Новгородско-Лужская наступательная операция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Новгородско-Лужская наступательная операция
Основной конфликт: Великая Отечественная война

«Наступление под Ленинградом», 1944 г.,

фото М.А. Трахмана.
Дата

14 января — 15 февраля 1944 года

Место

Ленинградская область[~ 1], СССР.

Итог

Победа советских войск

Противники
СССР Германия
Командующие
К. А. Мерецков
Л. А. Говоров
Г. фон Кюхлер
В. Модель
Г. Линдеман
Силы сторон
Волховский фронт в полном составе, часть сил Ленинградского фронта. части 18-й и 16-й армии группы армий «Север».
Потери
Потери только Волховского фронта (включая потери 1-й ударной армии): 55342 человека (из них 13294 — безвозвратные потери)[1]. По другим данным — 62723 человека (из них 16542 — безвозвратные потери)[2]. Согласно советским данным — 82000 человек убитыми и раненными[3].
  1. До 1944 года большая часть современной Новгородской области и значительная часть современной Псковской области входили в состав Ленинградской области. Указами Президиума Верховного Совета СССР от 5 июля 1944 года и от 23 августа 1944 года были образованы Новгородская и Псковская области соответственно.
 
Битва за Ленинград
Сольцы Ленинград (1941) Лужский оборонительный рубеж Старая Русса (1941) Блокада Ленинграда Петергоф-Стрельна Синявино 1 Синявино 2 Тихвин 1 Тихвин 2 Демянский котёл Любань «Айсштосс» • Усть-Тосно Синявино 3 «Искра» • «Полярная Звезда» • Демянск (1943) Старая Русса (1943) Красный Бор Мга Ленинград-Новгород «Январский гром» • Новгород - Луга
 
Ленинградско-Новгородская операция
Красное Село-Ропша Новгород-Луга Мерикюлаский десант Кингисепп-Гдов Старая Русса-Новоржев

Новгородско-Лужская наступательная операция (14 января — 15 февраля 1944 года) — операция советских войск Волховского фронта против части сил 18-й немецкой армии, осаждавшей Ленинград, с задачами разгромить группировку противника в районе Новгорода, освободить Октябрьскую железную дорогу и окружить, совместно с войсками Ленинградского фронта, основные силы 18-й армии в районе Луги.

Наступление войск Волховского фронта, начатое одновременно с Красносельско-Ропшинской операцией Ленинградского фронта, было частью Ленинградского-Новгородской стратегической наступательной операции, в результате которой советские войска полностью освободили Ленинград от вражеской блокады.





Содержание

Силы сторон

СССР

Волховский фронт — ком. генерал армии К. А. Мерецков, начальник штаба генерал-лейтенант Ф. П. Озеров:

Ленинградский фронт[~ 1] — ком. генерал армии Л. А. Говоров:

Германия

Группа армий «Север» — ком. генерал-фельдмаршал Георг фон Кюхлер, с 1 февраля генерал-полковник Вальтер Модель.

Обстановка на театре военных действий осенью 1943 года

В сентябре 1943 года командование немецкой Группы армий «Север», понимая, что отразить очередное наступление советских войск будет крайне сложно, приступило к разработке плана отвода своих войск от Ленинграда на новые оборонительные позиции на рубеже река Нарва — Чудское озеро — Псков — Остров — Идрица (линия «Пантера»)[~ 2].

Намерения противника достаточно быстро стали известны советскому командованию. Уже 29 сентября войска Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов получили приказ Генерального Штаба усилить сбор разведданных, точно выявить намерения противника и быть готовыми в любой момент начать его преследование[4].

Однако в конце 1943 года немецкие войска так и не начали отступление от Ленинграда. А. Гитлер, считая, что у советских войск на тот момент не было возможности предпринять крупное наступление на северо-западном направлении, приказал Группе армий «Север» продолжать прочно удерживать свои позиции и отступить, только если очередное советское наступление заставит это сделать.

План наступления советских войск

В сентябре 1943 года военные советы Ленинградского и Волховского фронтов представили Ставке ВГК план крупномасштабного совместного наступления с целью разгрома основных сил 18-й немецкой армии и полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады.

Общий замысел операции заключался в том, чтобы вначале одновременным ударом двух фронтов разгромить петергофско-стрельнинскую (Красносельско-ропшинская операция) и новгородскую группировки противника, расположенные на флангах 18-й немецкой армии. Затем планировалось, наступая на кингисеппском и лужском направлениях, окружить основные силы противника. В дальнейшем советским войскам предстояло, нанося удары на Нарву, Псков и Идрицу, полностью освободить Ленинградскую область и создать предпосылки для дальнейшего наступления в Прибалтику[5][6].

Военный совет Волховского фронта планировал провести свою часть наступления в три этапа. На первом этапе предполагалось прорвать оборону противника и освободить Новгород, на втором этапе — продвинуться вперед на 30 километров и достичь Луги, на третьем этапе — овладев Лугой, развивать наступление на Псков и Остров. В случае успеха трёх первых фаз операции планировалось осуществить ещё один этап, рассчитанный на непосредственную подготовку к освобождению Прибалтики[7].

Ставка ВГК вскоре одобрила предложенный план. Поскольку на тот момент сохранялась возможность отступления немецких войск, советское командование разработала два варианта плана наступления. Первый вариант предусматривал незамедлительный переход советских войск к преследованию противника, в случае его отступления, а второй — прорыв эшелонированной обороны противника, в случае если немецкие войска продолжать удерживать свои позиции.

Расстановка сил перед началом операции

К началу 1944 года Волховский фронт занимал рубеж от Гонтовой Липки до Лезно и далее по реке Волхов до озера Ильмень, удерживая плацдарм на левом берегу Волхова на участке Дымно — Званки (захваченный в 1942 году в ходе Любанской операции)[3].

С этих рубежей советским войскам предстояло перейти в наступление против частей 18-й немецкой армии (3 авиаполевые дивизии, 6 пехотных дивизий и 2 пехотные бригады из состава 38-го, 26-го и 28-го армейских корпусов).

Войскам Волховского фронта предстояло взломать хорошо подготовленную оборону противника, которая опиралась на целый ряд мощных узлов сопротивления, из которых особенно выделялись Мга, Тосно, Любань, Чудово и Новгород. На направлении главного удара фронта в районе севернее Новгорода основная оборонительная полоса немецких войск была построена вдоль шоссе Новгород — Чудово, а вторая — по реке Кересть. Непосредственные подходы к городу прикрывали три линии обороны. Многие каменные здания в населённых пунктах были превращены в долговременные огневые точки[7].

