Нижегородский кадетский корпус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус
Годы существования

18341918

Страна

Российская империя

Тип

начальное военное училище

Функция

подготовка молодежи к военной карьере

Численность

350 кадет (1915)

Часть

батальон, состоящий из 3 рот

Прозвища

Аракчеевцы

Девиз

«Без лести предан»

Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус — начальное военно-учебное заведение Российской Империи, первый среди губернских кадетских корпусов, созданных по воле Николая I. Основан в 1834 г. как Новгородский кадетский корпус (был дислоцирован в 28 верстах от Великого Новгорода). В 1866 г. переведен в Нижний Новгород, и преобразован в военную гимназию. В 1882 году переименован в Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус. Распущен в 1918 году.





Основание и первые годы

В начале 1830 года, по желанию императора Николая I, был составлен проект учреждения губернских кадетских корпусов. Их предполагалось создать для того, чтобы доставить возможность малолетним дворянам различных губерний воспитываться недалеко от их семей. Было решено сформировать кадетские корпуса в Новгороде, Полоцке, Полтаве, Туле, Тамбове, и Елизаветграде. Существовавшие с начала XIX века Тульское военное и Тамбовское дворянское училища были преобразованы в кадетские корпуса, но уже в 1837 году были переформированы в неранжированные роты (малолетних кадет) Орловского и Воронежского кадетских корпусов. Елизаветградский корпус создан не был. В итоге, из упомянутых в первоначальном проекте, были учреждены только Новгородский (1834) , Полоцкий (1835), и Петровский Полтавский (1840) кадетские корпуса.

Финансирование кадетских корпусов должно было производиться за счёт пожертвований губернского дворянства. Открытие Новгородского кадетского корпуса ускорилось, когда в 1833 году генерал от артиллерии граф Алексей Андреевич Аракчеев внес 300 тысяч рублей ассигнациями в Императорскую сохранную казну. На проценты с этих денег должны были воспитываться дети дворян Новгородской и Тверской губерний. Аракчеев, владелец имения Грузино, был удостоен благодарственного рескрипта императора, где Николай I повелел:

…По открытии упомянутого корпуса, привести все в исполнение, с тем, чтобы каждый из воспитанников, на счет капитала сего содержимый, имел на кровати надпись «Грузинский воспитанник» и герб ваш. Столь благодетельным пожертвованием на пользу общую, вы приобретаете право на Мою признательность и Мне весьма приятно изъявить вам оную.

Карцов П. П. Исторический очерк Новгородского графа Аракчеева кадетского корпуса. — СПб., 1884

Корпус был расположен в бывших помещениях штаба 4-го округа пахотных солдат (военных поселений), на правом берегу реки Мсты, в 28 верстах от Новгорода и 8 верстах от Бронницы. Директором был назначен генерал-майор А. И. Бородин, до того служивший в Дворянском полку. Официальное открытие состоялось 15 марта 1834 года. Этот день впоследствии был сделан днём корпусного праздника. При открытии присутствовали граф А. А. Аракчеев, штаб-офицер штаба Главного начальника военно-учебных заведений Я. И. Ростовцев, главный директор Пажеского и кадетских корпусов И. О. Сухозанет, начальник Новгородского и Старорусского уделов пахотных солдат Ф. К. фон Фрикен и другие высшие чины армии.

Через месяц после открытия, 21 апреля 1834 года, А. А. Аракчеев скончался. Учебное заведение стало именоваться Новгородским графа Аракчеева кадетским корпусом, кадетам были присвоены темно-зеленые (впоследствии — красные) погоны с красной (позже — чёрной) выпушкой и шифровкой «Г. А.» Движимое имущество графа, включая библиотеку в 10 тысяч томов, портреты Петра I, Павла I, и Александра I было передано корпусу, положив основание его музею.

Первый выпуск состоялся в 1839 году. Кадеты, окончившие полный курс (5 классов), были переведены в Санкт-Петербург, — в Дворянский полк, где проучившись ещё два года в специальных классах, были выпущены офицерами в гвардию и армию[1].

С 1857 года в корпусе были открыты специальные классы, в которых изучались исключительно военные науки. Первый выпуск из Новгородского корпуса в офицеры состоялся в 1859 году.

