Новгородский разрядный полк

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Новгородский разряд»)
Перейти к: навигация, поиск
Новгородский полк
Новгородский разрядный полк
Годы существования

16051708

Страна

Россия

Подчинение

разрядному воеводе

Входит в

Русское войско

Тип

разрядный полк

Функция

защита

Численность

соединение

Дислокация

Новгород

Новгородский разрядный полк — территориальное формирование (разрядный полк) (соединение полков) вооруженных сил Русского царства XVII века.

Сформирован в ходе русско-польской войны 1654—1667 годов (термин «Полк Новгородского разряда» появился в 1656 году) и существовал до начала XVIII века. Расформирован в ходе военных реформ Петра I.

Командиром полка был Разрядный воевода который являлся и начальником Новгородского разряда. Разряд и полк подчинялись Разрядному приказу.

В начале XVIII века, в результате административных и военных реформ Петра I, разрядная военно-административная территориальная система была упразднена, также был упразднён и Новгородский боярский (генеральский) полк.





Предыстория

Основной для создания Новгородского разрядного полка стал личный состав части войска состоящие из служилых людей «по отечеству» и «по прибору», набираемых из жителей северо-западных уездов (Новгородского разряда) Русского государства, и в первую очередь самого крупного из них — Новгородского уезда. Практика совместного использования войск северо-западных уездов использовалась ещё в войнах XVI века, однако единая система комплектования полков русского войска по территориальному принципу отсутствовала. Термин «Новгородский полк» в делопроизводственной документации использовался уже в 1605 году для определения служилых людей Новгородских пятин.

Первым опытом создания временного территориального соединения стала Смоленская война 1632—1634 годов, в ходе которой Войско северо-западных уездов и ряда «служилых городов» Замосковного края были объединены в один полк под командованием воеводы князя Семёна Прозоровского. С увеличением численности вооруженных сил русского государства в конце 30-х годов XVII века отпала потребность ежегодного использования дворян северо-западных уездов для несения «береговой службы» на южных рубежах страны. Это стало предпосылкой для создания постоянной структуры разрядного полка в полной мере использованной в ходе русско-польской войны.

Однако первым боевым крещением для Новгородского разрядного полка стало подавление Псковского восстания 1650 года, кульминацией которого стала трехмесячная осада города[2].

Участие полка в войнах 1654-67 гг.

Кампания 1654 г.

Новгородский разрядный полк принимал активное участие в русско-польской войне 1654-67 гг. В кампанию 1654 года полк под командованием воеводы Василия Шереметева действовал на северо-западном фланге русского наступления на Великое княжество Литовское. Несмотря на то, что это направление являлось вспомогательным направление Новгородский полк добился крупных успехов, захватив ряд крупных крепостей.

Войско Шереметева выступила из Великих Лук в конце мая 1654 г. По пути к крепости (1 (11) июня передовыми отрядами был взят Невель, гарнизон которого капитулировал на второй день осады. После этого из войска был выделен полк под командованием второго воеводы Степана Стрешнева и направлен на Озерище. Город Полоцк, не имевший гарнизона, был сдан без сопротивления (17 (27) июня), в первый день осады, благодаря позиции жителей, из которых лишь семеро пожелали уйти из города, остальные присягнули русскому царю. После этого войско почти месяц простояла под Полоцком, ожидая подвоза припасов, что вызвало конфликт Шереметева с третьим воеводой Кондыревым, который настаивал на активизации боевых действия. За время ожидания русский отряд нанес поражение литовской шляхте на р. Суше, а в середине июля были захвачены Дисна (капитулировала) и Друя (взята штурмом и сожжена). Затем отряд под командованием Ждана Кондырева (6 дворянских сотен) 3 июля (23 июня) захватил острог Глубокое пленив почти весь гарнизон, после чего сжёг острог.

В это время второй воевода Семен Стрешнев 3 (13) августа со второй попытки взял Озерище гарнизон которого под командованием Станкевича капитулировал после непродолжительной осады. После Озерища воевода направился к Усвяту, который осадил 16(26) августа. Уже 26 августа (5 сентября) город капитулировал.