Согласно плану операции главный удар наносила 59-я армия: основными силами — с плацдарма на левом берегу Волхова в 30 километрах к северу от Новгорода, а частью сил — южнее Новгорода в районе озера Ильмень. Планировалось обойти город с двух сторон и наступая в общем направлении на Люболяды, окружить новгородскую группировку противника. Освободив город, войскам 59-й армии предстояло наступать в северо-западном направлении на Лугу и в юго-западном направлении на Шимск. Быстрый захват Луги позволил бы советским войскам отрезать пути отступления противника из районов Мги, Тосно, Чудово и Любани, в направлении которых наступали 8-я, 54-я армии, а также 67-я армия Ленинградского фронта. Главной задачей этих трёх армий было восстановление контроля над Кировской и Октябрьской железными дорогами.

К началу операции Волховский фронт насчитывал 22 стрелковые дивизии, 6 стрелковых бригад, 4 танковых бригады, 14 танковых и самоходно-артиллерийских полков и батальонов, 2 укрепрайона, а также большое количество артиллерийских и миномётных соединений в составе трёх общевойсковых армий и в резерве фронта. Всего войска фронта к 10 января 1944 г. насчитывали 297860 солдат и офицеров: 59-я армия — 135040 человек, 8-я армия — 45328, 54-я армия — 67417, 14-я воздушная армия — 16482, а также 33593 человека в составе частей фронтового подчинения[8]. По другим данным общая численность войск фронта перед началом операции составляла около 260000 солдат и офицеров[1]. В частях фронта насчитывалось 3633 орудий и миномётов, около 400 танков и САУ, а также 257 самолётов 14-й воздушной армии[9]. Общее наступление двух фронтов поддерживали соединения авиация дальнего действия — всего около 330 самолётов[10].

Содействовать наступлению Волховского и Ленинградского фронтов должны были войска 2-го Прибалтийского фронта, которым была поставлена задача, перейдя в наступление на идрицком направлении и севернее города Новосокольники, сковать силы 16-й немецкой армии и не допустить их переброску под Ленинград и Новгород.

Кроме того, большая роль в предстоящем наступлении отводилась действиям партизанских соединений Ленинградской области (всего около 35000 бойцов и командиров в составе 13 партизанских бригад[11]), которым была поставлены задачи «уничтожить местные органы управления оккупационных властей», «спасать население от уничтожения и вывоза в Германию» и усилить боевые операции на шоссейных и железнодорожных коммуникациях противника.

Ход боевых действий, 14 — 31 января

Освобождение Новгорода

14 января войска Волховского и Ленинградского фронтов перешли в наступление.

В 10 часов 50 минут утра, после массированной артподготовки оборону 38-го немецкого армейского корпуса (1-я авиаполевой, 28-й егерской дивизии и 2-й латышской бригады СС) атаковали части 59-й армии. С плацдарма на Волхове севернее Новгорода в наступление перешли два стрелковых корпуса: 6-й (65-я, 239-я и 310-я стрелковые дивизии) и 14-й (191-я, 225-я и 378-я стрелковые дивизии).

В первый день наступления из-за снегопада и метели поддержка артиллерии была малоэффективна, а действия авиации и вовсе исключены. Кроме того, значительная часть танков застряла в болотах и воронках и не смогли поддержать наступление пехоты. Все это не позволило 6-му и 14-му стрелковым корпусам сходу добиться значительных успехов. Только 239-я и 378-я стрелковые дивизии сумели прорвать оборону противника и продвинуться вперед[9].

Более удачно действовала «южная группа» 59-й армии под командованием генерал-майора Т. А. Свиклина, задачей которой было вместе с соединениями 6-го стрелкового корпуса замкнуть кольцо окружения вокруг новгородской группировки противника. Передовой отряд группы в составе 58-й стрелковой бригады, части сил 225-й стрелковой дивизии, а также 44-го и 34-го отдельных аэросанных батальонов, в ночь на 14 января обошёл Новгород с юга по льду озера Ильмень. На рассвете части «южной группы» на северо-западном берегу озера атаковали части 2-й латышской бригады СС и к вечеру захватили плацдарм шириной до 5 километров и глубиной до 4 километров.

Опасаясь, что группировка оборонявшая Новгорода будет окружена, немецкое командование бросило в этот район дополнительные силы. Части 290-й пехотной дивизии и кавалерийский полк «Норд» получили задачу преградить путь «южной группе» 59-й армии, а один полк 24-й пехотной дивизии, переброшенный из района Мги, усилил оборону севернее Новгорода[12].

15 января советское командование ввело в бой севернее и южнее Новгорода дополнительные силы из второго эшелона 59-й армии. Части 239-й, 65-й стрелковых дивизий, а также 16-й и 29-й танковых бригад усилили наступление 6-го стрелкового корпуса. В результате упорных боев 15-16 января советские войска значительно продвинулся вперед, отбросили 28-ю егерскую дивизию и части 24-й пехотной дивизии противника и перерезали железную дорогу Чудово — Новгород. К 17 января 6-й и 14-й стрелковые корпуса взломали главную линию обороны противника на 20-километровом участке фронта, продвинувшись вперед до 8 километров[13].

В последующие дни, преодолевая бездорожье, болота и леса, подвижная группа 6-го стрелкового корпуса 20 января вышла к железной дороге Новгород — Батецкий, в 2 километрах восточнее разъезда Нащи[14]. Одновременно с наступлением севернее Новгорода развивалось наступление «южной группы», которая была усилена частями 372-й, 225-й стрелковых дивизий и несколькими артиллерийскими подразделениями. Продвигаясь вперед, 18 января части 372-й дивизии прочно взяли под свой контроль шоссе и железную дорогу Новгород — Шимск и продолжали наступление в сторону Старой Мельницы и Горынева[14].

Успешное продвижение советских войск севернее и южнее Новгорода поставило под угрозу окружение 38-й армейский корпус противника. Командование 18-й немецкой армии, пытаясь спасти положение, перебросило в этот район части 21-й, 121-й пехотных и 8-й егерской дивизий и некоторые другие соединения, но вскоре стало очевидно, что спасти положение невозможно. 18 января Г. Линдеман отдал приказ своим войскам оставить Новгород и отступить по единственному оставшемуся пути в направлении Батецкого.

Утром 20 января части 191-я и 225-я стрелковые дивизии 14-го стрелкового корпуса и 382-я стрелковая дивизия 7-го стрелкового корпуса (из резерва фронта) без боя заняли Новгород. Части 28-й егерской, 1-й авиаполевой дивизий и кавалерийского полка СС «Норд», бросив тяжёлое вооружение, вечером 19 января оставили город[15]. Однако выйти из окружения немецким войскам не удалось. 20 января в 10 километрах западнее Новгорода в районе Горынева соединились подразделения 6-го стрелкового корпуса и 372-й стрелковой дивизии «южной группы» 59-й армии, порезав путь к отступлению немецким частям. Большая часть немецкой группировки была уничтожена, а около 3000 солдат и офицеров попали в плен[12].

