Новейшая история. Семнадцать мгновений весны 25 лет спустя
Новейшая история. Семнадцать мгновений весны 25 лет спустя | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр |
Сергей Кожевников |
Продюсер |
Александр Левин |
Автор сценария |
Сергей Костин |
В главных ролях | |
Оператор |
Ефим Любинский |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
55,16 мин. + 49,06 мин. |
Страна | |
Язык |
Русский |
Год | |
«Новейшая история. Семнадцать мгновений весны 25 лет спустя» — двухсерийный документальный фильм Леонида Парфёнова об истории создания телефильма «Семнадцать мгновений весны».
Фильм вышел в серии «Новейшая история», раздел «Кинематограф» на канале «НТВ» в 1998 году[1].
Содержание
Сюжет
Фильм представляет собой воспоминания участников съёмочной группы, актёров телефильма «Семнадцать мгновений весны» о процессе съёмок, журналистские расследования исторических подробностей, отражённых в фильме.
Первые кадры документального фильма (с прогулкой ведущего Леонида Парфёнова и режиссёра Татьяны Лиозновой) отсылают зрителя к первым кадрам телефильма (прогулка Штирлица и фрау Заурих).
Участники
- Леонид Парфёнов — ведущий
- Татьяна Лиознова
- Вячеслав Тихонов
- Леонид Броневой
- Олег Табаков
- Леонид Куравлёв
- Лев Дуров
- Вячеслав Шалевич
- Элеонора Шашкова
- Евгений Лазарев
- Иосиф Кобзон
- Георгий Пипия
- Ольга Семёнова
- Всеволод Ежов
- Теодор Гладков
- Наталья Катаева
- Владимир Дуленков
- Мариам Быховская
- Леонард Бухов
- Вера Таривердиева
- Татьяна Чередниченко
Съёмочная группа
- Ведущий: Леонид Парфёнов
- Идея: Евгений Киселёв
- Автор: Сергей Костин
- Режиссёр:
- Сергей Кожевников
- Александр Левин
- Оператор:
- Ефим Любинский
- Мартыньш Пунаис
- Композитор: Алексей Шелыгин
- Продюсеры:
- Александр Левин
- Ефим Любинский
Факты, озвученные в фильме
- Режиссёр Татьяна Лиознова за 25 лет, разделяющие телевизионный и документальные фильмы, впервые на телевидении рассказывает о создании «Семнадцати мгновений весны».
- Куратором фильма от КГБ выступил Семён Цвигун, консультантом на съёмочной площадке — полковник КГБ Георгий Пипия. Оба они фигурируют в титрах под псевдонимами — С. К. Мишин и Г. В. Колх соответственно.
- Работая над фильмом, сценарист и автор сюжета Юлиан Семёнов подолгу смотрел немецкую хронику, изучал воспоминания Вальтера Шелленберга, дневники Йозефа Геббельса. Семенов разыскал Карла Вольфа и советника Аллена Даллеса Пола Блюма и встречался с ними.
- Изначально сценарий «17 мгновений» был продан на «Ленфильм». Юлиан Семёнов послал телеграмму Лапину, в которой сообщал об отзыве сценария с «Ленфильма» и передаче его на Киностудию им. М. Горького для постановки Лиозновой. При этом вернул полученные за сценарий деньги.
- Знаменитая сцена свидания Штирлица с женой появилась после рассказа нелегала Конона Молодого Вячеславу Тихонову. Сцену в сценарий вставили специально, и выглядеть она должна была следующим образом: в Берлин жену привозят вместе с сыном. Мальчик должен был в кафе играть за столиком с игрушечным клоуном, у которого в руках медные тарелочки. Одна из них отваливается, и жена оставляет её на блюдце. Штирлиц видит это, и улучив момент, уносит драгоценное сокровище с собой и делает из тарелочки брелок. В последний момент Лиознова решила снимать сцену без ребёнка, а брелок так и остался в кадре — в других сериях Штирлиц несколько раз вертит его в руках.
- Телевизионный гардероб Штирлица состоял из 100 белых рубашек, 11 костюмов, гражданских пиджаков, полевого кителя, парадного мундира, фрака.
- Первым претендентом на исполнение песен к «Семнадцати мгновениям весны» был Муслим Магомаев. Исполнение Магомаева не устроило Лиознову, и на пробы приглашались Валерий Ободзинский, Вадим Мулерман, Валентина Толкунова… По легенде Иосифа Кобзона пригласили шестнадцатым.
- После успеха музыки Микаэла Таривердиева в Союзе композиторов появляется международная телеграмма «Поздравляю успехом своей музыки вашем фильме. Франсис Ле», после которой Таривердиева обвиняют в плагиате, его песни вытесняются из эфира. Позже Франсис Ле сообщит, что не предъявлял никаких претензий, телеграмма была фальшивкой.
- Рисунок роли Штирлица определили как «Внешняя сдержанность, исполненная внутренней силы».
- На вопрос Юлиана Семёнова, «Слава, как тебе удается так прекрасно думать — я вижу, что ты думаешь на экране», Вячеслав Тихонов ответил: «Всё очень просто — я прокручиваю в голове всю таблицу умножения».