14 (24) августа Войско Шереметева осадила Витебск, где встретила серьёзное сопротивление гарнизона. Первая атака 18 (28) августа была отбита гарнизоном после чего царь приказал воздержаться от продолжения штурмов во избежание больших потерь. Первоначальная численность Войска составляла лишь 4 200 пехоты, к которым входе осады добавились 1 000 украинских казаков под командованием Василия Золотаренко и два солдатских полка из Смоленского войска. Лишь после двух с лишним месяцев осады было решено предпринять новый штурм, 17 (27) ноября, в ходе которого были захвачены часть укреплений города. После этого гарнизон был вынужден капитулировать 22 ноября (1 декабря).

Во время осады Витебска формирования русского войска дважды совершали рейды в район Вильно. В начале сентября отряд украинских казаков (500 чел.) предприняли набег на Оршанский уезд и в бою рассеяли отряд местной шляхты. В середине сентября под Вильно ходил сводный отряд (1 000 чел.) во главе Кондыревым и Золотаренко. В конце сентября 7 дворянских сотен и 500 казаков под командованием Матвея Шереметева отряжали нападение литовского отряда Корфа на Дисну. 22 ноября (1 декабря) полк Стрешнева взял после осады Сурож.[3].

Кампания 1655 г.

После завершения похода большая часть Полка вернулась в Россию. В Витебске с частью сил остался Матвей Шереметев, задачей которых была защита занятых территорий и препятствование мятежам местного населения. Действия сил в декабре 1654 — марте 1655 гг. прикрывали войска размещённые в Великих Луках.

В кампании 1655 года передовой базой полка стал Полоцк. Осенью 1655 года Новгородский полк под командованием князей Семёна Урусова и Юрия Барятинского принимал участие в походе на Брест, завершившийся сражениями под Брестом и Верховичами. В первом бою полк потерпел поражение, большие потери понесли солдатские полки. Во втором удалось нанести поражение литовским войскам Я. Сапеги. После похода дворяне, входившие в состав полка, подали коллективную жалобу на воеводу Урусова. По итогам расследования последний был снят с командования и осуждён (впоследствии возвращен на службу)[4].

Кампания 1656 г.

В начале русско-шведской войны Новгородский полк вновь получил самостоятельную задачу на вспомогательном направлении. Он стал ядром войска князя Алексея Трубецкого в походе на Юрьев-Ливонский. В результате почти трехмесячной осады, крепость была взята, что стало крупнейшим успехом русских войск в войне. Во время похода были также захвачены крепости Нейгаузен, Кастер и Ацель, а также произошел бой со шведским отрядом на реке Гафа)[5].

Кампания 1657-58 гг..

Летом 1657 года часть Новгородского полка (около 2 700 чел.) во главе с Матвеем Шереметевым выступил в Ливонию для поддержки Лифлянского полка. 9 июня 1657 г. в бою под Валком полк потерпел поражение от шведского корпуса генерала фон Левена, потеряв своего командира. Гибель Матвея Шереметева вызвало расследование действий служилых людей полка специально назначенной комиссией, но в период её работы Новгородский полк во главе с новым командиром князем Иваном Хованским нанёс крупное поражение войску генерал-губернатора Ливонии графа Магнуса Делагарди в сражении под Гдовом 16 сентября 1657 года.

Эта победа сорвала контрнаступление шведских войск. Развивая успех, русские войска заняли крепость Нейсшлосс (Сыренск)[6].

Кампания 1659—60 годы

В конце 1658 года было заключено Валиесарское перемирие со Швецией. Одной из главных причин заключения выгодного перемирия стали действия Новгородского полка. Но уже в начале 1659 года полк был срочно переброшен в район Полоцка в связи с обострением обстановки в Белоруссии. Мятеж запорожских казаков Ивана Нечая и возобновление боевых действий (Битва под Верками) вызвали восстание литовской шляхты. Большая часть Новгородского полка была отпущена на зиму в Россию поэтому воевода Иван Хованский имел в распоряжении только около 2 000 человек конницы. Крупнейшим успехом полка в зимней кампании стала победа в бою у Мядзел, где Новгородский полк разбил втрое превышавший по численности отряд литовской шляхты. Эта победа обеспечила контроль русских войск над северо-восточными района Великого княжества Литовского.