Бои на линии Октябрьской железной дороги

16 января в наступление перешла 54-я армия с целью сковать силы противника. Затем планировалось во взаимодействии с войсками 8-й и 67-й армий окружить и уничтожить части 26-го и 28-го армейский корпусов, занимавших оборону в районах Мги, Чудова и Любани.

За четыре дня ожесточенных боев к 20 января 54-я армия сумела продвинуться вперед всего 5 километров и не смогла преодолеть сопротивление частей 121-й, 21-й пехотных, 12-й, 13-й авиаполевых дивизии противника. Удержать позиций в районах Чудово и Любани для немецкого командования было крайне важно, поскольку вдоль Октябрьской железной дороги и шоссе Ленинград — Москва проходила промежуточная линия обороны, на которую 21 января начали отступление немецкие войска из района Мги.

Как только разведка обнаружила отход немецких войск из «мгинско-синявинского выступа», 67-я армия Ленинградского фронта и 8-я армия Волховского фронта получили приказ начать преследования отступающего противника. К вечеру 21 января Мга была освобождена, а вскоре был восстановлен контроль над Кировской железной дорогой. В дальнейшем наступление развивалось не столь стремительно. Прикрывавшая отход 26-го армейского корпуса из района Мги 212-я пехотная дивизия, сумела задержать наступление советских войск, что позволило основным силам закрепиться на рубеже вдоль Октябрьской железной дороги.

Отступление немецких войск из района Мги заставило командование Ленинградского фронта отменить намеченный удар частью сил 42-й армии на Пушкин, Слуцк[~ 3] и Тосно с целью совместно с войсками 67-й армии и Волховского фронта окружить части 26-го и 28-го немецких армейских корпуса в районах Мги, Тосно и Любани. Теперь задача освобождения Октябрьской железной дороги возлагалось на 67-ю армию и войска Волховского фронта, а 42-й армия начала наступление на Красногвардейск.

22 января Военный совет Волховского фронта представил Ставке ВГК «план развития Новгородско-Лужской операции». В докладе главной целью войск фронта «в связи с начавшимся отходом противника на мгинском и любанском направлениях и разгромом новгородской группировки» обозначались следующие задачи: захват Луги силами 59-й армии, а также Тосно и Любани совместными действиями 8-й и 54-й армий. В этот же день Ставка ВГК, внеся некоторые корректировки, утвердила предложенный план своей директивой № 220013, в которой в частности говорилось:

Овладеть Лугой не позднее 29—30 января. К этому времени левым крылом войск выйти на рубеж Луга, Сольцы. Правым крылом овладеть Любанью не позднее 23—24 января, содействовать левому крылу Ленфронта в занятии Тосно и выдвижении на Сиверскую[16].

Кроме того, для более эффективных действий Ставка ВГК разрешило командующему войсками Волховского фронта передать большую часть сил 8-й армии в состав 54-й армии. При этом штаб 8-й армии переводился «для повышения оперативности управления наступающими войсками» на левый фланг фронта в район озера Ильмень.

К этому моменту немецкие войска, закрепившиеся на промежуточной линии обороны вдоль Октябрьской железной дороги, продолжали оказывать ожесточенное сопротивление, но, вместе с тем, понимая, что долго сдерживать наступление советских войск на этом рубеже невозможно, готовились к отходу на запад.

25 января 54-я армия, получившая значительные подкрепления из состава 8-й, 67-й армий и резервов фронта, продолжила наступление. 26 января силами 124-й, 364-й стрелковых дивизий и 1-й стрелковой бригады (переданы в состав 54-я армии из 67-й армии) был взят посёлок Тосно. 28 января силами 80-й, 281-й, 374-й и 177-й стрелковых дивизий была взята Любань, а 29 января силами 44-й стрелковой дивизии, а также 14-й и 53-й стрелковых бригад — Чудово. В полдень 29 января командование Волховского фронта доложило Верховному Главнокомандующему о полном освобождении Октябрьской железной дороги. В донесении в частности говорилось:

Войска Волховского фронта, продолжая наступление, в 24:00 28 января 1944 года стремительными действиями с востока, севера и запада блокировали Чудово и, уничтожив находящегося там противника, овладели крупным железнодорожным узлом Октябрьской желдороги и городом Ленинградской области Чудово, превращенным немцами в сильно укреплённый узел сопротивления. Таким образом, Октябрьская железная дорога и Ленинградское шоссе на всем своем протяжении от Тосно до Сосницкая Пристань освобождены от немецких захватчиков[17].

.

Преследуя отступающего с боями противника, соединения 54-й армии к 31 января вышли на рубеж Слудицы — Еглино — Апраксин Бор — Глушица. В то же время войска 42-й и 67-й армий освободили Красногвардейск, Пушкин и Слуцк. К концу января войска 2-й ударной и 42-й армий Ленинградского фронта вышли к реке Луге в районах Котлов, Кингисеппа и Большого Сабска, а 67-й армия — к Сиверскому.

Наступление Волховского фронта на Лугу

После освобождения Новгорода главной задачей 59-й армии стало незамедлительное наступление на Лугу. В случае успеха советские войска имели возможность окружить большую часть 18-й немецкой армии. Если на запад в направлении Нарвы отходили около 5 немецких дивизий, то на юго-запад в направлении Пскова через Лугу — около 14 дивизий (примерно 3/4 всей 18-й армии)[18]. По этой причине Ставка ВГК поставила задачу фронту «овладеть Лугой не позднее 29—30 января».

На направлении главного удара 59-й армии наступал 6-й стрелковый корпус, которому предстояло сломить сопротивление противника в районе Батецкого и совместно с 112-м стрелковым корпусом, действовавшим на правом фланге армии, развивать наступление на Лугу. При этом 112-й стрелковый корпус должен был частью сил нанести удар в направлении Финева Луга и перерезать путь отхода немецких войск с линии Октябрьской железной дороги. На левом фланге 59-й армии наступали два стрелковых корпуса: 7-й наступал в направлении железной дороги Ленинград — Дно, а 14-й — на юго-запад в направлении Шимска[18].