Грузинский кадетский корпус

В начале 1840-х годов, число малолетних дворян — кандидатов на поступление в кадетские корпуса достигло нескольких тысяч, в то время как все существовавшие в России кадетские корпуса могли ежегодно принимать не более 400 человек. Вследствие этого, многие бедные дворяне стали зачислять своих детей в батальоны военных кантонистов. Воспитываясь вместе с солдатскими детьми, составляющими большинство в этих учебных заведениях, многие дворяне-кантонисты становились нравственно испорченными и когда их переводили в кадетские корпуса для завершения военного образования, они, по причине дурного поведения, зачастую исключались из корпусов, или отчислялись на службу в армию солдатами. Чтобы избежать этого, главный начальник военно-учебных заведений, великий князь Михаил Павлович, устроил в Грузине дворянское отделение Новгородского батальона военных кантонистов численностью 100 человек. К концу десятилетия, на базе этого отделения предполагалось устроить не ранжированные роты Новгородского и Полоцкого кадетских корпусов, назвав новое заведение Гру́зинским кадетским корпусом. Смерть Михаила Павловича и начало Крымской войны помешали открытию нового корпуса.

Перевод Новгородского корпуса в Нижний Новгород

Уже сразу после основании корпуса было выявлено много недостатков в размещении учебного заведения в пустынной местности (8 верст от ближайшего населенного пункта — яма Бронницы) — отсутствие инфраструктуры и развлечений для персонала корпуса, сложности в привлечении наёмных учителей, недостаток квартир для служителей и учителей, трудности с водоснабжением, и пр. Из-за этого, с начала 1850-х годов, строились планы перевода учебного заведения в другие города; были осмотрены различные помещения в Твери, Старой Руссе, Пскове и Новгороде. В итоге, весной 1866 года наконец было принято решение перевести корпус в Нижний Новгород, в здание бывшего училища военного ведомства (некогда созданного на основе местного батальона военных кантонистов). Директором Нижегородской графа Аракчеева военной гимназии был назначен полковник Генерального штаба П. И. Носович, некогда окончивший Новгородский кадетский корпус. 27 августа того же года 279 кадет с сопровождавшими их офицерами и учителями отправились водным путём по Вишерскому каналу, р. Вишере, и р. Волхову до Волховской станции Николаевской железной дороги. Прибыв в Москву, воспитанники провели ночь в 1-й Московской военной гимназии, и на другой день, 29 августа, отправились в Нижний Новгород. С тех пор, корпус располагался в здании на территории Нижегородского кремля. Воспитанник корпуса А. И. Спиридович писал: «… почти в центре старого Кремля … раскинулось покоем буро-красное здание Аракчеевского кадетского корпуса. Фасад корпуса выходит на Кремлевскую площадь, кафедральным собором, корпусною церковью и казенными зданиями»[2].

Нижегородская военная гимназия и кадетский корпус

Учебный курс Нижегородской графа Аракчеева военной гимназии состоял из шести классов. В 1873 году, для согласования с программами военных училищ, было введено семиклассное обучение. Изучались закон Божий, русский язык и словесность, немецкий и французский языки, математика, история, география, естественная история физика, космография (математическая география), чистописание (в младших классах), и рисование; в день было по 5 уроков. Учебный год продолжался с 16 августа по 5 июня.

В 1882 году гимназия была преобразована в кадетский корпус; штатские воспитатели были заменены строевыми офицерами. Через три года после этого, были введены звания вице-фельдфебеля и вице-унтер-офицеров, которые стали присваивать кадетам строевой роты, отличникам по учению, поведению и фронту. Строевая рота стала проходить лагеря в летнее время.

В 1917 году, после Февральской революции, корпус был преобразован в гимназию военного ведомства. Один из тогдашних кадет впоследствии вспоминал:

На прочтение манифеста об отречении Государя Императора строй кадет ответил пением "Боже, Царя храни". На первый красный парад было приказано выйти со свернутыми знаменами, — вышли с развернутыми. На втором параде кадеты отказались нести красный флаг, нес его служитель. Половина кадет с парада разбежалась. Было приказано сдать знамена, кадеты разрезали знамена на куски и роздали, и древки были сожжены. После одной из военных прогулок было приказано сдать винтовки. Фельдфебель-кадет скомандовал "на-караул", оркестр заиграл: "Боже, Царя храни". Фельдфебель командует: "к ноге", "на руку", "вынуть затворы и спрятать, а винтовки поставить на своё место". 24 часа было дано кадетам на возвращение затворов. Приказ не был исполнен и кадеты был приговорены к увольнению. В спешном порядке кадеты сожгли книгу-альбом кадетских выпусков, украшенную щитами выпусков и содержащую "Звериаду".

В 1918 году здание корпуса было отобрано, и в нём размещена 2-я советская школа; позднее — 2-я нижегородская пехотная школа командного состава[3]. В эмиграции, в Париже, бывшие кадеты основали в 1930 году «Объединение кадет — Аракчеевцев».