- Сцена совещания у Шелленберга, когда шеф СД гневно отчитывает подчиненных — немая. Но во время съемок, которые проходили далеко за полночь, текст произносить было нужно. Олег Табаков тоном недовольного начальника открывает заседание словами: «Товарищи, это безобразие! Мы тут сидим до двух-трёх ночи, пора уже этому положить конец!». Этот текст произносился при включённой камере и опешившей Лиозновой. Статисты всерьёз восприняли слова Табакова. После команды режиссёра «Стоп» разразился безудержный хохот.
- Швейцарский Берн снимался в Мейсене, небольшом городке возле Дрездена (путь к проваленной явочной квартире профессора Плейшнера)[2]. В Прибалтике снимали большую часть натуры. Оставшуюся часть снимали в ГДР. Цветочную улицу и место встречи Штирлица с Борманом снимают в Риге. Медвежат Бернского зоопарка, на которых смотрит профессор Плейшнер, — в Тбилиси. Баварские Альпы, место, где пастор Шлаг впервые встал на лыжи, снимали в Бакуриани.
- Изначально в телефильме вместо младенцев собирались снимать кукол, но от этой идеи отказались, так как их статичность слишком заметна. Поэтому дети в кадре настоящие. Из-за того, что малыши быстро растут, съёмочной группе пришлось снимать шесть разных младенцев.
- Застенки Гестапо снимали в Бутырской тюрьме.
- Производство телефильма затянулось на срок более трёх лет. По этому поводу Андропов заметил Цвигуну, что «Картина снимается дольше, чем война длилась!».
- Телефильм планировали выпустить на телеэкран к 9 мая, но из-за того, что все серии лично принимал Андропов, а он смотрел 14 часов картины в три приема по 4 серии, притом по ночам, к зрителю «Семнадцать мгновений весны» попали лишь в августе 1973 года. У председателя КГБ возникло только одно замечание — не отражена роль германского рабочего движения в борьбе с нацизмом. В фильм вставили упоминание об Эрнсте Тельмане и соответствующий фрагмент кинохроники 30-х годов.
- Леониду Куравлеву долго не давался образ Айсмана. Чтобы помочь ему, Лиознова сделала Айсмана одноглазым. За чёрной повязкой должна была читаться биография жесткого, бывалого бойца: «Ты своим одним глазом должен протыкать человека насквозь».
- Директор картины Ефим Лебединский приглашал на съемки в качестве статистов своих многочисленных родственников и знакомых. В результате в кадре не раз появляются эсэсовцы явно неарийской внешности. С. К. Цвигун по этому поводу однажды поинтересовался: «У нас фильм про немецкую армию или про израильскую?»
Интересные факты
- Фильмом «„Семнадцать мгновений весны“. 25 лет спустя» на канале НТВ начался цикл «Новейшая история». Далее было «Сердце Ельцина» Светланы Сорокиной (об операции Ельцина), «Чисто российское убийство» (40 дней смерти Галины Старовойтовой), «Афганский капкан» Евгения Киселева (ввод советских войск в Афганистан)…
- От участия в фильме отказались Леонид Броневой, Екатерина Градова[3].
- В фильме используется кадры съёмок Бориса Журавлёва, сделанные КГБ в 1988 году.
- В фильме используется фрагмент телепередачи «Музыка в театре, в кино, на телевидении» с интервью Микаэла Таривердиева
- Авторы фильма «Новейшая история. „Семнадцать мгновений весны“ 25 лет спустя» компьютерным способом выполнили правку титров «Семнадцати мгновений весны», в которых не было указано имя исполнителя песен Иосифа Кобзона.
- В фильме используется ремикс на песни из телефильма, созданный сыном Иосифа Кобзона Андреем и DJ Грув.
- В 2002 году фильм вышел на DVD (дистрибьютор — «Мастер Тэйп»)[4].
Напишите отзыв о статье "Новейшая история. Семнадцать мгновений весны 25 лет спустя"
Примечания
- ↑ [ria.ru/columns/20130809/955271010.html#13824662435714&message=resize&relto=login&action=removeClass&value=registration 12 лет из телевизионной жизни Штирлица]
- ↑ [www.archdesignfoto.com/gde-snimali-film-gde-snimali-17-mgnovenij-vesny-shhirlic-pastor-shlag-plejshner-radistka-ket-semnadcat-mgnovenij-vesny-klinika-sharite-berlin.html Где снимали фильм «Семнадцать мгновений весны» — история фильма в реальных зданиях и интерьерах]
- ↑ Юрате Гураускайте. [dokopost.ru/21/28 Герои обслуживаются вне очереди] (рус.). Русский телеграф (28 августа 1998). Проверено 22 октября 2013.
- ↑ www.ozon.ru/context/detail/id/1048409/?item=1045352 Новейшая история. Семнадцать мгновений весны 25 лет спустя
Ссылки
- [4sale.ntv.ru/ru/item/2897/ Фильм на сайте канала НТВ]
- [leonidparfenov.ru/semnadcat-mgnovenij-vesny-25-let-spustya/ Фильм на сайте Леонида Парфёнова]
- [coollib.com/b/280524/read Дэвид Э. Мёрфи «Что знал Сталин. Советская разведка с точки зрения „ГП“».]
Отрывок, характеризующий Новейшая история. Семнадцать мгновений весны 25 лет спустя
В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.