Немецкое командование, понимая всю серьёзность ситуации, было вынуждено усилить и перегруппировать свои войска, действовавшие против 59-й армии. Были сформированы несколько боевых групп, перед которыми была поставлена задача задержать наступление советских войск на Лугу и обеспечить отход частей 28-го армейского корпуса из района Любани и Чудова. К 21 января боевая группа «Шульта» (2-я латышская бригада СС, остатки 28-й егерской, боевые группы 24-й, 121-й, 21-й пехотных дивизий) занимала оборону на участке Спасская Полисть — Татино, прикрывая направление на Финев Луг. Группа «Шпета» (остатки 1-й авиаполевой дивизии и кавалерийского полка «Норд»), а также 8-я егерская дивизия занимали оборону по обеим сторонам железной дороги Новгород — Батецкий, а группа «Фергута» (части кавалерийского полка «Норд» и 290-й пехотной дивизии) прикрывала направление на Шимск[19].

Продолжив наступления, соединения 6-го стрелкового корпуса и 29-й танковой бригады, наступавшие непосредственно на Лугу, встретили упорное сопротивление и не смогли сходу преодолеть оборону противника. Только к 26 января, после нескольких дней ожесточенных боев, части корпуса, продвигаясь вдоль железной дороги Новгород — Батецкий, сумели несколько потеснить противника, освободили Люболяды и вышли к реке Луге.

Значительно большего успеха добились соединения 59-й армии, действовавшие на левом фланге. Части 7-го стрелкового корпуса за пять дней сломили сопротивление противника и продвинулись вперед на 30-35 километров в западном и юго-западном направлениях и вышли к реке Луге у посёлка Требонь. При этом 256-я дивизия при поддержке 7-й гвардейской танковой и 5-й партизанской бригад к 27 января взяла станцию Передольская на железной дороге Ленинград — Дно, а 382-я стрелковая дивизия, отбросив 8-ю егерскую дивизию противника, заняла посёлок Медведь и перерезала шоссе Лугу — Шимск. Одновременно 14-й стрелковый корпус и 16-я танковая бригада отчистили от врага северо-западное побережье озера Ильмень и к 26 января вышли к Шимску, но захватить его не смогли. Противник, чтобы сохранить связи между 18-й и 16-й армиями, упорно оборонял город[18].

Поскольку шимское направление было второстепенным, командование Волховского фронта приняло решение приостановить наступление в этом районе и сосредоточить основные силы на лужском направлении. Для этого 25 января штабу 8-й армии были переподчинены 7-й (256-я, 382-я, 372-я стрелковые дивизии) и 14-й стрелковые корпуса, а также 7-я гвардейская, 16-я, 122-я танковые бригады и некоторые другие части 59-й армии. Соединениям 8-й армии была поставлена задача, нанося удары на Лугу с юга и юго-востока, содействовать наступлению 59-й армии[20]. Прикрывать левый фланг 8-й армии должен был 150-й укрепрайон, занявший оборону в районе Шимска.

27 января 59-я армия, в составе которой на тот момент входили только 6-й, 112-й стрелковые корпуса и одна танковая бригада, продолжила наступление, нанося главный удар на Лугу вдоль железной дороги Новгород — Батецкий. За несколько дней ожесточённых боев соединения 59-й армии не сумели сломить сопротивление противника в этом районе и достигли только локальных успехов. Части 6-го стрелкового корпуса не смогли овладеть мощным узлом сопротивления противника Батецким, а соединениям 112-го стрелкового корпуса не удалось захватить Оредеж и перерезать шоссе на Лугу, что позволило частям 28-го немецкого армейского корпуса отступить из района Чудово.

Не добились существенных успехов и соединения 8-й армии. Немецкое командование приложило все силы, чтобы отбить станцию Передольская, которая имела ключевое значение. В бой были брошены части 285-й охранной и 12-й танковой дивизий. Станция несколько раз переходила из рук в руки. Хотя в конечном итоге Передольская всё-таки осталась за советскими войсками, в этих боях части 8-й армии понесли значительные потери и не смогла продолжить наступление на Лугу.

Взять Лугу не позднее 29-30 января, как было приказано Ставкой ВГК, войска Волховского фронта не сумели. Немецкое командование, стараясь удержать «лужский рубеж» любой ценой, сосредоточило все наличные силы в этом районе — в начале февраля здесь держали оборону части 12-й танковой, 4 пехотные дивизии, 6 боевых групп пехотных дивизий и остатки ещё 6 дивизий и бригад[18]. Преодолеть сопротивление такой группировки советские войска не смогли, что позволило большей части немецких войск 18-й армии отступить из-под Ленинграда и при этом сохранить свой боевой потенциал.

Причинами неудачного наступления на Лугу в конце января стали недостаточная концентрация войск на направлениях главного удара, сложный рельеф местности, растянутые пути снабжения, отсутствие поддержки с воздуха из-за плохой погоды и большие потери в танковых частях. 29 января Ставка ВГК, недовольная подобным развитием событий, своей директивой приказала войскам Волховского фронта, не ввязываясь в бой за Шимск и Сольцы, направить все усилия на быстрейшее овладение Лугой. Для выполнения поставленной задачи войска фронта получили 15000 солдат маршевого пополнения и 130 танков[19].

Обстановка к началу февраля 1944 г

К концу января 1944 года войска Ленинградского и Волховского фронтов, отбросив немецкие войска, полностью освободили Ленинград от вражеской блокады. Однако 18-я немецкая армия не была разгромлена и продолжала оказывать ожесточённое сопротивление.

В начале февраля войска двух советских фронтов продолжили наступление. Войск Ленинградского фронта наступали силами 2-й ударной и 42-й армий на Нарву, а силами 67-й армии — на Лугу с севера и северо-востока. Главной задачей Волховского фронта по-прежнему оставалась овладение Лугой силами 59-й, 8-й и 54-й армий.

Поскольку войскам Волховского фронта не удалось овладеть Лугой в конце января, Ставка ВГК была вынуждена провести ряд перегруппировок и внести некоторые изменения в план дальнейшего наступления. Так, по предложению Л. А. Говорова, 1 февраля Ставкой ВГК было принято решение несколько изменить направление главного удара 42-й армии. Теперь армии предстояло, наступая в направлении Гдова, обойти «лужскую группировку» противника с северо-запада, перерезать коммуникации противника на линии Луга — Псков и способствовать в овладении Лугой войскам 67-й армии и Волховского фронта[21].

Кроме того, с 2 февраля войска Волховского фронта были усилены 1-й ударной армией 2-го Прибалтийского фронта[22].

Понимая, что сложившиеся ситуация может привести к окружению и разгрому основных сил 18-й армии, командующий группой армий «Север» Г. фон Кюхлер планировал начать отступление из района Луги. Однако 30 января А. Гитлер отдал приказ — удержать «лужский рубеж», восстановить связь с 16-й армией и остановить советское наступление. Г. фон Кюхлер посчитал приказ невыполнимым и был отправлен в отставку. На его место был назначен В. Модель, который сразу же отдал распоряжение войскам без приказа не делать ни единого шага назад[23].

