Новгородцев, Павел Иванович

Павел Иванович Новгородцев
Фотография из альбома «Московский коммерческий институт 1906—1910»
Дата рождения:	28 февраля (12 марта) 1866(1866-03-12)
Место рождения:	Бахмут Российская империя Российская империя
Дата смерти:	23 апреля 1924(1924-04-23) (58 лет)
Место смерти:	Прага, Чехословакия
Научная сфера:	Философия права
Место работы:	Императорский Московский университет Московский коммерческий институт
Альма-матер:	Московский университет
Известные ученики:	Ильин И. А., Алексеев Н. Н., Вышеславцев Б.П.
Известен как:	Философ и политический деятель, историк.
Подпись:

Па́вел Ива́нович Новгоро́дцев (28 февраля (12 марта) 1866, Бахмут, Российская империя — 23 апреля 1924, Прага, Чехословакия) — русский юрист-правовед, философ, общественный и политический деятель, историк (автор книг по истории философии права). Один из представителей либерализма в России.

Биография

Родился в городе Бахмуте Екатеринославской губернии. В 1884 году окончил гимназию с золотой медалью, после чего переехал в Москву и поступил на юридический факультет Московского университета, где проучился четыре года. Также изучал право в Берлине и Париже. С 1894 года — приват-доцент Московского Университета, с 1897 — магистр права. В 1902 году в Петербургском университете защитил докторскую диссертацию по теме «Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве: Два типических построения в области философии права» (издана в виде книги в 1901 году). Избран экстраординарным профессором юридического факультета Московского университета по кафедре энциклопедии права. Одновременно преподавал на Высших женских курсах, сотрудничал в журнале «Вопросы философии и психологии».

С 1904 года Павел Иванович — член совета Союза Освобождения, в 1905 году вступил в конституционно-демократическую («кадетскую») партию. Как член данной партии, стал депутатом I Государственной Думы от родной Екатеринославской губернии. После роспуска думы, в числе многих других депутатов подписал «Выборгское воззвание» от 10 июля 1906 года, за что был осуждён по ст.129, ч.1, п.п.51 и 3 Уголовного Уложения и провёл три месяца в тюремном заключении. По освобождении отошёл от активной политической деятельности, сосредоточившись на научно-преподавательской работе. В 1906 стал директором Московского коммерческого института, который возглавлял вплоть до 1918 года. В 1911 году, вместе со многими другими преподавателями Императорского Московского университета, подал прошение об увольнении из И.М.У. в рамках так называемого «Дела Кассо». В годы Первой мировой войны работал во Всероссийском Союзе городов, являлся московским уполномоченным Особого совещания по топливу. В 1917 году Новгородцев вновь был избран профессором Московского университета, и снова вошёл в ЦК кадетской партии. Член-учредитель Лиги русской культуры и её Временного комитета в Москве. В 1918 году проводил кадетские конференции в Екатеринодаре и Харькове. Являлся официальным оппонентом на защите диссертации своего ученика Ивана Ильина на тему «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека».

В конце 1918 года по болезни сравнительно легко выехал за границу, сотрудничал в газете «Руль» (Берлин), однако в 1920 году вернулся в Крым, занятый войсками барона Врангеля. В ноябре 1920 года эвакуировался из Крыма вместе частями Русской армии и сочувствующего ей гражданского населения из Крыма. После эвакуации осел в Чехословакии. В 1921—1922 гг. читал лекции в Ахенской технической школе. Основатель и декан Русского юридического института (факультета) в Пражском университете. Принимал активное участие в деятельности Русской академической группы в Праге и создании Русского национального университета.

Скончался в Праге в 1924 году, похоронен на Ольшанском кладбище.

Семья

Павел Иванович Новгородцев был женат на Лидии Антоновне Будилович, дочери филолога Антона Семёновича Будиловича.

Основные труды

• П.И. Новгородцев. Введение в философию права: Кризис современного правосознания. — РАН. Ин-т государства и права. — М.: Наука, 1997. — 269 с.
• П.И. Новгородцев. Об общественном идеале. — М.: УРСС, 1991. — 640 с.
• П.И. Новгородцев. [www.odinblago.ru/pravosl_soznanie Существо русского православного сознания]. — Берлин, 1923.
• П.И. Новгородцев. [www.odinblago.ru/demokratia_na_rasputie Демократия на распутье]. — Прага, 1923.
• П.И. Новгородцев. [www.odinblago.ru/path/4/3/ Восстановление святынь] (рус.) // Путь. — Прага, 1926. — № 4. — С. 54—71.

Литература

• Ю.Я. Баскин, Д.А. Баскин [www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=147130 Павел Иванович Новгородцев (Из истории русского либерализма)]. — СПб., 1997.
• И.А. Ильин Памяти П.И. Новгородцева // Русская мысль. — Прага—Париж, 1923—1924. — № 9—12. — С. 369—374.
• Государственная дума Российской империи, 1906—1917 : Энциклопедия.. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2008. — С. 415—416. — ISBN 978-5-8243-1031-3.
• Незабытые могилы: Российское зарубежье: некрологи 1917—1999 в 6 т. / Сост. В. Н. Чуваков.. — М.. — Т. 5. — С. 147. — ISBN 5-7510-0298-9.

Ссылки

• [allpravo.ru/library/doc108p/instrum5264/ Новгородцев П. И. Лекции по истории философии права]
• [www.auditorium.ru/books/988/ Новгородцев П. И. Введение в философию права: Кризис современного правосознания] (недоступная ссылка с 16-05-2013 (3991 день) — история)
• [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=2546 Новгородцев П. И. «Политические идеалы Древнего и Нового мира. Выпуск 1» (1914, pdf)]
• [www.russiangrave.ru/person?prs_id=95]

Отрывок, характеризующий Новгородцев, Павел Иванович

[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.