Большую часть 1659 года Новгородский полк располагался в районе Полоцка, готовясь к походу и прикрывая действия русских войск воеводы князя Ивана Лобанова-Ростовского против мятежных казаков в Поднепровье. В конце 1659 года окончательно обозначился провал попыток заключения перемирия с Речью Посполитой и правительство царя Алексея Михайловича приняло решение принудить противника к миру силой.

«Литовский» поход Новгородского полка начался в октябре 1659 года. Уже в начале ноября полк находился в районе Вильно, очистив от мятежной шляхты окрестности столицы Великого княжества Литовского. В ходе первых недель похода полк дважды нанёс поражения отдельным шляхетским отрядами. (у с. Мыто в районе Лиды, у села Крынки 8 (18) декабря внезапным штурмом был захвачен Гродно. После этого полк развернулся на юго-запад и повёл широким фронтом наступление через Новогрудское и Брестское воеводства в стороны Польши. 29 декабря 1659 года (8 января 1660 года) декабря передовые отряды достигли Бреста, а уже 13 января 1660 года внезапным штурмом захватили крепость полностью. Отдельные отряды полка достигали в январе окраин Варшавы[7].

К февралю 1660 силы полка оказались сильно разбросанными по территории Западной Белоруссии и ослаблены потерями и отсылкой части войск в гарнизоны и в сопровождение пленных и добычи. Путь в Польшу был перекрыт польской дивизией С. Чарнецкого и литовской дивизией правого крыла А. Полубинского. Сил Новгородского разрядного полка пока хватало лишь на сдерживание противника, а не для продолжения наступления. 15 (25) января 1660 года в бою у с. Мальчи передовой отряд полка под командованием П. И. Хованского разбил передовой отряд дивизии Чарнецкого под командованием М. Обуховича, пленив командира[7].

Успехи Новгородского полка привлекли и сделали Белоруссию ареной решающих сражений кампании 1660 года. Польско-литовское командование спешно готовило войска для контрнаступления. В свою очередь русское командование решило усилить войско Хованского и попытаться продолжить его наступление на Варшаву. Полк был оставлен в Западной Белоруссии, к Хованскому были направлены подкрепления — в апреле три московских стрелецких приказа (2000 чел.), в мае — полк С. А. Змеева (2400 чел.), в пути находились полк С. И. Хованского (3000 чел.) и два полка казаков В. Золотаренко (5000 чел.)

В ожидании подкреплений, Хованский укрепил гарнизоны наиболее крупных крепостей (Брест, Гродно, Минск, Новогрудок) а сам, с главными силами полка, приступил к осаде одной из немногих удерживаемых литовских крепостей — Ляховичей. Осада крепости продолжалась с марта по июнь 1660 года и, несмотря на два предпринятых штурма, завершилась неудачей.

В конце июня воевода получил известие о начавшемся наступлении объединенных польско-литовских сил. Решив упредить соединение польской и литовской дивизий он выступил с основными силами своего полка (до 9000 чел.) навстречу успевшим объединится дивизиям противника (до 12 000 чел.) и атаковал их на реке Полонке. В произошедшем сражении полк потерпел тяжёлое поражение, потеряв до 1500 убитыми и до 700 чел. пленными[7].

Ещё большие потери полк понес при отступлении от Ляховичей и Несвижа через Вильно к Полоцку. 1 июля на смотре в Полоцке объявилось только 2333 чел. конницы и 1144 пехоты.[8]. Несмотря на то, что многие воины вернулись в ряды полка позднее (в том числе и в составе вышедших из крепостей гарнизонов), потери Новгородского полка были чрезвычайно велики и казалось должны были на время исключить его из числа активных участников боевых действий.

Однако Хованский предпринял энергичные меры по восстановлению боеспособности полка. В том числе уже в сентябре 1660 года было предпринято формирование гусарских рот, которые позже были развернуты в полк.

В сентябре — октябре развернулись затяжные бои на реке Басе между русскими отрядами Юрия Долгорукова и польской армией, под руководством великого гетмана Сапеги и Стефана Чарнецкого.