Новый командующий группой армий «Север» рассчитывал за счёт активной обороны и постоянных контрударов, остановить продвижение советских войск и восстановить общий фронт как между двумя армиями, так и основных сил 18-й армии в районе Луги с двумя армейскими корпусами, обособленно сражавшимися в районе Нарвы[23].

Для усиления немецкой группировки в районе Луги были переброшены несколько соединений из состава 16-й армии. Кроме того, для обеспечения связи между двумя армиями и восстановления общего фронта 6 февраля на базе управления 6-го корпуса СС было сформирована оперативная группа под командованием генерала Г. Фриснера, в состав которой вошли 38-й и 10-й армейские корпуса[24].

Ход боевых действия, 1-12 февраля

Наступление 42-й и 67-й армий Ленинградского фронта

31 января войска 42-й армии форсировали реку Луга и продолжили наступление, преследуя отступающие к Нарве части немецкого 50-го армейского корпуса. За несколько дней советские войска, при поддержке партизанских соединений, значительно продвинулась вперед, освободили Ляды, Сара-Гору, Гдов и достигли побережья Чудского озера.

В начале февраля командование фронтом поставило 42-й армии новую задачу — обойти лужскую группировку с запада и северо-запада и содействовать войскам 67-й армии и Волховского фронта в овладении Лугой. Учитывая это, соединения армии продолжили наступление силами 108-го из района Ямма на Псков, а силами 123-го и 116-го стрелковых корпусов — из района Ляды на юго-восток с задачами взять Плюссу, Струги Красные и перерезать дорогу Луга — Псков.

Наступление 42-й армии поставило под угрозу окружения основные силы 18-й немецкой армии. Понимая это, В. Модель отдал приказ своим войскам любой ценой удержать коммуникации между Лугой и Псковом. Для этого в районе Луги были оставлены 11-я, 212-я, 215-я пехотные дивизии, а 13-я авиаполевая, 24-я, 58-я, 21-я, 207-я пехотные дивизии в спешном порядке начали занимать оборону от района западнее Луги до Чудского озера. При этом части 12-й танковой, 12-й авиаполевой и 126-й пехотной дивизий должны были нанести контрудар от восточного побережья Чудского озера в северном направлении[25].

7 февраля немецкие войска, готовившиеся перейти в контрнаступление, были атакованы частями 42-й армии. В районе Ямма на реке Желче завязались ожесточенные бои между частями 108-го стрелкового корпуса и немецкой 207-й пехотной дивизией, а между Лугой и рекой Плюссой 116-й и 123-й стрелковые корпуса, наступавшие в направлении Струг Красных, атаковали позиции 13-й авиаполевой и 58-й пехотной дивизий.

10 февраля части 12-й танковой дивизии контратаковали 196-ю и 128-ю стрелковые дивизии 108-го стрелкового корпуса в районе Ямма, но лишь несколько задержали наступление советских войск. К 12 февраля соединения 108-го стрелкового корпуса, оттеснив противника на юг, заняли Подборовье, а силами одной стрелковой дивизии — небольшой плацдарм на западном побережье Чудского озера.

Одновременно продолжались бои на рубеже реки Плюссы, где оборону немецкой 58-й пехотной дивизии усилии 21-я и 24-я пехотные дивизии, переброшенные в этот район для нанесения контрудара. Соединениями 116-го и 123-го стрелковых корпусов в районе Заруденье — Березицы — Ореховно в результате ожесточенных боев 8-15 февраля прорвали оборону противника и разбили три немецкие дивизии. Часть немецкой 58-й пехотной дивизии попала в окружение. Немецкое командование бросило в бой 13-ю авиаполевую дивизию и части 12-й танковой дивизий с задачей восстановить положение, но те, понеся большие потери, выполнить поставленную задачу не смогли. Более того танково-гренадерский полк 12-й танковой дивизии также оказался в окружении. 13 февраля немецкие части, бросив танки и артиллерию, попытались прорваться в направлении Струг Красных, переправившись через озеро Чёрное, но лишь немногим удалось вырваться из окружения. К 15 февраля дивизии двух стрелковых корпусов 42-й армии, уничтожив окруженные части противника, продолжили наступление в направлениях Струг Красных и Плюссы[25].

Одновременно с 42-й армией на Лугу с севера и севера-востока наступали соединения 110-го, 117-го стрелковых корпусов 67-й армии. Встретив упорное сопротивление противника на рубеже Красные Горы — Долговка, соединения 67-й армии продвигались вперед с большим трудом и только к 11 февраля вышли на подступы к Луге[26].

Наступление 42-й и 67-й армии поставило немецкие войска в районе Луги в критическое положение. У командования группы армий «Север» исчезла последняя возможность удержать «лужский рубеж» и остановить наступление советских войск. Вместе с тем, хотя частям 123-го и 116-го стрелковых корпусов 42-й армии удалось выйти к окраинам Плюссы, перерезать железную дорогу на Псков им не удалось. Таким образом, у частей 18-й немецкой армии оставалась возможность отступления из района Луги.

Продолжение наступления Волховского фронта

В начале февраля войска трёх армий Волховского фронта, перегруппировав силы, продолжили наступление на Лугу. Части 54-й армии наступали на Лугу с северо-востока, а соединения 59-й армии — с юга-востока на участке фронта Оредеж — Батецкий. Наиболее трудная задача была поставлена перед 8-й армией, которой предстояло частью сил, наступая в направлении железной дороги Луга — Псков, содействовать наступлению 59-й армии, а остальными силами во взаимодействии с 1-й ударной армией окружить и уничтожить немецкие дивизии правого фланга 16-й армии юго-западнее озера Ильмень. 1-й ударной армии, вошедшей в состав фронта в начале февраля, была поставлена задача прорвать оборону противника южнее Старой Руссы и наступать в направлении на станцию Дно на соединение с частями 8-й армии.

Поскольку задача, поставленная перед частями 8-й армии, была очень сложной, вскоре советское командование было вынуждено провести дополнительную перегруппировку войск. Так, 8 февраля после того как части 54-й армии освободили Оредеж они были переданы в состав 67-й армии Ленинградского фронта, а штаб армии был переведен на левый фланг Волховского фронта. Приняв под командование 111-й и 119-й стрелковые корпуса, 54-я армия получила задачу совместно с 8-й и 1-й ударной армиями окружить и уничтожить противника в районе Старой Руссы.