Планы возрождения кадетского корпуса

В октябре 2011 года в Нижнем Новгороде был создан Фонд «Возрождение Нижегородского графа Аракчеева кадетского корпуса». С марта 2013 года действует военный историко-патриотический клуб «Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус», возродивший кадетский корпус в формате экстерната; его организаторы планируют воссоздать кадетский корпус в полном объёме.

Директора

Кадетский корпус возглавляли[4]:

Выпускники

В период 1897—1904 годов в Нижегородском корпусе учился Пётр Нестеров, будущий военный лётчик, впервые в мире осуществивший одну из фигур высшего пилотажа — «мертвую петлю». Нестеров был сыном поручика Николая Нестерова, офицера-воспитателя этого корпуса.

Категория:Выпускники Нижегородского кадетского корпуса

Интересные факты

В повести «Школа», Аркадий Гайдар описывает встречу главного героя, Бориса Горикова, с бывшим кадетом Нижегородского корпуса Юрием Ваальдом. По сюжету, последний пытается ограбить Горикова, но тот убивает его из своего маузера:

…Товарищ уже спал. Ворот его гимнастерки был расстегнут, и на холщовой подкладке я увидел вытисненные черной краской буквы: «Гр. А. К. К.». «Какое же это училище? — подумал я. — У меня, например, на пряжке пояса буквы А. Р. У., то есть Арзамасское реальное училище. А здесь Гр., потом А. К. К.». И так я прикидывал и этак — ничего не выходило. «Спрошу, когда проснется», — решил я…

Сильный удар дубины сбил меня с ног. Удар был тяжел, хотя его и ослабила моя меховая шапка. Я открыл глаза. Опустившись на корточки, мой спутник торопливо разглядывал при лунном свете вытащенный из кармана моих штанов документ…

Я видел, как внезапно перекосилось его лицо, слышал, как он крикнул, бросаясь на меня, и скорее машинально, чем по своей воле, нажал спуск…Он лежал в двух шагах от меня со сжатыми кулаками, вытянутыми в мою сторону. Дубинка валялась рядом. «Убит», — понял я и уткнул в траву отупевшую голову, гудевшую, как телеграфный столб от ветра…

Я… стал ладонью прочищать стенку сумки. Нечаянно мой палец задел за отогнувшийся край кожаной подкладки. Повернув сумку к солнцу, я заглянул в неё и увидел, что из-под отставшей кожи виднеется какая-то белая бумага. Любопытство овладело мной, я надорвал подкладку побольше и вытащил тоненький сверток каких-то бумажек. Развернул одну: посредине герб с позолоченным двуглавым орлом, пониже золотыми буквами вытиснено: «Аттестат». Был выдан этот аттестат воспитаннику 2-й роты имени графа Аракчеева кадетского корпуса Юрию Ваальду в том, что он успешно окончил курс учения, был отличного прилежания, поведения и переводится в следующий класс. «Вот оно что!» — понял я, вспоминая убитого мною лесного незнакомца и его черную гимнастерку, на которой нарочно были срезаны пуговицы, и вытисненные на подкладке ворота буквы: «Гр. А. К. К.».

Напишите отзыв о статье "Нижегородский кадетский корпус"

Примечания

  1. В те годы, в Дворянском полку формировали роты из выпускников-кадет определённого корпуса; так, были созданы Новгородская, Полоцкая, Петровская Полтавская, и Орловские роты. Кадеты-однокашники соревновались с собратьями из других городов в учёбе и строевой службе. Это дало свои результаты — в 1842 году из Дворянского полка было выпущено наибольшее количество офицеров в гвардию
  2. Записки жандарма. — Харьков: Изд-во «Пролетарий», 1928. — С. 13.
  3. Последние годы Нижегородского графа Аракчеева кадетского корпуса (1915—1918) // Нижегородская старина. — 2014. — № 39-40. — С. 113—117.
  4. Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус // Военная энциклопедия (Сытин, 1911—1915)

Литература

  • П. П. Карцов [books.google.com/books?id=hYh-hE7I9AYC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=true «Исторический очерк Новгородского графа Аракчеева кадетского корпуса и Нижегородской военной гимназии»]. — СПб., тип. Ф. С. Сущинского, 1884
  • А. Ф. Петрушевский [books.google.com/books?id=qUhbAAAAQAAJ&pg=PA131#v=onepage&q&f=true «Из моих воспоминаний в кадетском корпусе»]. — СПб., Русская старина, 1907
  • Марин Б. М. «Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус» // Военная быль. — № 38. — сентябрь 1959.


Отрывок, характеризующий Нижегородский кадетский корпус

– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.