3 октября, князь Хованский получил от царя Алексея Михайловича указ выступить с Новгородским полком против Речи Посполитой «куды лутчи и пристойнее тотчас без всякого мотчанья». С частично восстановленными силами Хованский вынужден был выступить в поход.

Объединенные силы Речи Посполитой решили оставить пределы Баси, чтобы разбить новгородский полк, который двигался на помощь Долгорукову. Долгоруков не имел указания от царя их преследовать и остался в ожидании подкреплений. Эти события привели в конце 1660 года к новой серии боев новгородского полка, протекавших с переменным успехом.

Кампания 1661 г.

В феврале 1661 года в битве под Друей новгородский полк победил войско Речи Посполитой под командованием Лисовского. Несмотря на тактическую победу, Хованский после битвы отошёл в Великие Луки в ожидании подкрепления.

2 июня 1661 года в Ворочане к войскам Хованского присоединился полк стольника князя Юрия Ивановича Шаховского. В начале октября в Полоцке, с войсками Хованского соединился Лифляндский полк А. Л. Ордина-Нащокина. Русская армия выступила в Литву и 6 октября 1661 года у села Кушликовы горы в 10 верстах от Дисны встретила примерно равную по численности литовскую армию маршалка Казимежа Жеромского.

Длительные столкновения продолжались до 22 октября, после чего на помощь Жеромскому подошли войска Стефана Чарнецкого. В ночь с 24 на 25 октября Хованский предпринял попытку скрытно отвести свою армию, но после внезапного столкновения с пехотой и кавалерией Чарнецкого вынужден был принять бой с имеющими подавляющее превосходство войсками Речи Посполитой. После упорного боя 25 октября польско-литовской армии удалось сломить сопротивление русских. Первым начал отступать полк Ордин-Нащокина, а следом и полк Хованского. Ряд полков был рассеян. Хованский во главе конницы, отбиваясь от преследующего противника, отступил к Полоцку.

Кампании 1662-67 гг..

В 1664 году новгородский полк предпринял активные действия в Литве с целью не дать армии гетмана Михаила Паца выступить на соединение с королём Яном II Казимиром в его походе на Левобережную Украину. После ряда побед полк потерпел поражение от главных сил гетмана Паца под Витебском, выполнив тем не менее основную задачу — оттянуть на себя армию Паца. Поражение под Витебском привело однако к смене командования полком.

После возвращения в 1665 г. к командованию полком князя Хованского полк одержал победы над войсками Речи Посполитой в битве на реке Двина в августе 1665 г. и в Борисоглебском сражении в марте 1666 г.

По итогам смотра Новгородского разрядного полка сентября-октября 1665 года в ходе русско-польской войны из числа дворян и детей боярских погибло 582, умерло 198, пропали без вести и попали в плен 82 человека)[9].

Новгородский разрядный полк в 1670-90-х гг.

Весной 1679 года в ходе русско-турецкой войны, в связи с ожидавшимся большим вторжением турецко-татарских войск, на южных рубежах страны была собрана большая часть русских войск, в том числе и Новгородский разрядный полк под командованием кн. И. А. Хованского. Однако боевые действия ограничились стычками с татарскими отрядами.

В 1687 и 1689 гг. полк принимал участи в Крымских походах. В 1689 году его возглавлял боярин и воевода А. С. Шеин, вторым воеводой был стольник кн. Ю. Ф. Барятинский. Численность полка с приданными соединениями составляла около 16 000 человек.[10].

Состав полка

В состав Новгородского полка входили служилые люди Новгородского разряда образовывая соединение — разрядный («боярский», «генеральский») полк. Управление Новгородским разрядным полком осуществлял разрядный воеводабоярин или окольничий. Новгородский воеводский полк состоял из нескольких полков по родам оружия (службы): солдат, рейтар, драгун, стрельцов, городовых казаков, поместной конницы (сотенная служба), снаряда и так далее, который возглавлялся воеводой с «товарищами».

Полки по родам оружия возглавляли начальные люди — воеводы.

В псковских летописях XV — XVI веков упоминается формирование (войско) — Кованая рать. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указано что судя по иностранным известиям, это были лучшие конные полки (конница) московского войска, составлявшиеся из воинов Новгородской и Псковской областях (краёв).