Несмотря на перегруппировку и значительные подкрепления, наступление на Лугу вновь развивалось с большим трудом. Соединения 59-й армии встретив упорное сопротивление частей немецкого 38-го армейского корпуса, за пять дней сумели продвинуться вперед лишь на 25 километров. Только после того как части 54-й армии 8 февраля взяли Оредеж, немецкие войска начали отступление, но до 12 февраля продолжали удерживать Батецкий, сдерживая тем самым наступление 59-й армии[26].

Изначально большего успеха добились части 8-й армии, наступавшие в направлении железной дороги Луга — Псков. Так, 7-й стрелковый корпус (усиленный 256-й стрелковой дивизией, 1-й стрелковой бригадой и двумя танковыми батальонами) сумел значительно продвинуться вперед и 2 февраля перерезал шоссе Псков — Луга у посёлка Елемцы. Однако войска 59-й армии и основные силы 14-го стрелкового корпуса 8-й армии продвигались вперед не столь стремительно и оголили фланги 7-го стрелкового корпуса.

В сложившейся обстановке, немецкое командование, которому было необходимо любой ценой восстановить контроль над шоссе Псков — Луга, приняло решение нанести контрудар. Оперативная группа «Фриснер» силами 285-й охранной дивизии и частей 12-й танковой дивизии, наступавшими с севера от Череменецкого озера, и 121-й пехотной дивизии, наносившей удар с юга от Уторгоши, перешли в контрнаступление и 3 февраля замкнули кольцо окружения, соединившись в районе Страшево. В окружение попали части 256-й и 372-й стрелковых дивизий и один полк 5-я партизанской бригады. Оказавшись в тяжёлом положении советские части, объединённые под общим руководством командира 256-й стрелковой дивизии полковника А. Г. Козиева, были вынуждены отступить от шоссе Луга — Псков и занять оборону в районе посёлка Оклюжье. Командование 8-й армии сумело оперативно организовать доставку по воздуху продовольствия и боеприпасов окруженным частям, что позволило «группе А. Г. Козиева» отразить все атаки противника, которые неоднократной предпринимались немецкими войсками 6-15 февраля[26][27].

Командование фронтом, обеспокоенное сложившейся ситуацией, сразу же попыталась организовать наступление с целью разгромить немецкие войска в районе юго-западнее Луги, надёжно перерезать коммуникации противника и вызволить из окружения «группу А. Г. Козиева». Для этого из резерва Ставки ВГК был выделен 99-й стрелковый корпус (229-я, 265-я, 311-я стрелковые дивизии), который должен был нанести удар на Уторгош и Струги Красные. Одновременно, усиленный одной дивизией, 14-й стрелковый корпус получил задачу наступать на Сольцы[27].

Начав наступление 7 февраля, советские войска не смогли в полной мере осуществить задуманный план. Встретив ожесточенное сопротивление немецкой 8-й егерской дивизии, которую поддерживали танки и авиация, части двух советских стрелковых корпусов вели ожесточенные бои до 15 февраля, но так и не добились успеха. Вместе с тем, это наступление значительно облегчило положение войск, окруженных в районе Оклюжье. 15 февраля на помощь 8-й армии прибыли части 59-й армии, которые 16 февраля деблокировали «группу А. Г. Козиева».

Ожесточенное сопротивление противника и постоянные контратаки не позволили 8-й и 54-й армиям в должной мере содействовать наступлению 1-й ударной армии, которая, имея в своём составе всего 4 стрелковые дивизии и одну стрелковую бригаду. Соединения 1-й ударной армии, начав наступление в начале февраля на 100-километровом участке фронта, не смогли сломить сопротивление 21-й авиаполевой, 30-й пехотной и 15-й латышской дивизией СС из состава 16-й немецкой армии и к середине февраля продвинулись вперед всего на несколько километров[27].

Освобождение Луги

Несмотря на то, что окружить немецкие войска ни в районе Луги, ни в районе юго-западнее озера Ильмень советским войскам так и не удалось, 18-я немецкая армия была поставлена в критическое положение. Командующий группы армий «Север» В. Модель до последнего момента надеялся удержать линию фронта на рубеже между озером Ильмень и Чудским озером. Однако эта идея не нашла поддержки у А. Гитлера и ОКХ, которые считали, что лучше отступить, чем снова поставить войска под угрозу окружения. Таким образом, В. Модель был вынужден отдать приказ своим войскам начать отступление[25].

8 февраля начался вывод из Луги тыловых и вспомогательных частей, затем в направлении Пскова начали отступление основные силы 18-й армии. К вечеру 12 февраля город Луга, который продолжали оборонять немецкие арьергардные отряды, был взят 120-й, 123-й, 201-й и 46-й стрелковыми дивизиями 67-й армии при содействии 377-й стрелковой дивизии 59-й армии[26].

Освободив Лугу, советские войска продолжили наступление, преследуя отступающего противника, который начал 17 февраля общее отступление к линии «Пантера».

Расформирование Волховского фронта

13 февраля 1944 года директивой Ставки ВГК № 220023 Волховский фронт был расформирован. Ленинградскому фронту были переданы 54-я, 59-я и 8-я армии, а 2-му Прибалтийскому — 1-я ударная армия. Управление фронта было направлено в резерв Ставки ВГК[28].

Предложение о расформировании Волховского фронта исходило от Л. А. Говорова, который считал, что в интересах единства управления все войска на псковском направлении должны быть переданы Ленинградскому фронту[29]. Для К. А. Мерецкова, который уже наметил план дальнейшего наступления фронта в Эстонию, Латвию и Белоруссию, такое решение Ставки ВГК стало полной неожиданностью[7].

В своих воспоминаниях генерал С. М. Штеменко, представитель Генерального штаба на 2-м Прибалтийском фронте, расценил это решение как ошибочное:

Ещё в марте мы убедились, что Ленинградский фронт, вобравший в себя войска и всю полосу бывшего Волховского фронта, стал слишком громоздок. В его составе оказалось 7 общевойсковых армий, действовавших на четырёх важных операционных направлениях — выборгском, таллинском, псковском и островском. Это очень отрицательно сказалось на управлении войсками[29].

Уже через два месяца, 18 апреля 1944 года, был создан новый, 3-й Прибалтийский фронт, в состав которого были включены 42-я, 54-я и 67-я Ленинградского фронта, а затем и 1-я ударная армия из состава 2-го Прибалтийского фронта.

Итоги операции

Новгородско-Лужская операция закончилась решительной победой советских войск, которая во многом предопределила успех и всей Ленинградско-Новгородской стратегической наступательной операции.

