариатство с пребыванием викариев в Хутынском монастыре. При восстановлении самостоятельного управления епархии в 1892 году викариатство переименовано в Кирилловское. В 1907 году было открыто Тихвинское викариатство (с резиденцией епископов по-прежнему в Хутынском монастыре), при этом Кирилловские епископы получили местопребывание в Кирилло-Белозерском монастыре)

С 5 ноября 1910 года во главе кафедры архиепископ Арсений (Стадницкий), номинально продолжавший оставаться правящим архиереем и во время своего заключения и ссылки — вплоть до августа 1933 года.

С 1875 года издавались «Новгородские Епархиальные Ведомости»[6]

После революции

С 1924 года в епархии, как по всему СССР начиналась первая волна массового закрытия храмов; следующая последовала с 1929 года.

В 1922 году митрополит Арсений был вызван в Москву и там арестован. В Новгород он уже не вернулся, однако сохранял титул «митрополита Новгородского» по август 1933 года. После короткого периода торжества обновленчества, епархия с 1923 года по 1933 год имела «временно управляющих» епископов, одним из которых был архиепископ Иосиф (Петровых).

В августе 1933 года во главе епархии был поставлен фактически управлявший ею с сентября 1926 года митрополит Алексий (Симанский), с 5 октября 1933 года Лениниградский.

В 19371940 управляющим епархией был архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), викарий митрополита Алексия (Симанского), проживавший тогда под Гатчиной.

К 1939 году было закрыто подавляющее большинство храмов и все монастыри; уничтожено почти всё духовенство епархии[7]. К началу Великой Отечественной войны в Новгороде действовал один Михаило-Архангельский собор на Прусской улице (в храме в 19351936 служил протоиерей Владимир Константинович Лозина-Лозинский).

С августа 1941 года по осень 1943 года на оккупированной территории было возрождено не менее 60 приходов (оккупации подверглось около трети современной территории области). Обезображенные при большевистском режиме церкви ремонтировались, освящались; в дер. Орлово построили новый деревянный храм[8].

В декабре 1943 года была объединена с Ленинградской епархией. После освобождения от оккупации власти вновь закрыли многие из восстановленных храмов; в неоккупированных районах области было открыто мизерное число храмов. В итоге в 1950-х годах в Новгородской области имелся всего 41 приход.

С 1945 по 1962 год в Великом Новгороде был один действующий храм — Николо-Дворищенский собор, после закрытия которого в 1962 года богослужение стало совершаться в церкви св. апостола Филиппа.

22 ноября 1956 года епархия была выделена из Ленинградской; управляющим (с 1959 правящий архиерей) был назначен епископ Старорусский Сергий (Голубцов), который организовал в Новгороде епархиальное управление. После его перемещении с Новгородской кафедры в октябре 1967 года, епархия была вновь объединена с Ленинградской. К этому времени в ней осталось 25 приходов (16 было снято с регистрации; в гг. Новгороде, Боровичах и Чудово взамен просторных храмов верующим «предоставили» тесные полуаварийные помещения). 7 октября 1967 года управляющим Новгородской епархией с титулом «Ленинградский и Новгородский» был назначен митрополит Никодим (Ротов) (в храмах Новгородской области митрополит поминался как «Новгородский и Ленинградский»).

20 июня 1990 года Священный Синод постановил «выделить из состава Ленинградской митрополии Новгородскую епархию»[9] и назначил епископом Новгородским и Старорусским бывшего Ташкентского и Среднеазиатского Льва (Церпицкого). До назначения последнего, ставший 10 июня 1990 года Патриархом митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Ридигер) оставался правящим архиереем Ленинграда и Новгорода, а также до 11 августа 1992 года Таллина.

XXI век

28 декабря 2011 года из состава Новгородской епархии выделена Боровичская; была образована Новгородская митрополия, куда вошли Новгородская и Боровичская епархии.

В настоящее время

Правящий архиерей с 20 июля 1990 года — Лев (Церпицкий), митрополит (с 8 января 2012 года) Новгородский и Старорусский.

Епархией издаётся с 1992 года журнал «София» (до 1997 года газета «София»). Два раза в месяц на телеканале «Новгородское областное телевидение» выходит православная телепередача «София. Программа о наших истоках»[10], c 2011 года действует [www.vn-eparhia.ru/ сайт Новгородской епархии].

Богослужения в Великом Новгороде совершаются в девяти храмах:

В большинстве районов открылись старые храмы, в ряде — построены новые. Началось возрождение монастырской жизни: на территории епархии действует 5 монастырей, из которых 3 мужских (Юрьев, Валдайский Иверский Богородицкий и Михайло-Клопский Троицкий) и 2 женских: Варлаамо-Хутынский и ставропигиальный Николо-Вяжищский.

Епископы

Викариатства

Учебные заведения

Монастыри

недействующие монастыри

Напишите отзыв о статье "Новгородская епархия"

Примечания

  1. [vn-eparhia.ru/blagochiniya-i-prikhody Благочиния и приходы]
  2. [www.velikiynovgorod.ru/news/actions/novgorodskiy-arhiepiskop-lev-vozveden-v-san-mitropolita/ Новгородский архиепископ Лев возведён в сан митрополита — Информационное агентство «Великий Новгород. Ру»]
  3. [www.rulex.ru/01270005.htm Россия, разд. Северо-Восточная Россия XIII—XV веков]
  4. Фролов А. А. О конфискациях вотчин новгородского владыки и монастырей в последней четверти XV века //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003. № 4 (14). С. 76-77.
  5. Галкин А. [issuu.com/684570/docs/sofiya4_11/0 Феофил (Раев) — первый епископ Старорусский] // София. Издание Новгородской епархии. 2011. № 4. С. 12—14
  6. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890—1907.
  7. Галкин А. К. Приходы и духовенство Московской Патриархии в пределах современной Новгородской области накануне 950-летия крещения Руси // Новгородика — 2012: у истоков российской государственности: материалы IV междунар. науч.-практ. конференции, 24—26 сент. 2012 г./ сост. Д. Б. Терешихина [и др.]. Великий Новгород, 2013. Ч. 1. С. 97—-108
  8. [issuu.com/684570/docs/sofiya2_11/0 Страхова Я. Война обратила людей к вере // София. Издание Новгородской епархии. 2011. № 2. С. 5−14]
  9. ЖМП. 1990, № 10, стр. 4.
  10. [www.vn-eparhia.ru/teleperedacha-sofiya Православная телепередача «София. Программа о наших истоках»]

Ссылки

  • [www.vn-eparhia.ru Сайт Новгородской Епархии Русской Православной Церкви Московского Патриархата]
  • [www.patriarchia.ru/db/text/31466.html Новгородская и Старорусская епархия] на официальном сайте МП
  • [web.archive.org/web/20080716195204/www.sophia.orthodoxy.ru Электронная версия журнала Новгородской и Старорусская епархии «София»]
  • [www.pages.nov.ru/Russian/History/hist3.html История Новгородской епархии]
  • [www.drevnyaya.ru/vyp/stat/s4_18_5.pdf Фролов А. А. Конфискации вотчин Новгородского владыки и монастырей в последней четверти XV века] //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. № 4 (18). С. 54-62.
  • [www.sedmitza.ru/data/541/997/1234/61_130.pdf Черкасова М. С. Документы XVII—XVIII вв. из архивов соборных храмов в Вельске и Верховажье]//Вестник церковной истории. 2008. № 4(12). С. 61-130.
  • [www.iveron.ru/1/6/ Новости Новгородской епархии]

Отрывок, характеризующий Новгородская епархия

Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.