Конница

Первоначально конница Новгородского разрядного полка состояла из двух категорий служилых людей:

В этом составе конница приняла участие в кампаниях 1654-55 гг. В 1656 г.[3]. дворянскую конницу пополнили представители ещё трех служилых городов — Твери, Старицы и Торжка, а к категории городовых казаков добавились невельские казаки.

Пехота

Пехота Новгородского разрядного полк на протяжении всей своей истории включала в себя два основных элемента:

Первые солдатские и драгунские полки относились к числу «поселенных» полков и комплектовались крестьянами Заонежских погостов Новгородского уезда (впоследствии — Олонецкого уезда) и Сомерской волости Псковского уезда. Их формирование началось в 1649 году, а уже в 1650 г. заонежские солдаты приняли участие в походе против восставшего Пскова. В «поселенные» солдаты записывалось все мужское население области, на службу они должны были выступать по половинам. Организационно они входили в состав полков, делившихся на роты. С 1654 года в полках начали формироваться драгунские роты, затем в 1656 году переформированные в отдельный драгунский полк.[11]

Количество солдатских и драгунских полков (два заонежских и один сомерский) изначально насчитывало три, в 1655 году во Пскове был сформирован четвертый полк заонежских солдат. Состав и структура полков могла изменяться в различных кампаниях. Необходимость в пехоте и постепенное исчерпание людских ресурсов Олонецкого уезда и Сомерской области привели к тому, что в солдаты стали прибираться крестьяне других районов Псковского и Новгородского уездов.

К концу войны численность полков пехоты Новгородского разряда достигла своего максимума — 3 драгунских и 3 солдатских полка.[9] После окончания русско-польской войны 1654-67 гг. количество полков было сокращено до 3-4 и все они были переведены в солдатский строй.

Численность полка

1654 год. В начале русско-польской войны 1654-67 гг. в состав полка по наряду входили следующие категории служилых людей:

Помимо указанных выше категорий в походе 1654 года дополнительно принимало участие 500 астраханских татар временно прикомандированных в полк. Напротив стрельцы север-западных городов в походе участия не приняли, прикрывая тылы группировки и действуя самостоятельными соединениями в польской Ливонии (Инфлянтах). Разрядный полк делился на три воеводских полка разной численности:

Реальная численность выступивших в поход была меньшей — около 11 000 чел.[3].

1656 год. В начале русско-шведской войны большая часть Новгородского полка действовала в составе войска князя Алексея Трубецкого в походе на Юрьев. Состав войск остался примерно тем же:

  • Дворяне и дети боярские сотенной службы — 3 013 чел.
  • Городовых казаков — 658 чел
  • Стрельцы — 7 107 чел. (псковский приказ С. Вельяшева, новгородский приказ П. Путилова)
  • Драгуны — 1 200 чел. (полк А.Гамолтона)
  • Солдаты — 2 470 чел. (полки Т.Краферта, Т.Геза, В. Росформа)
  • Новокрещены — 102 чел..

Помимо традиционных для разрядного полка войск, учитывая важность похода в войско были направлены: 175 московских чинов, рейтарский полк полковника Дениса Фонвизина, приказ московских стрельцов С. Коковинского и боле 600 темниковских татар. С другой стороны часть войск разрядного полка действовала на иных направлениях, в том числе целиком солдатский полк В. Кормихеля и части других соединений.

На этот раз полк был разделен на 4 воеводских полка:

1659 год. В поход 1659-60 гг. Новгородский полк выступил в следующем составе:

  • Дворяне и дети боярские сотенной службы — около 1 300 чел..
  • Рейтары — 2 800 чел. в 3 полках (Д.Фонвисина, Т.Бойта и М.Реда)
  • Городовые казаки — около 500 чел..
  • Стрельцы — около 1 500 чел. в 4 приказах (Псковские Г.Линева и П.Пивова, Новгородские М.Волкова и С.Охлебаева).
  • Солдаты и драгуны — 2 338 чел. в 4 полках (Заонежский солдатский А. Гамолтона, Сомерский солдатский Е.Росформа, Заонежский драгунский А.Форота, Псковский И. Гулица).
  • Присяжная шляхта — около 1 000 чел..[7].