Однако наступление развивалось не столь стремительно как планировалось перед началом операции. Овладеть Лугой в намеченные Ставкой ВГК сроки и только силами Волховского фронта не удалось. Советскому командованию пришлось использовать для выполнения этой задачи основные силы 42-й и 67-й армий Ленинградского фронта, что значительно ослабило наступление в районе Нарвы. Немецкие войска 18-й армии, хоть и потерпели тяжёлое поражение, всё-таки не были разгромлены и сохранили значительную часть своего боевого потенциала, что не позволило советским войскам весной 1944 года прорвать линию «Пантера» и приступить к освобождению Прибалтики.

Одной из причин подобного развития событий стали крайне неудачные действия 2-го Прибалтийского фронта, которые не были должным образом скоординированы с наступлением Волховского фронта, что позволило немецкому командованию перебросить значительные силы из состава 16-й армии в район Луги.

Командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков в своих мемуарах отметил:

Если нашим соседом справа был Ленинградский фронт и мы работали вместе как единый механизм, то слева пока ничего похожего не получалось. Просто брала досада, когда приходилось видеть подобную несогласованность, может быть и по нашей вине. Я не раз докладывал по этому поводу Ставку, а и Верховное главнокомандование само собиралось наладить дело по-другому, но в тот раз, вероятно, не успело[7].

Как следствие соединения Волховского фронта не смогли сломить сопротивления основных сил 18-й немецкой армии и взять Лугу в конце января. Однако немецким войскам удалось лишь замедлить наступление армий Волховского и Ленинградского фронтов. Советское командование внесло необходимые корректировки в план наступления и оперативно провело ряд перегруппировок. Продолжив наступление, советские войска не позволили противнику удержать «лужский рубеж» и установить новую линию фронта между Чудским озером и озером Ильмень. Во второй половине февраля немецкие войска начали общее отступление на линию «Пантера».

К 15 февраля войска Волховского фронта, а также 42-я и 67-я армии Ленинградского фронта, отбросив врага на 50-120 километров, вышли на линию южное побережье Чудского озера — Плюсса — Уторгош — Шимск. Были освобождены 779 городов и населённых пунктов, в том числе: Новгород, Луга, Батецкий, Оредеж, Мга, Тосно, Любань, Чудово.

Огромное значение имело восстановление контроля над стратегически важными железными дорогами — прежде всего Кировской и Октябрьской. Вскоре было в полном объёме восстановлено движение по семи железным дорогам из Ленинграда: на Вологду, Рыбинск, Москву, Новгород, Батецкий, Лугу и Усть-Лугу[7].

Потери

СССР

Согласно статистическому исследованию «Россия и СССР в войнах XX века» потери Волховского фронта в период проведения операции составили — 50300 человек убитыми, пропавшими без вести и раненными (из них 12011 — безвозвратные потери, 38289 — санитарные). Кроме того, потери 1-й ударной армии (с 02.02 по 15.02. в составе Волховского фронта) за период с 14 января по 10 февраля составили 5042 человека (из них 1283 — безвозвратно)[1].

Согласно «отчёту о Новгородско-Лужской операции», составленного штабом Волховского фронта, потери войск фронта за период с 14 января по 11 февраля 1944 года (включая потери 1-й ударной армии в период с 1 по 10 февраля) были более существенными — 62733 человека (из них 16542 — безвозвратные потери, 46191 — санитарные). Наибольшие потери понесли части 59-й армии, которые потеряли 25155 человек убитыми и ранеными (только в боях за освобождение Новгорода потери составили — 14473 человека) и части 8-й армии, потерявшие в боях 22253 человека[2].

Кроме того, следует учитывать, что части 42-й и 67-й армий Ленинградского фронта, активно содействовавшие войскам Волховского фронта в боях за Октябрьскую железную дорогу и за Лугу, также понесли значительные потери. По всей видимости, эти данные включены в общие потери Ленинградского фронта в Ленинградско-Новгородской операции.

Германия

Поскольку в начале 1944 года немецкие войска вынуждены были с боями отступать из-под Ленинграда, учёт потерь штабами 16-й и 18-й армий велся эпизодически и точно указать потери немецких войск в ходе операции затруднительно. Однако можно утверждать, что немецкие войска группы армий «Север» сохранили значительную часть своего боевого потенциала[30].

Согласно советским данным в результате операции войска Волховского фронта разгромили 8 пехотных и 1 танковую дивизию, а также нанесли тяжёлое поражение ещё 4 пехотным дивизиям противника, общие потери которого составили около 82000 человек[3].

Интересные факты

  • 27 января 1944 года Военный совет Ленинградского фронта издал приказ, в котором говорилось об окончательном снятии блокады Ленинграда. В приказе так же была объявлена благодарность войскам Ленинградского фронта и морякам Краснознаменного Балтийского флота. О победах войск Волховского фронта, которые внесли неоценимый вклад в освобождение Ленинграда от вражеской блокады, в этом приказе ничего не говорится[31].
  • Советские войска, освободив 20 января 1944 г. Новгород, нашли город практически разрушенным и безлюдным. Из 2500 жилых домов уцелели только 40. Сильно пострадали все памятки архитектуры, в том числе Софийский собор и памятник «Тысячелетие России». К моменту освобождения в городе осталось всего 30 жителей — остальные были либо угнаны в Германию, либо уничтожены оккупационными войсками[32].
  • В 2008 году городам Луга и Новгороду было присвоино почетное звание «Город воинской славы» с формулировкой «за мужество, стойкость и массовый героизм, проявленные защитниками города в борьбе за свободу и независимость Отечества»[33][34].

Почётные наименования соединений и частей

За успешные действия в ходе Новгородско-Лужской наступательной операции приказами Верховного Главнокомандующего отличившимся соединениям и частям были присвоены почётные наименование в честь их особого участия в освобождении в ходе операции важнейших городов.[35]:

Новгородские

Мгинские

Тосненские

Любанские

Чудовские

Лужские

Напишите отзыв о статье "Новгородско-Лужская наступательная операция"

Литература

Документы

  • [militera.lib.ru/docs/da/blocade/index.html Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов] / Под ред. Н. Л. Волковского.. — СПб.: Полигон, 2005. — 766 с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-023997-1.

Мемуары

  • Коровников И.Т., Лебедев П.С., Поляков Я.Г. На трёх фронтах. Боевой путь 59-й армии. — М.: Воениздат, 1974. — 327 с.
  • Жаркой Ф. М. [otvaga2004.ru/voyennaya-biblioteka/ Танковый марш]. — СПб., 2011. — 175 с.
  • Мерецков К. А. [militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/index.html На службе народу]. — М.: Политиздат, 1968.

Исторические исследования

  • Гланц Д. Битва за Ленинград. 1941—1945 / Пер. У. Сапциной. — М.: Астрель, 2008. — 640 с. — ISBN 978-5-271-21434-9.
  • Шигин Г. А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери / Под ред. Н. Л. Волковского. — СПб.: Полигон, 2004. — 320 с. — ISBN 5-17-024092-9.