1661 год После завершения кампании 1661 года на смотре в Великом Новгороде полк (более 9700 чел.) был представлен следующими соединениями:

  • Московские чины — 127 чел.
  • Дворяне и дети боярские сотенной службы — 956 чел.
  • Гусар — 405 чел. (полк М. Караулова)
  • Рейтар в 4-х полках:
    • Полк Я. Одоврина (1-й Новгородский) — 578 чел.
    • Полк Г. Фаншейна (2-й Новгородский) — 576 чел.
    • Полк А. Нащокина (Псковский) — 491 чел.
    • Полк П. Фрелиха (Луцкий) — 564 чел.
  • Казаков — 426 чел. (опочецкие, донские, морские, копорские)
  • Присяжной шляхты — 369 чел.
  • Драгун полка А. Росформа (Сомерский) — 493 чел.
  • Городовых стрельцов в 3-х приказах:
    • Новгородцких приказа Б. Апрелева — 453 чел.
    • Псковских приказа Ф. Кустова — 386 чел.
    • Псковских приказа Г. Вельяшева — 439 чел.
  • Солдат в 7 полках (из них два временно приданых)
    • Полк Х. Любенова — 584 чел.
    • Полк Ф. Ванблументроста — 330 чел.
    • Полк Я. Трейдена — 538 чел.
    • Полк Ю. Грабова — 434 чел.
    • Полк Т. Гейса — 321 чел.
    • Полк В. Росформа — 475 чел.
    • Полк И. Кемена — 810 чел.[12]

1665 год. В конце русско-польской войны в состав полка, на псковском смотре 1665 года, входили следующие категории служилых людей (всего около 13 200 чел.)

  • Московских чинов — 227 чел.
  • Дворяне и дети боярские — 2 688 чел. (начальных людей, сотенного, рейтарского, драгунского строя)
  • Новокрещен и татар — 140 чел.
  • Казаков — 1 427 чел. (луцкие, новгородские, псковские, ладожские, копорские, морские, донские, опочецкие)
  • Даточных людей — 415 чел.
  • Драгун — 1 284 чел. (сомерские и олонецкие)
  • Стрельцов — 5 304 чел.
  • Солдаты — 1 360 чел.
  • Осадных людей — 433 чел.

Организационно большинство служилых людей входили в состав Гусарского полка, 4 рейтарских полков (1-го Новгородского Я. Одоврина, 2-го Новгородского Г.Фанштейна, Псковского В.Кригеля, Луцкого П.Фрелиха), 2 драгунских полков (Сомерского А.Форота и Олонецкого Ю.Грабова), 3 солдатских полка (Новгородский И.Кемена, Псковский И.Гулица, Олонецкий Я.Трейдена)[9].

1679 год. Во время подготовки к отражению вторжения турецких войск после Чигиринских походов, выдвинутый на южный рубеж Новгородский полк включал в свой состав следующие части:

  • Московских чинов — 80 чел.
  • Дворян и детей боярских сотенной службы −862 чел. из 17 «служилых городов» и 149 боевых холопов
  • Начальных людей — 170 чел.
  • Гусар — 417 чел. в 5 ротах
  • Копейщиков — 388 чел. в 3 ротах
  • Рейтар — 3 043 чел. в 3 полках (Новгородский, Псковский, Луцкий)
  • Солдат — 3 168 чел. в 3 полках
  • Стрельцов — 2 500 чел.

Всего — 10 698 чел.[13]

1681 год. По росписи русского войска 1681 года Новгородский разрядный полк расквартированный в Великом Новгороде и Торопце выглядел следующим образом:

  • Дворян и детей боярских сотенной службы — 1 436 чел.
  • Копейщиков и рейтар
    • полк А.Траурнихта — 1 724 чел.
    • полк Х.Ригимана — 1 211 чел.
    • полк М.Челищева — 1 225 чел.
  • Солдат
    • полк А.Росформа — 1 148 чел.
    • полк М.Гурика — 1 052 чел.
    • полк Я.Лувзена — 960 чел.
    • полк В.Ронорта — 1 044 чел.
  • Стрельцов
    • приказ Б.Пыжова — 1 011 чел.
    • приказ В.Тяпкина — 1 011 чел.