Примечания

Комментарии
  1. Указаны только армии Ленинградского фронта непосредственно взаимодействовавшие с войсками Волховского фронта в ходе операции.
  2. По некоторым данным линией «Пантера» назывался стратегический рубеж обороны немецких войск на всём протяжении советско-германского фронта. Кроме того, комплекс немецких оборонительных сооружений в Эстонии на Нарвском перешейке между Финским заливом и Чудским озером именовался линией «Танненберг»
  3. Городам Слуцк и Красногвардейск были возвращены их исторические названия Павловск и Гатчина ещё до их освобождения от немецкой оккупации — 23 января 1944 года.
Источники
  1. 1 2 3 [lib.ru/MEMUARY/1939-1945/KRIWOSHEEW/poteri.txt Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил: Статистическое исследование. / Под общ. ред. Г. Ф. Кривошеева. — М.: Олма-Пресс, 2001. — с. 293—294. ISBN 5-224-01515-4]
  2. 1 2 [militera.lib.ru/docs/da/blocade/index.html Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов/под ред. Н. Л. Волковского. — М. АСТ, СПб.: Полигон, 2005. — с. 603—619.]
  3. 1 2 3 [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 490—491. — 500 000 экз.
  4. Русский архив: Великая Отечественная: Генеральный штаб в годы Великой отечественной войны: документы и материалы: 1943 год. Т. 23, № 12 (3). — М.: ТЕРРА, 1999. — с. 348.
  5. [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 406. — 500 000 экз.
  6. [militera.lib.ru/h/leningrad/10.html Непокоренный Ленинград. — Л.: Наука, 1970.]
  7. 1 2 3 4 5 [militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/27.html Мерецков К. А. На службе народу. — М.: Политиздат, 1968.]
  8. [militera.lib.ru/docs/da/blocade/index.html Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов/под ред. Н. Л. Волковского. — М. АСТ, СПб.: Полигон, 2005. — с. 589—590.]
  9. 1 2 [militera.lib.ru/h/na_volhovskom_fronte/01.html На Волховском фронте. 1941—1944. — М.: «Наука», 1982.]
  10. Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. 1941—1945. — М.: АСТ: «Астрель», 2008. — c. 256. ISBN 978-5-17-053893-5
  11. История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945. Энциклопедия В 6 томах. М.: Издательство министерства обороны СССР, 1962. — том 4, с. 32.
  12. 1 2 Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. 1941—1945. — М.: АСТ: «Астрель», 2008. — c. 355—360. ISBN 978-5-17-053893-5
  13. Бешанов В. В. Десять сталинских ударов. — Мн.: Харвест, 2004. — с. 56-59. ISBN 985-13-1738-1
  14. 1 2 Шигин Г. А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери./ Под редакцией Н. Л. Волковского. — СПб.: ООО "Издательство «Полигон», 2004. — c. 233—236. ISBN 5-89173-261-0
  15. [www.1942.ru/book/wolchow900.htm Х. Польман, Волхов. 900 дней боев за Ленинград 1941—1944]
  16. [militera.lib.ru/docs/da/blocade/index.html Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов/под ред. Н. Л. Волковского. — М. АСТ, СПб.: Полигон, 2005. — с. 152—153.]
  17. [militera.lib.ru/docs/da/blocade/index.html Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов/под ред. Н. Л. Волковского. — М. АСТ, СПб.: Полигон, 2005. — с. 600—601.]
  18. 1 2 3 4 Шигин Г. А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери./ Под редакцией Н. Л. Волковского. — СПб.: ООО "Издательство «Полигон», 2004. — c. 242—244. ISBN 5-89173-261-0
  19. 1 2 Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. 1941—1945. — М.: АСТ: «Астрель», 2008. — c. 369—377. ISBN 978-5-17-053893-5
  20. [militera.lib.ru/h/na_volhovskom_fronte/01.htm На Волховском фронте. 1941—1944. — М.: «Наука», 1982.]
  21. Мощанский И. Б. У стен Ленинграда. — М.: Вече, 2010 — с. 280. ISBN 978-5-9533-5209-3
  22. Русский архив: Великая Отечественная. Ставка ВКГ: Документы и материалы 1944—1945. Т. 16 (5-4). — М.: ТЕРРА, 1999. — с. 39.
  23. 1 2 Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. 1941—1945. — М.: АСТ: «Астрель», 2008. — c. 379—382. ISBN 978-5-17-053893-5
  24. Шигин Г. А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери./ Под редакцией Н. Л. Волковского. — СПб.: ООО «Издательство „Полигон“», 2004. — c. 245. ISBN 5-89173-261-0
  25. 1 2 3 Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. 1941—1945. — М.: АСТ: «Астрель», 2008. — c. 386—394. ISBN 978-5-17-053893-5
  26. 1 2 3 4 Шигин Г. А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери./ Под редакцией Н. Л. Волковского. — СПб.: ООО "Издательство «Полигон», 2004. — c. 246—247. ISBN 5-89173-261-0
  27. 1 2 3 Гланц Дэвид, Битва за Ленинград. 1941—1945. — М.: АСТ: «Астрель», 2008. — c. 394—398. ISBN 978-5-17-053893-5
  28. [militera.lib.ru/docs/da/blocade/index.html Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов/под ред. Н. Л. Волковского. — М. АСТ, СПб.: Полигон, 2005. — с.155-156.]
  29. 1 2 [militera.lib.ru/memo/russian/shtemenko/13.html Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. — М.: Воениздат, 1989.]
  30. [leningradblokada.ru/na-podstupach-k-leningradu/gruppa-armiy-sever-chislennost-i-poteri-pod-leningradom.html Сяков Ю. А. Численность и потери германской группы армий «Север» в ходе битвы за Ленинград (1941—1944 гг.). Журнал «Вопросы истории», Январь 2008, № 1, с. 133—136.]
  31. [bigstonedragon.livejournal.com/628193.html Газета «Ленинградская правда», 28 января 1944 г.]
  32. [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 489—490. — 500 000 экз.
  33. Указ Президента Российской Федерации от 5 мая 2008 года № 554 «О присвоении городу Луге почётного звания Российской Федерации „Город воинской славы“»
  34. Указ Президента Российской Федерации от 28 октября 2008 года № 1533 «О присвоении городу Великому Новгороду почётного звания Российской Федерации „Город воинской славы“»
  35. История ордена Ленина Ленинградского военного округа. — М.: Воениздат, 1974. — С. 566—568. — 613 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Новгородско-Лужская наступательная операция

– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.