В росписи указывалась штатная численность полков нового строя и стрелецких приказов и не упомянуты гусары.[14]

1689 год. Во время второго крымского похода Новгородский разрядный полк был основой воеводской полка А. С. Шеина собиравшегося в Рыльске. в состав полка входили:

  • Московских чинов — 79 чел.
  • Дворян и детей боярских сотенной службы — 1 126 чел.
  • Кормовщиков — 262 чел.
  • Рейтар и копейщиков — 3 618 в 3-х полках (Новгородский А.Трауернихта, Псковский М.Зыкова, Великолуцкий В.Лескина)
  • Гусар — 247 чел.
  • Стрельцов — 1 669 чел. в 2-х приказах (Остафьева и Дурова)
  • Солдат — 2 346 чел. в 3 полках (Новгородский М.Вестова, Псковский Ф.Зборовского, Великолуцкий Х.Кро)

Помимо них в воеводском полку временно числилось ещё 3 полка рейтар и копейщиков, смоленский стрелецкий приказ и 3 солдатских полка).[10].

Полковые воеводы полка

  • 1650 г. — боярин кн. Иван Андреевич Хованский
  • 1654 г. — боярин Василий Петрович Шереметев
  • 1655 г. — боярин Василий Петрович Шереметев, затем — боярин кн. Семен Андреевич Урусов
  • 1656 г. — боярин кн. Алексей Никитич Трубецкой
  • 1657 г. — стольник кн. Матвей Васильевич Шереметев, затем боярин кн. Иван Андреевич Хованский
  • 1659-61 г. — боярин кн. Иван Андреевич Хованский
  • 1687-89 г. — боярин Алексей Семёнович Шеин

Перечень походов и боев Новгородского полка в 1654-67 гг

Расформирование полка в начале XVIII века

В начале Северной войны Новгородский разрядный полк принял участие почти во всех крупных операциях 17001704 годов. К этому времени жилых солдатских полков «нового строя» к концу XVII века не имелось. Дворяне и боярские дети (5,4 тыс.) были расписаны в выборные сотни, гусары, копейщики и рейтары.

Городовых стрельцов было 5,5 тыс. чел.: два «тысячных» стрелецких полка в Пскове (Данилы Загоскина и Юрия Вестова), два полка в Новгороде (московский «выписной» полк Дениса Рыддера, к осени 1700 года — Захария Вестова, и «тысячный» Мирона Баишева), в Гдове (200) и Ладоге (100).

Летом 1700 года сформировано два солдатских полка: Романа Брюса и Ивана Кулома.

Таким образом, «генеральство» (4-е) И. Ю. Трубецкого, принявшее участие в битве при Нарве (1700 году), составили:

  • два солдатских полка (Р. Брюса и И. Кулома (1 711чел.))
  • два новгородских стрелецких полка (З. Вестова и М. Баишева)
  • два псковских стрелецких полка (Ю. Вестова и В. Козодавлева) (в четырех полках — 2 184 чел.)
  • новгородские рейтары полковника Ивана Кокошкина (250 чел.)

Итого = 4145 чел.[15]

После поражения при Нарве продолжилось переформирование войск разряда по единому общероссийскому образцу. Конница постепенно переводилась в драгунский строй. При разборах 1702-06 гг. в драгуны записывались все рейтары из числа казаков, а также малопоместные и беспоместные дворяне и дети боярские до 35 лет. Все они полностью переводились на государственное снабжение и зачислялись в состав драгунских полков. Обеспеченные дворяне продолжали нести сотенную и гусарскую службу, но постепенно численность их снижалась, так как все молодые дворяне записывались в драгунскую службу. К 1708 году на базе конницы Новгородского полка было создано четыре драгунских полка:

В итоге в начале XVIII века, в результате административных и военных реформ Петра I, разрядная военно-административная территориальная система была упразднена, также был упразднён и Новгородский боярский полк.

Напишите отзыв о статье "Новгородский разрядный полк"

Примечания

  1. Устав был написан в Голландии по заказу русского правительства. В качестве иллюстраций использовались европейские гравюры, в частности эта повторяет [commons.wikimedia.org/wiki/File:Early_Seventeenth_Century_Infantry_Equipment_(Ulderick_Balck,_1615).jpg?uselang=ru голландскую гравюру 1615 года]
  2. Тихомиров М. Н. Псковское восстание 1650 года. М. — Л., 1935
  3. 1 2 3 Новосельский А. А.. Очерк военных действий боярина Василия Петровича Шереметева в 1654 г. на Новгородском фронте. // Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994. С. 117—136
  4. Курбатов О. А. «Чудо архангела Михаила». Документы похода Новгородского полка на Брест и битвы при Верховичах 17 ноября 1655 г. // Исторический архив. 2005. № 3. С. 168—190
  5. Лобин А. Н., Смирнов Н. В. Борьба за Юрьев-Ливонский в годы русско-шведской войны (1656-58) // Война и оружия. Новые исследования и материалы. 2-я международная научно-практическая конференция. СПб, ВИМАИВиВС, 2011. С. 534—549
  6. Курбатов О. А. Русско-шведская война 1656-58 гг.: проблемы критики военно-исторических источников // Россия и Швеция в средневековье и новое время: архивное и музейное наследие. М, 2002. С. 150—166; Новосельский А. А. Город как военно-служилая и как сословная организация провинциального дворянства в XVII в. // Исследования по истории эпохи феодализма. М., 1994
  7. 1 2 3 4 Курбатов О. А. «Литовский поход 7168 г.» кн. И. А. Хованского и битва при Полонке 18 июня 1660 г. //Славяноведение. — 2003. — № 4. — С. 25—40.
  8. Акты Московского государства. — Т. III. — С. 117—119.
  9. 1 2 3 Воробьев В. М. [rusmilhist.blogspot.ru/2014/01/xvii.html Новгород и Псков — два важных центра военно-политической истории России XVII в. // Псков в Российской и Европейской истории (к 1100-летию летописного упоминания)]. М., 2003, с. 314—326
  10. 1 2 Устрялов Н. Г., История царствования Петра Великаго. Т 1. Господство царевны Софьи. СПб, 1858. Приложение IX, Перечневая роспись служилых ратных людей, бывших в Крымском походе 7197 года. с. 386—389
  11. 1 2 Курбатов О. А. Русская армия в период 1656-61 гг: Войска «полковой службы» Новгородского разряда в 1656-58 гг (по материалам РГАДА): Дипломная работа студента VI курса в/о. Москва. 1998.
  12. Веселовский С. Б. Сметы военных сил Московского государства 1661—1663 гг. // Чтения в Обществе истории и древностей российских. — Кн. З. — М., 1911. — Отд. 1. — С. 44-45
  13. Русская историческая библиотека. Т. XI, с. 414—420
  14. Роспись перечневая ратным людем, которые во 189-м году росписаны в полки по розрядам. // Иванов П. И. Описание государственного Разрядного архива, с присовокуплением списков со многих хранящихся в ном любопытных документов. М., 1842
  15. Великанов В.С. [www.reenactor.ru/ARH/PDF/Velikanov_01.pdf К вопросу об организации и численности русской армии в Нарвском походе 1700 года] // Война и оружие: Новые исследования и материалы. Вторая Международная научно-практическая конференция, 18-20 мая 2011 года. — Санкт Петербург: Вимаививс, 2011. — Т. 1. — С. 130—143. — ISBN 978-5-903501-12-0.

Литература

  • Чернов А. В. [www.hrono.ru/libris/lib_ch/chrnv00.html Вооруженные силы Русского Государства в XV—XVII вв. (С образования централизованного государства до реформ при Петре I)] — М., 1954.
  • Курбатов О. А. Очерки развития тактики русской конницы «сотенной службы» с середины XVI до середины XVII в. // Военная археология: Сборник материалов Проблемного Совета «Военная археология» при Государственном Историческом музее: Выпуск 2 / Отв. ред. О. В. Двуреченский. — М.: Русская панорама, 2011. — С. 58-91. — 248, [16] с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-93165-296-2.

Отрывок, характеризующий Новгородский разрядный полк

Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.